MM-50

От автора. Мэрилину Мэнсону сегодня (5 января 2019 – прим. редакции) исполнилось 50 лет, и я не могу не отметить эту дату. В конце концов, влияние, которое ММ оказал на мою жизнь, весьма велико, и хочется закрыть некоторые вопросы. Тем, кто заранее твёрдо знает, что Мэнсон – это попсовый шлак для говноедов, я сразу предлагаю пойти читать что-то более соответствующее их высокому уровню интеллекта и утончённому вкусу, а вот с теми, кто останется, я с удовольствием поделюсь своим восприятием этого артиста.

А восприятие таково: на мой взгляд, Мэрилин Мэнсон – один из самых ярких культуртрегеров и один из важнейших артистов второй половины 20-го столетия. Не больше и не меньше. И его место – не в одну строчку с Элисом Купером или Слипкнотом, а в одном ряду с Бойдом Райсом, Пи-Орриджем, Сальвадором Дали, Дж. Г. Баллардом, Р. А. Уилсоном и Алехандро Ходоровски. Если что, известный в контркультурных кругах ресурс Disinfo.com в этом ряду его и упоминал – и Мэнсон даже участвовал в соответствующей конференции как раз на одной сцене с подобными ребятами. Впрочем, я совсем не уверен, что он оказался бы в подобной компании сейчас, и тут тоже есть о чём поговорить. Но обо всём по порядку.

Опустим период формирования группы: подробности любой желающий найдёт в биографических материалах; нас же интересует то время, когда послание Мэнсона стало слышно. Первый альбом группы – «Por­trait of Amer­i­can Fam­i­ly» – был сделан вполне в духе героев американского индустриального панка, от Min­istry до TKK и Elec­tric Hell­fire Club: саркастическое бичевание социальных вывихов, задорные сэмплы из фильмов и речей серийных убийц, троллинг, сатанизм, мрачная сексуальность и прочее. Альбом отличный, но тот самый Мэнсон стал заметен на фоне коллег по сцене чуть позже, во всём своём андрогинном мрачном великолепии въехав на экраны верхом на свинье под звуки кавер-версии юритмиксовской «Sweet Dreams». Тут уже в наличии все главные элементы его творчества, большая часть которых так или иначе заключалась в работе с дуальностями и мнимыми оппозициями. Красота и уродство, мужское и женское и далее по списку – и, что немаловажно, поп-культура и контркультура. Кавер-версия хита Eurith­mics сработала гениально: примерно так же умудрялась перерабатывать поп-хиты группа Laibach, но у тех задача была несколько другой. Лайбахов в поп-культуре интересовала тоталитарная динамика, а Мэнсона – «тёмная половина», мистер Хайд, спрятанный внутри доктора Джекилла. Тут скорее вспоминаются Coil с их версией алмондовской «Taint­ed Love» (которую Мэнсон позже тоже перепоёт).

Он быстро нашёл общий язык с Антоном ЛаВеем, вступив в Церковь Сатаны, и, что ещё интереснее, с ним сдружился Бойд Райс, артист крайне парадоксальный и противоречивый. У них вообще много общего: и интерес к тоталитарным лидерам вроде Гитлера и Чарльза Мэнсона, и оккультный бэкграунд в широком спектре: Кроули, ЛаВей, Церковь Процесса, Юнг и так далее. И своеобразное чувство юмора, а также склонность к провокациям и шоковой тактике – но не ради шока самого по себе. В конце концов, оба избрали одним из своих символов двойной крест.

Если кому интересно, можно легко найти целый ряд бесед Бойда Райса не только с самим Мэнсоном, но и с его подельниками по группе, из которых можно узнать много всего интересного. Интервью эти, кстати, относятся и к более поздним годам, когда Мэнсон стал тем, кем он и запомнится. Но перед тем ему, как видим, было у кого поучиться, да и человек он был, вне всякого сомнения, амбициозный, острого ума и немалого таланта. Ориентиры тоже выбрал достойные: кроме упомянутых ЛаВея и Райса, это и Сальвадор Дали вместе с прочими сюрреалистами, и Уильям Берроуз, и Алистер Кроули, и много кто ещё. Результат не заставил себя ждать.

Boyd Rice, Mar­i­lyn Man­son, Sean Par­tridge

Результатом, разумеется, стало то, что известно как «Триптих» – альбомы «Antichrist Svper­star», «Mechan­i­cal Ani­mals» и «Holy Wood», вышедшие в 1996, 1998 и 2000 годах. В общем-то, это и есть главное его достижение на данный момент, основной вклад в культуру и в общественную жизнь, то, чем он запомнится в первую очередь. Разумеется, здесь не идёт речи о чисто музыкальной стороне дела – я вовсе не собираюсь утверждать, что эти альбомы имеют великую ценность с точки зрения развития музыкальных жанров или ещё чего-то.

В том, что касается сценических выкрутасов, тоже нет проблем найти тех, на кого Мэнсон ориентировался и кто, пожалуй, делал это лучше: нюрнбергские сборища не менее оголтело воспроизводил тот же Бойд Райс, андрогинно-инопланетный имидж блестяще примерял Дэвид Боуи, а на ходулях разгуливал по сцене Огр из Skin­ny Pup­py. То есть, разумеется, творчество Мэнсона было во многом компилятивным: он, не скрывая того, заимствовал элементы музыки, эстетики, перформанса и так далее у массы артистов.

Mar­i­lyn Man­son & Anton Szan­dor LaVey

Но это не плагиат, а коллаж, намеренное использование цитат – точно так же, как в текстах его альбомов в огромном количестве встречаются цитаты и отсылки к массе культурных явлений. В сочетании со скандальностью группы и всеобщим хайпом, сделавшем Мэнсона одновременно главным пугалом и звездой MTV, это имело совершенно потрясающий эффект. Имя Мэрилина Мэнсона стало нарицательным (чего, кстати, ни Элису Куперу, ни Оззи не удавалось), а группа его вызывала такие переживания, что им впору было назваться как-нибудь вроде «THE GREAT BEAST AND THE HORSEMEN OF APOCALYPSE» (никто, кстати, не застолбил такое название?). Человек, объявивший себя сначала суперзвездой-Антихристом, затем христоподобным пришельцем Омегой, потом распятым на голливудском кресте Адамом, и впрямь не сходил с первых строчек хит-парадов, при всём честном народе шатая всевозможные духовные скрепы, а его клипы и выступления можно было увидеть по десять раз за день. И благодаря этому Мэнсон превратил своё творчество в то, что Дуглас Рашкофф называет «медиавирусом».

«Великий Зверь и всадники Апокалипсиса» – золотой состав группы

Привлечённые имиджем, скандальностью, отрицанием общественных ценностей поклонники начинали копаться в текстах группы и образах из клипов и концертных выступлений – и что они там обнаруживали? Это, конечно, зависело и от уровня развития самих поклонников – но важно то, что кто-то из его слушателей мог обнаружить в клипах вроде “Man that You Fear” и “The Dope Show” ссылки на фильмы Алехандро Ходоровски, а в текстах – цитаты из Маршалла Маклюэна (nar­cis­sus nar­co­sis, mechan­i­cal bride и прочее) или Джеймса Балларда (весь альбом «Mechan­i­cal Ani­mals» и особенно клип «Coma White» вдохновлены в числе прочего баллардовской «Выставкой жестокости», идейное влияние которой легко увидеть и в альбоме «Holy Wood»).

Фотосессии Мэнсона воспроизводили обложки журналов Церкви Процесса – конечно, распознать такое мог далеко не каждый, как и узнать в тексте “The Death Song” цитату из писаний Роберта де Гримстона, а в “King Kill 33” – отсылку к конспирологическому тексту, фигурировавшему в “Культуре Апокалипсиса” Адама Парфри, но важен сам факт. Под оболочкой скандального фрика могла раскрыться натуральная оккультурная бездна, стоило только копнуть чуть глубже. Уж по крайней мере, множество людей открыло в себе интерес к индастриалу, культуре апокалипсиса, оккультизму и так далее именно благодаря ему. Да и многие из тех, кто был уже в теме, распознали в Мэнсоне «своего» – как, например, Сара Тейлор из Youth Code.

А желание копнуть, надо сказать, возникало: Мэнсон и его товарищи по группе сумели сделать свой имидж не только скандальным, но и достаточно загадочным. Настолько, что у многих, кого увлекло их творчество, возникало желание разобраться в значениях символов и римских цифр на футболках и обложках альбомов, в смысле странных текстов и причудливых образах клипов.

В этом он чем-то напоминал ещё одного своего сначала кумира, а потом приятеля – Дэвида Линча, мастера создания тайн, мистификаций и мифов в пространстве современной культуры. Да и помимо Линча образцов такого рода в культуре – особенно в кинематографе – уже было достаточно: от рассказов Лавкрафта и сериала «X‑Files» до T.O.P.Y. Пи-Орриджа. Вот и Мэрилину Мэнсону каким-то образом удалось с помощью довольно простых средств достигнуть очень сильного эффекта – в итоге мэнсоновский коллаж из найденных там и сям элементов оказывал чуть ли не магическое воздействие.

фотосессия Мэнсона времён ACS и обложка номера Fear журнала Церкви Процесса

Вообще говоря, «Триптих» – эталонный пример того, что Грант Моррисон называет термином «гиперсигила». Это произведение искусства, работающее как гигантский магический символ и призванное трансформировать как общество, так и его создателя. Как и полагается при создании гиперсигилы, Мэнсон сделал свою жизнь её элементом, и его персоны-личины – Антихрист-суперзвезда, Омега, Адам – были не только героями соответствующих альбомов, но и способами повседневного существования артиста в соответствующие периоды. Не уверен, что Мэнсон был знаком с моррисоновскими «Незримыми» в период «Триптиха», но у него перед глазами были аналогичные примеры – фильмы Ходоровски «Крот» и «Священная гора» и альбомы Боуи вроде «Зигги Стардаста». Что ж, Мэнсон оказался хорошим учеником.

Если посмотреть на ситуацию таким образом, то можно прийти к неожиданному выводу. Несмотря на то, что множество «тру-индустриальщиков» и прочих «тру-» при упоминании Мэнсона испытывают аллергическую реакцию и изжогу, он оказался едва ли не самым близким к Дженезису Пи-Орриджу артистом как идеологически, так и методологически. Мало того, Мэнсону в некотором смысле удалось то, что не вполне удалось Джену, а именно взять штурмом поп-культурные небеса. Важно даже не то, что его клипы крутили по МТВ среди бела дня, – важно то, что его имя оказалось известно даже тем, кто ни разу его клипов не видел, став нарицательным. Он превратил себя в живой миф, а его концерты в конце 90‑х и начале 00‑х становились натуральными коллективными ритуалами.

Никогда не забуду, как посмотрел в 98‑м году на VHS-кассете концертник «Dead to the World», где самое сильное впечатление произвёл даже не «нюрнбергский» номер «Antichrist Super­star», а живое исполнение «Apple of Sodom», песни, вошедшей (вместе с самим Мэнсоном) в линчевский «Lost High­way» (который я увидел примерно в то же время). Мэрилин Мэнсон, существо без бровей, пола и возраста, весь в бинтах, в собственной крови, качающийся, как сломанная кукла, под мрачное индустриальное камлание в хлопьях искусственного снега, сыплющихся на него откуда-то сверху из темноты… Этот номер так и остался для меня одним из сильнейших индустриальных перформансов, в одном ряду с лучшими концертами SPK и Skin­ny Pup­py, и страшно представить, какое впечатление производило это вживую, а не через экран. Впрочем, первый концерт в России, в 2001 году, тоже впечатлил так, как мало что позже, и запомнился на всю жизнь.

Однако так или иначе гиперсигила сделала своё дело – возможно, вызвав перемены вовне, и уж точно изменив самого героя изнутри. И, после гениального «Holy Wood», который, по-моему, так и остаётся вершиной творчества группы, нужно было двигаться куда-то ещё. Последовавший «Gold­en Age of Grotesque» оказался последним альбомом «того самого» Мэнсона, и уж точно – последним альбомом той самой группы.

Сам альбом был, конечно, сильным и интересным, опять же, с концептуальной точки зрения. В некотором смысле, завершив свой Триптих, Мэнсон вернулся к началу, к «Портрету американской семьи», но на новом уровне, записав альбом, почти целиком закрученный вокруг социальной критики, сопоставляющий текущую ситуацию в США с эпохой «дегенеративного искусства» в Германии 30‑х годов и рефлексирующий на тему своего места во всём этом балагане. Тексты были великолепными, новая персона Мэнсона – Arch Dandy – на этот раз обошлась без оккультной мегаломании Триптиха, а скорее стала реинкарнацией Шляпника, знакомого по «Портрету» и «Smells Like Chil­dren». Концепция наиболее ярко проявлялась в клипах и живых выступлениях – тут тебе и дадаизм с сюрреализмом, Макс Эрнст и снова неизбежный Ходоровский, нацистская символика и Готфрид Хельнвайн, вновь тень Бойда Райса, приветы Берроузу и многое другое. Но при всём этом великолепии было ощущение начала конца. Так и оказалось.

Звезда бывшей Омеги наконец-то рухнула с поп-культурных небес. Почему так произошло? Автор исписался? Устал шокировать публику? Или публика, особенно после 11 сентября 2001 года, уже не хотела испытывать подобных переживаний? Или дело в новых медиа-технологиях, в доступности информации, лишивших группу той самой загадочности? А может, дело в семейной жизни, в браке с Дитой фон Тиз? (Обвенчал их, между прочим, сам Алехандро Ходоровски, исполнивший роль священника в том самом костюме из «Священной Горы» и ставший к тому времени близким другом Мэнсона – о чём сам Мэрилин ещё недавно мог только мечтать, – но брак этот продлился не очень-то долго.)

Я думаю, все эти факторы сыграли свою роль – но самым важным, мне кажется, стало другое. Вслед альбому вышла видеокомпиляция «Lest We For­get», и там есть два интересных момента. Во-первых, клип на очередную кавер-версию, на этот раз – хита Depeche Mode «Per­son­al Jesus», и это оказался последний клип, в котором можно было видеть всю банду целиком (пусть даже и без Рамиреза). А во-вторых, там же была новая версия песни и клипа “Nobod­ies”. В оригинальной версии этот клип представляет собой один из главных шедевров группы, блестящий во всех отношениях. А вот версия, сделанная для совсем необязательного ремикса с названием «Against All Gods» отличалась тем, что из неё просто были вырезаны все без исключения кадры с участниками группы – кроме, разумеется, Мэнсона.

И вот это я считаю ключевым моментом. Мэрилин Мэнсон оказался похож на Пи-Орриджа не только своим бэкграундом, своей идеологией и своим художественным методом. И даже не сиськами и металлическими зубами (пусть даже у одного это всё поддельное, у другого – нет). У них много общего и в чертах характера. Эти черты обычно называют «нарциссичными», но точнее назвать их «истероидными» или даже «гистрионными», «театральными». Такие люди не то чтобы очень любят себя – они скорее очень хотят, чтобы их жизнь была похожа на фееричное кино с ними в главной роли. Люди эти могут быть дюже талантливыми, но они предпочитают быть единственными авторами своих картин – и очень ревностно относятся к своему месту в кастинге.

Архетипический пример тут – упомянутый уже не раз Сальвадор Дали, демонстративные наклонности которого были на грани патологии. Люди эти оказываются часто плохими друзьями, у них не очень-то клеится личная жизнь, и они весьма склонны к самообману и к введению в заблуждение других – вовсе не из корыстно-манипулятивных побуждений, а просто в силу вот этой кинематографичной склонности принимать желаемое за действительное.

В жизни, как в кино: Дженезис Брейер Пи-Орридж vs Мэрилин Мэнсон

Мэнсон, будучи талантливым концептуальным артистом, писал отличные тексты, разрабатывал сильную идеологию и мощные образы – но один он ничего не добился бы без поддержки музыкантов, сподвижников по группе и коллег по сцене. Однако в силу упомянутых выше черт он в какой-то момент всех своих друзей растерял – сначала ушёл Рамирез, потом, с безобразным скандалом, Пого. Приятели, вроде Трента Резнора, не выдержали и того раньше. В результате Мэрилин Мэнсон остался один, а коллектива, или, лучше сказать, группировки «Mar­i­lyn Man­son», о которой он сам замечательно сказал: «This is not music, and we are not band, We are five mid­dle fin­gers on the moth­er­fuck­er hand», больше не было. И вдруг оказалось, что роль вот этих конспираторов была намного больше, чем казалась. Так что плановая мистическая трансформация привела нашего героя прямиком к затяжному кризису, от последствий которого он не вполне оправился и поныне. «When all of your wish­es are grant­ed, many of your dreams will be destroyed».

Дальнейшая история уже не столь интересна, но всё же хочется сказать несколько слов и о ней. Вышедший в 2007 году «Eat Me, Drink Me» для многих поклонников стал разочарованием, превратив этих поклонников в бывших. Те, кто попроще, просто сетовали на отсутствие былой скандальности, голой задницы на сцене, нигилистического троллинга попов и родаков и бичевания социального лицемерия – вместо этого они получили час «пиздостраданий» под напрочь лишённую индустриального драйва и рок-н-ролла музыку (притом всё же отличную). Те, кто поумнее, увидели, что Мэнсон по-прежнему силён как концептуальный артист – то, как он увязывал на этой пластинке вампирическую мифологию, кэрролловскую Алису, набоковскую Лолиту и христианство, и впрямь очень даже интересно – но увидели, что концептуальность его теперь направлена куда-то в другую сторону.

EMDM pro­mo pho­to

Ведь раньше было как? «Триптих», а также послуживший ему своеобразным интро «Портрет» и оказавшийся не менее своеобразным послесловием «Гротеск» сплавляли общественное и личное, интровертное и экстравертное, одновременно и прослеживая трансформацию лирического героя, сменившего пять разных персон, и документируя изменения окружающего его мира. И в этой вполне баллардианской концепции тоже была своя сила, дополняющая разрушение прочих оппозиций. Теперь же, под аккорды Тима Скольда, будто восстал из трупа Мэрилина Мэнсона, служившего ему гробом, Брайан Хью Уорнер – и принялся увлечённо концептуализировать превратности своей личной жизни. А это идёт далеко не каждому артисту и интересно далеко не каждому поклоннику – хотя бы по той причине, что дела с этой самой личной жизнью у всех обстоят по-разному, а вот общество, в котором мы живём, более-менее одно на всех. Такому герою может захотеться посочувствовать – но вряд ли захочется им вдохновляться.

«Страдательный залог», правда, продолжался недолго: достигнув самокритично названного «High End of Low», Мэнсон вроде бы пытается воспрять и так или иначе вернуть былой статус. Вот он снимает клип для «Born Vil­lain», полный «ходоровских» образов и «эксплицит-контента», вот возвращается Рамирез, недавно, впрочем, снова ушедший. «Pale Emper­or» был очень недурным, особенно сумрачно-алкогольная “Third Day…” и классический боевик “Deep Six”, где Мэнсон снова обильно цитирует Маршалла Маклюэна. Ну а последний на данный момент H.U.D. оказался самым близким к «верните мой 97‑й». Тут и сценическое шоу, и клипы, напоминающие о «том самом ММ», и интересные интервью – впервые за долгое время.

Но всё же, всё же… эти пять альбомов, конечно, как ни крути – сольные альбомы артиста по имени Мэрилин Мэнсон. Нет в них того трансформирующего заряда, как в предыдущих пяти. Нет и той концептуальности, нет дуалистичности, андрогинности, нет и банды. И личин-персон тоже нет, так что нелепо выглядит, когда поклонники говорят «эра «Pale Emper­or» – какие уж тут эры, эра последние 10 с лишним лет одна.

Mar­i­lyn Man­son live 2018

Конечно, можно и очень хочется помечтать – дескать, а вот вернул бы он свою банду в том самом составе. Взял бы паузу, похудел, бросил бухать или наоборот, начал употреблять что-то, что давно бросил. Обозлился бы наконец, вернулся к экспериментам и записал кавер, например, на скинни-паппиевского «Wor­lock». Да он и сам, кажется, о чём-то таком задумывается – вон, даже с Пого помириться пытался, впрочем, пока безрезультатно. Ну, что ж, бывает и так. В любом случае, в моём личном пантеоне он навсегда останется в одном ряду с теми, о ком я неоднократно говорил в этой заметке.

Всё, созданное им между кавером на «Sweet Dreams» и кавером на «Per­son­al Jesus», продолжает оказывать на меня огромное влияние, так что я от всей души желаю Мэрилину Мэнсону дальнейших успехов. А там, чем чёрт не шутит, – может, следующие 5 альбомов окажутся чем-то неожиданным, дополнив дискографию до его любимого числа 15?

***

С ЮБИЛЕЕМ ТЕБЯ, ЧУВАК!

Алекс Ибсорат, 05.01.2019

телеграм-канал https://t.me/terminalzone