В 80‑х годах прошлого века в медиапространстве США и Великобритании была развёрнута целая медиакомпания с книгами, телепередачами и рассказами «очевидцев», которая сегодня известна как «сатанинская паника». Это любопытное информационное поветрие убедило множество людей в том, что вокруг них существуют миллионы сатанистов, активно режущих сограждан и насилующих детей; кроме прочих досталось, например, Пи-Орриджу, который от такой радости просто уехал из страны.

Именно в этих реалиях разворачивается действие британского ретрохоррора с кроненберговским привкусом «Цензор». Главная героиня зарабатывает на жизнь цензурой трешового кино и живёт в прямой зависимости от того, найдут ли таблоиды связь между очередным убийством и сценой из пропущенного ею фильма. В цензоры она попала не просто так: кое-что ей пришлось подвергнуть цензуре и в собственной жизни.

Ко второй части фильма становится ясно, что под соусом психологического хоррора нам подают урбанистическую сказку об одержимой колдунье, которой придётся сражаться за собственную душу в кинематографическом мире-двойнике реальности. Путь её будет пролегать по некротическим тропам урбанистической мифологии: с телефонными разговорами с мёртвыми людьми, уникальными плёнками, проклинающими смотрящего на их проживание, и ультимативным колдовским орудием – профессиональным телепультом, произвольно коверкающим реальность, как очередное цензурируемое кино.

Путешествие будет увлекательное (особенно последние 15 минут – полный шик). И послание при этом доходчивое: цензура – не лекарство, а симптом, и болезнь стоит искать как раз с той стороны, которой она необходима.

Фундаментом всех работ в Liber Nigri Solis является особая дисциплина, эоника, рассматривающая каждую культуру как ряд эпох, эонов, а внешнюю и внутреннюю работу как неотделимую от эона, породившего и оператора, и саму процедуру. Последние сто с лишним лет дали много интересного эонического материала. Алистер Кроули объявлял датой начала Эона Гора 21 марта 1904 года. В 1948 году, за пару лет до смерти, брат Ахад объявил о начале Эона Маат – его «унаследовал» и встроил в собственную оккультную систему Кеннет Грант. Леви Доулинг и (внезапно) Перит Шоу писали о наступлении Эпохи Водолея в 1908 и 1923 годах. Это не отличительная черта XX века – ещё Иоахим Флорский объявлял о начале Эпохи Святого Духа и Вечного Завета с 1260 года (её отличительной чертой должно было стать мировое господство монашества).

Однако в XX столетии такая «новая эпоха» стала хотя бы теоретически подъёмным для группы единомышленников культурным проектом; до того на эту тему можно было разве что философствовать или проповедовать, как об эпохе закона (Моисеева) и благодати (Иисусовой), четырёх веках Платона и индуистских кальпах. В век мощных потрясений (и, например, в эпоху заката некой культуры) такие проекты становятся гораздо мощнее, так как канализируют пассионарность, совершенно лишнюю для постаревшей структуры. Однако не каждый такой проект обязательно будет удачным – очень уж они требовательны к прозорливости и гибкости их создателя.

Удачливость проекта Кроули, например, объясняется тем, что он создавал Телему для и из западной культуры (странно, что Словом Эона он не сделал «тринк»… впрочем, ладно, не странно): предугадал надвигающуюся сексуальную революцию, женское освобождение, психоделическую революцию, взлетевший интерес к восточным духовным практикам и неортодоксальной духовности вообще… В общем, говоря языком LNS, Кроули лучше прочих удалось «согласовать свою [эоническую] деятельность с психоисторическими процессами и течениями», причём загадывая на полвека-век вперёд (хотя ему, наверное, казалось, что он смотрит вперёд веков на двадцать). Кажется только, что из-за невероятной скорости последних ста лет его структура, достаточно традиционная в своём строении, и «постарела» быстрее, чем успела достигнуть уровня развития и распространённости мировой религии.

Впрочем, до того как задумываться об удачных концептуальных поветриях, нужно подготовить базис: эонист должен быть свободным от пут породившего его эона. Звучит просто: сформулировать для себя нынешний «дух времени», проследить, в чём он тебя определил. Но на деле – невыполнимый вектор леворучного личного развития и духовная практика остановки всего себя – ведь нынешний эон породил в тебе натурально ВСЁ за самым небольшим, считай, случайным исключением. Поэтому исторический процесс, точнее сонм процессов разных культур на разных уровнях развития/дегенерации, рассматривается как «монументальное клиохимическое nigre­do». В своей бесцельности оно позволяет искателю-эонисту достигнуть «ока бури» всех этих процессов, в котором всё заканчивается и из которого всё исходит – и обновить своё понятие о себе, своих целях и окружающем мире в этой расширенной картине Pan-dai­mon-æon’а.

Это одна из причин, по которой мы решили переводить и издавать Liber Nigri Solis. И мы надеемся, что такое издание будет интересно нашим конфидентам; присоединяйся к нашему крауду!

Андре Бретон называл таинственную канадскую сюрреалистку Мими Парен (Mimi Par­ent) Армидой (сатанинской чародейкой из рыцарского эпоса, в своих зачарованных садах превращавшей крестоносцев в чудовищ). Чары Каррингтон, Варо или Кало, конечно, посильнее, однако Парен долгое время находилась в самом ядре парижской группы сюрреалистов, а известности ей досталось на порядок меньше. В частности, на выставке «E.R.O.S.» она оформила работы самого Бретона и Оппенгейм, а также вместе со своим мужем, сюрреалистским «Заклинателем змей» Жаном Бенуа, поставила театрализованное действо «Exe­cu­tion of the will of the Mar­quis de Sade».

На той же «E.R.O.S.» было выставлено кроме прочих два её арт-объекта – «Женское/мужское», галстук из её собственных волос с жемчужной брошью, плотно повязанный на белой рубашке под официальный пиджак; и «Maitresse», «Госпожа» – двухвостая плётка, заплетённая, опять же, из её волос. Если бы на такие артефакты взглянул охотник на ведьм, у него бы вопросов насчёт профессии Мими не возникло, он бы полностью согласился с мсьё Бретоном…

Самыми очаровательными работами Парен мы находим её самостоятельную живопись, три работы: «Я живу в шоке», фантасмагорию о многоквартирном доме (?), «Дверь ведьмы» и неподписанный пейзаж, причём обе картины изображают, кажется, самую душу художницы. Однако совместные со скульптором-мужем «трёхмерные» работы (в которых её живопись явно дорминировала) и намёки на её незаметное, подспудное влияние на группу сюрреалистов кажутся ещё более интригующим штрихом к образу этой сюрреалистической чародейки.

Баллард писал: «Люди говорят, дескать, жизнь коротка. Но на самом деле это совсем не так. На самом деле, жизнь длинна. Достаточно длинна, чтобы сделать гораздо больше, чем большинство людей когда-либо делают. Мы похожи на тех, кто всегда ходит в один и тот же ресторан и всегда заказывает одну и ту же еду. Не прилагая особых усилий, мы все могли бы получить гораздо более богатый и разнообразный, более захватывающий и интересный опыт».

Вдогонку этому. Известна этакая грусть по ушедшим чудесам молодости, ну, «всё вокруг казалось дивным, триста лет тому назад», или вот у великого А.В., более драматично:

Нам восхищенье неизвестно,
нам туго, пасмурно и тесно,
мы друга предаём бесчестно,
и Бог нам не владыка.
Цветок несчастья мы взрастили,
мы нас самим себе простили,
нам, тем, кто как зола остыли,
милей орла гвоздика.

Вот эту тоску по ушедшим временам и чудесам («исчезнувшее вдохновенье теперь приходит на мгновенье») можно услышать от людей – в какие там триста! – и в 40, и в 30, и даже в 20 лет. Иной раз поражаешься – но, чёрт возьми, КАК?

Кто-то рассуждает, дескать, каждый прожитый день отрезает целые кластеры «расходящихся тропок» возможностей, вот и становится пасмурно и тесно на горизонте событий.

А мне кажется, есть и другой фактор. И заключается он в том, что человек-то вроде как растёт и развивается, но при этом как-то останавливается на усвоенном когда-то наборе стимулов-опытов и тасует эти три-четыре карты, давно истрёпанные и засаленные. То время, когда карты были в новинку, он и называет утраченным детством, а ничего другого он почти и не видит – точнее, видит, но не воспринимает всерьёз. При том что у человеческой цивилизации есть мощнейший инструмент для расширения опыта, который может, аки психоделический препарат, любой булыжник сделать полным звёзд, и открыть небеса в бутоне, как рекомендовал Уильям наш Блейк.

Этот инструмент – человеческая культура. В её многообразии. Вся эта удивительная структура, паутина взаимосвязей, весь этот огромный дворец и одновременно набор чертежей, рекомендаций, вариантов, благодаря которым ты сам можешь выстраивать свой мир. Мир, который будет расти и развиваться вместе с тобой, как Идеальный Дворец почтальона Шеваля.

Ты не просто «отсмотрел» фильм, тебе не просто «зашёл» трек – ты увидел взаимосвязи, ассоциации, копнул глубже, дальше, в сторону, приволок в свой дворец пару новых камней, встроил их туда и украсил здесь. Обсудил, подискутировал, а там и ещё что-то засверкало… То же самое относится и к науке, и к мистицизму, и к кулинарии или к искусству одеваться, да и ко всему прочему. Культура, одним словом.

Да и на банальном нейрофизиологическом уровне – мышление гибче, восприятие тоньше, вариантов больше. Вот для этого нужен развитый кругозор, и для этого его стоит развивать дальше, а не только чтобы кидать понты. Это тоже способ прожить тот самый «гораздо более интенсивный опыт», о котором писал Баллард. “The mind is its own place and, in itself can make a heav­en of hell or a hell of heav­en.»

Оно, конечно, требует усилий – ну, как физкультура – но окупается и даёт обильные плоды. Альтернатива известна всем, и детям – лучше всего, но там как в недавно услышанной аналогии: «Кредит – это как обмочиться зимой. Первые пару минут тепло…».

Уот так уот. Перефразируя известный афоризм, стареешь не потому, что растёшь, а потому, что остаёшься ребёнком.

Впрочем, обо всём этом уже спето и снято классическое «РАНЬШЕ БЫЛО ЛУЧШЕ» НОМа.

P.S. На всякий случай – да, я знаю, что бывает и не так, и бывает физиология, и всякое давленье обстоятельств, и печальные стороны бытия. Я знаю, знаю. Я лишь о том, что часто – ну, мне кажется – бывает и вот так.

P.P.S. Великое стихотворение Введенского, процитированное тут, прочитайте и перечитайте, лишним оно не будет. А потом поищите анализ, много интересного найдёте. Культура. Всем мудрости, красоты и широты опыта. Привет.

Ibso­rath

И года не прошло, как Феликс Колгрейв, бог беззаботной мульт-психоделии, нарисовал следующий ролик – на этот раз всего минутный. Тренд на БЕЗЫСХОДНУЮ ДОБРОТУ в его творчестве продолжается, понемногу набирая даже уже и отдалённо зловещих ноток: новые персонажи – уже не жучки с бабочками и не зверушки со звёздочками, а, э‑э-э, нейлоновые формы жизни… Вот как Шаи-Хулуды – кремнийорганические ребята, так тут нейлоновые – воздушные змеи всех форм и расцветок, а ещё огромный надувной шар… с продольными хищными глазами… который жрёт жизнерадостных змеев… Это точно беззаботные радужные просторы?..

Феликс Колгрейв – аниматор, который прошёл очень долгий творческий путь от неизъяснимо грязных флэш-роликов до невероятной радужной психоты. Иногда он ещё напоминает о своём зловещем потенциале, но чаще всё-таки рисует нечто невыносимо милое. Это, наверное, даже хорошо (кто-то же в эти мрачные дни должен), но мы не оставляем надежд увидеть в его исполнении настоящую чёрную психоделию – уж кто-кто, а он может.

Современный польский художник Ежи Тхужевский (Jerzy Tchórzews­ki) начинал ещё с краковскими сюрреалистами, в пятидесятых. Сюрреализм у него уже тогда был своеобразный, и за долгую жизнь он успел поэкспериментировать и в абстракционизме, и в своеобразном кубизме, но со временем пришёл к оригинальным стилю и тематике. На наш вкус, его творчество можно сравнить с выкрученным на максималки Челищевым, который схожую с бэконовской фигурацию применяет не к человеческим натурщикам, а к чему-то совершенно запредельному: вроде и имеющему форму, но постоянно ускользающую, будто наэлектризованная дымка. Впрочем, местами из неё лезут щупальца и рога…

Какое-то время Тхужевского занимало изображение пространств (есть у него даже картина «Горящее пространство»), но потом его внимание сместилось в какую-то квазимистическую сторону: у него множество картин с названиями вроде «Пророк», «Священное», «Мистерия», а персонажей их сюжетов можно найти в безымянных полотнах – на таких, как правило, изображено нечто лавкрафтиански-неименуемое (поляки умеют). Кроме «клубящейся наэлектризованной дымки» у Тхужевского есть ключевой узнаваемый образ – образ головы, заменённой на два рога с повисшим между ними огоньком, и иногда это голова человека с туловищем и даже руками (как правило, «пророка»), а иногда – навершие щупальца, иногда – обычная деталь всех участников некоего сборища, а иногда – только функциональная часть абстрактного процесса, например «Великой охоты».

Художественный язык Тхужевского прекрасно подходит для рассказов о неименуемом – совмещающем индивидуальное и всеобщее, священное и прикладное, как это бывает в возвышенном сне или магическом ритуале. Корни его вдохновения уходят куда-то вглубь то ли польской, то ли общечеловеческой травмы; и хотя неизвестно, имел ли этот художник «Пророков» и «Священного» любой оккультный бэк… что ж, повторимся – местами лезут щупальца и рога.

Образ Чёрного Солнца из Liber Nigri Solis настолько узнаваем и обманчиво знаком, что кажется простым и понятным; на самом же деле он совсем не то, чем кажется. Мы ещё обратимся к его комментарию на страницах самого гримуара, но к этому нужно как следует подготовиться. Вообще LNS – это настолько «традиционный» гримуар, что предваряет его предисловие медиа-исследователя Евы Кингсепп, которая обрамляет Чёрное Солнце философскими и культурными явлениями. В их компании в образе Чёрного Солнца много проясняется.

В частности, Кингсепп комментирует образ Чёрного Солнца такими культурными явлениями, как «Меланхолия» Дюрера, сочинениями Гейне и де Нерваля, Готье и Мэри Шелли, Гюго, а также ссылается на появление ignis niger в видениях и работах католической святой Хильдегарды Бингенской. Liber Nigri Solis наполнен цитатами – но из магических и алхимических источников, как правило, на более общие оккультные темы; тогда как, чтобы понять его и проникнуться, именно литературные и визуальные источники могут быть гораздо полезнее.

Вообще кажется, будто вся Работа эониста должна вестись прямо на странице с дюреровской «Меланхолией» – там нет чёрного солнца, зато есть нечто сияющее – звезда? комета? солнце? Нечто непознаваемое и божественное, но не в окружении регалий упорядоченного и возвышенного, а рядом с несущей несчастья грязной тварью, рядом с меланхолией, в дикости, тех самых «наиболее архаичных» пластах, части «примордиального бессознательного», о которых также писала Кингсепп. Теофиль Готье в поэме «Меланхолия» назовёт эту «комету-звезду Дюрера» «великим солнцем, полностью чёрным».

И пространство «Аврелии» де Нерваля для эонической работы подойдёт отлично: в этой гипнагогической повести сон сливается с явью, каталепсия — с мистическими видениями, реальная женщина — с фантастическим совершенным образом. Д. А. Кудрявцева в исследовании «Сновидение как способ познания инореальности («Аврелия» Ж. де Нерваля)» пишет, что «видения и сны в «Аврелии», по сути, представляют собой мифы, наполненные символическими образами разных религий». И над всеми этими мифами сияет Чёрное Солнце!

Однако мы со своей стороны хотим добавить ещё несколько вещей, рядом с которыми образ Чёрного Солнца из Liber Nigri Solis проясняется. Это двойственный культ Раху-Кету, демонобожеств затмений (эти двое будут присутствовать на страницах гримуара, но как-то нестабильно), маго-алхимический черносолнечный опыт Coil и чёрное солнце в юнгианстве.

Солнечное затмение – естественный лик Чёрного Солнца; конечно, древние культы мифологизировали его. Индуистская традиция в этом очень показательна: она помещает среди девяти божественных управителей солнечной системы двоих «изгоев», демонов, оказавшихся на своих местах хитростью. С Раху и Кету традиционно связывается всё социально пограничное (например, иноземцы или те, кто пересёк границу своей касты, а также бескастовые), табуированное поведение (зачастую и использование пьянящих веществ с духовной целью туда попадает, а также магия и колдовство), с Кету в одновременной связке пребывают наркомания, духовное искушение/освобождение и гомосексуальность. Ненасытность, наркомания, колдовство; духовный порыв, вдохновенное упоение, мистические знания – каждого sweet Witch­er-prince можно назвать пасынком Раху-Кету.

В такую канву эксперименты Бэланса ложатся идеально: в 1985 году, чётко между выпусками двух мощнейших альбомов Coil, Scat­ol­ogy и Horse Rotor­va­tor, Coil и Ambrosia Transper­son­al Com­mu­ni­ca­tions был проведён двойной концерт-ритуал на стыке музыки, искусства и оккультизма. Его целью было «получить доступ к некоей особенной тонкой энергии, пленённой в мрачных измерениях Подземного Мира» и затем «сопроводить в светлые миры, где правят Белое и Красное Солнца», – в общем, добыть золото из низшей материи. «Возгонять» энергии нигредо посредством сборищ, музыки и ритуалов – смелый эксперимент, но его смелость – маргинальная смелость с чётким влиянием Чёрного Солнца.

Что же касается юнгианского присутствия, то сразу оговоримся, что в «Красной книге» Чёрного Солнца не упоминалось, но, кажется, изображалось. В частности, Стантон Марлан не только глубоко исследовал каббалистический и суфийский взгляды на этот вопрос в книге «Чёрное Солнце. Алхимия и искусство темноты». Он ещё и исследовал клинические случаи, в которых чёрное солнце фигурировало в бреду больных, а также было связано с «самовлюблённым mor­ti­fi­ca­tion, оскорблением, заблуждением, отчаянием, унынием, физиологическим и психологическим упадком, раком, психозом, самоубийством, убийством, травмой и смертью». Вывод – такой же, как у Евы Кингсепп: Чёрное Солнце – это символ «Самости», которая также всегда «не-Самость»; символ такого себя, кем/чем ты бы себя и не помыслил никогда.

Подробнее о каждом из этих явлений можно прочесть по ссылкам, где информации гораздо больше; верим, что не то чтобы подробно изучив, но скорее глубоко проникнувшись каждым из этих явлений как живым проявлением одного потока, можно приступить и к самой Liber Nigri Solis.

Редакция сходила на фильм «Титан» (2021), и… добавить к этому факту может немногое. Про то, что снявшая «Титана» Жюлия Дюкурно стала первой (с небольшой, но не той, о которой вы подумали, оговоркой) женщиной, получившей на Каннском фестивале Золотую пальмовую ветвь, уже написали все, кто в этих вопросах компетентнее нас, – весть благая, но так-то сдался нам этот Каннский фестиваль. Про то ли «Тэцуо», то ли «Автокатастрофу» для зумеров тоже написали все (включая самих зумеров), совершенно не заморачиваясь своей компетентностью ни в «Тэцуо», ни в «Автокатастрофе», чем лишь в очередной раз напомнили, как же заебали мемы по мотивам поколенческой теории Хоува и Штрауса. В такой ситуации мы не видим смысла выжимать из себя какое-то особенно ценное мнение, поэтому сразу дадим слово нашей дискордианской ячейке, в Мiру более известной как движение «Сорок сороков», написавшей, пожалуй, самую продающую рецензию на это кино (орфография и пунктуация оригинала сохранены).

«Глава жюри Канского кинофестиваля 2021 года – режиссер Спайк Ли, тот самый который в начале фестиваля оскорблял президента Путина, сторонник и активный пропагандист движения BLM, вручил француженке Джулии Дюкорно золотую пальмовую ветвь Каннского кинофестиваля, за фильм о девушке – трансгендере «Титан».

Новые времена, новые «герои», кровь, насилие, заказные  убийства, бесконечные оргии в которых учавствует он/она – трангендер – девушка/юноша – машина. На премьере этого фильма Дюкарно ряду зрителей стало так плохо, что их вывели под руки из зала, так же как лет 5 назад на фестивале в Торонто, где Джулия представляла свой фильм о каннибализме «Могила». Тогда картину показали в разделе фестиваля «Полночное безумие». Теперь обновленное и модное «Полночное безумие» пришло в Канны. Эффект от «Могилы» тогда был похож на эффект от фильма Ларса фон Триера «Антихрист». Так что технологически фильмы становятся все круче и динамичней, а духовно рекламируют новых «героев» для будущего – трансгендеров, и их мир, полный крови, извращений и «Полночного безумия Титанов-трансгендеров», напоминающих по ощущению эффект от «Антихриста».

И вот эти извращения, каннибализм, педофилия, содомия – является «культурным кодом» Нового мирового порядка, 4‑го ЛГБТ-рейха всех этих Соросов, Рокфеллеров, Швабов, Гейтсов и их прислужников в России – Грефов, Чубайсов, Киркоровых.

Борьба за традиционные ценности и нормального человека станет в ближайшее время ключевой в ментальной войне за государственную безопасность и национальный суверенитет».

Что тут можно добавить? Мы, кроме шуток, тоже очень ждём четвёртого ЛГБТ-рейха с титанами-трансгендерами (хотя, как ни старались, в самом фильме так и не увидели ни одного – но это не точно), а тем, кто ещё не начинал ждать, рекомендуем познакомиться с «Титаном» уже сейчас, чтобы немножечко попривыкнуть.

Есть в кинотеатрах, есть на торрентах.

Очень хочется, чтобы нормальное кинопроизводство окончательно оттаяло (и Линч переключился со съёмок домашних прогнозов погоды на следующий фильм), и, кажется, это скоро произойдёт. Вчера в канале Ибсората появилась заметка об обнадёживающем прогрессе Кроненбрега-старшего, который прямо сейчас снимает следующую картину Crimes of the Future, повесткой немного напомнившую нам «Титана», нынешнего победителя на Каннах.

Глубокое погружение в не столь отдалённое будущее, где человечество учится приспосабливаться к своему искусственному окружению. Эта эволюция выводит людей за пределы их естественного состояния и приводит к метаморфозе, изменяя их биологический облик. И пока одни используют безграничный потенциал трансгуманизма, другие пытаются его контролировать. Как бы то ни было, «синдром ускоренной эволюции» быстро распространяется. Сол Тенсер – популярный артист перформанса, который подвергся синдрому ускоренной эволюции, вырастив в своём теле новые и неожиданные органы. Тенсер и его партнёр Каприс превратили удаление этих органов в зрелище, которым его верные последователи могут восхищаться в театре реального времени. Но поскольку на это обратили внимание и правительство, и некая странная субкультура, Тенсер вынужден задуматься о том, что было бы его самым шокирующим перформансом из всех.

(далее…)

Восточная Европа, дорогие конфиденты, не стала странным местом в последние десятилетия – кажется, она была такой всегда. По крайней мере, ещё в начале прошлого века она смогла породить такое восхитительное и неоднозначное явление, как Виктор Браунер, заметный румынский и французский художник-сюрреалист, мистик и незаурядный авангардист. Кроме всего прочего, в его распоряжении, видимо, был ещё и магический талант: в 1931 году Браунер написал автопортрет с, хм, видоизменённым правым глазом, а спустя 7 лет случился некий «мистический случай», как его сегодня именуют. Пьер Мабиль, товарищ-сюрреалист Браунера, описал в эссе «Глаз художника» произошедшее так:

«Внезапная необъяснимая вспышка неприязни произошла между людьми давно знакомыми и находившимися в совершенно устойчивых отношениях. Однако что-то неожиданно разрушило равновесие и вдруг возникла странная ссора — ни о чём. Ни в тот момент, ни позднее никто так и не смог понять её причины. Всё произошло внезапно и почти мгновенно. Одного из товарищей, Д., вдруг охватил приступ гнева. Обеспокоенные друзья поторопились вмешаться и разняли ссорящихся… Виктор Браунер в этот момент сдерживал того, на которого только что напали. И вот Д., находящийся в совершенном исступлении, каким-то образом всё-таки сумел вырвать руку, схватил первое попавшееся, стакан, изо всех сил швырнул его… но промахнулся. Браунер падает на пол, лицо его залито кровью и посередине висит вырванный глаз…

(далее…)