«БЛЕЙК биография» – публикация книги Смирнова-Садовского к 190 годовщине смерти Уильяма Блейка

От редакции. 190 лет назад, около шести часов вечера не стало великого поэта и художника, пророка без религии Уильяма Блейка. Момент его смерти (как его описывает Фредерик Тейтем) был Праздником, чуть ли не вознесением:

«Он пел громко, с особенной исступленной силой и, казалось, был счастлив от того, что прошел свой путь до конца, и уже почти добрался до цели, чтобы получить награду за свое высокое и вечное призвание… его душа оставила его, словно дуновение нежного ветерка, и он уснул в окружении своих могучих предшественников, которых когда-то изобразил. Он перешел из смерти в жизнь вечную 12 августа 1827… Такова была сцена последних часов его жизни. Этот его взлет радости, словно звон колоколов, вновь наполнил комнату. Стены звенели и разносили звук благостной симфонии. Это была прилюдия к гимнам Святых. Это была увертюра к хоралу Небес. Это была песнь, которой вторят ангелы».

Блейк – удивительный гений, судя по всему, действительно Пророк, предпочитавший правду своего Видения тому, что видит смертный глаз. Он беседовал с другими пророками (в том числе Иезекиилем, Исайей), обедал с ними, обсуждал Божественное или просто подмечал их присутствие на прогулках. Свою правду он знал крепко, все его творчество стало проведением этой правды в жизнь, и что бы ни думали об этом его злословящие современники (или удивленные заказчики), сегодня мы видим, что правда Блейка оказалась Правдой бессмертной.

Поэтому мы решили опубликовать на нашем сайте скан первой подробной русскоязычной биографии Блейка, и хотели бы горячо поблагодарить ее автора, Дмитрия Николаевича Смирнова, взявшего себе литературный псевдоним «Смирнов-Садовский». Он самостоятельно перевел большинство крупных поэм Блейка, написал на его сюжеты две оперы, балет, ораторию, симфонию, вокальные циклы – всего 40 произведений; в этой книге он проделал просто титанический труд биографа, переводчика, литературного исследователя и критика, а потому надеемся, что через эту публикацию к восхитительным сокровищам, которые он собрал под одной обложкой, получит доступ как можно больше людей!

Скачать книгу «Блейк – биография» в .pdf (картинки)

Скачать книгу «Блейк – биография» в .pdf (распознанная версия)

Фрагмент 2 главы I раздела

ЮНЫЙ ДУХОВИДЕЦ

Летом 1767 года Уильям признался матери, что повстречал на прогулке пророка Иезекииля. Мать высекла сына, думая, что те­лесным наказанием ей удастся пресечь эту ложь, но она оши­балась. Отец в подобной ситуации поступил ещё более сурово. Брат Джеймс, забывший о собственных детских видениях, отно­сился к росказням Уильяма с презрением. И очень может быть, что именно это отношение – презрение, угрозы, наказания – оставило глубокий след в душе Блейка, породив в его вообра­жении ужасных монстров, истребляющих друг друга, а также всё живое вокруг – персонажей его будущих пророческих поэм.

Уильям не ходил в школу и выучился читать и писать дома. Образованием детей в основном занималась мать. По словам Фредерика Тейтема, Уильям

«с детства обладал тем смелым, импульсивным и энергичным нравом, который в его последние годы был особенно характерен и для нею самого, и для его воз­вышенных произведений. И хотя он легко поддавался убежде­ниям, он презирал ограничения и правила настолько, что отец не решился отправить его в школу. Подобно арабской лошади, он, как говорят, так ненавидел кнут, что его отец решил, что разумнее всего оградить его от возможности получения наказа­ния. Знания он схватывал на лету».

Блейк с гордостью писал потом:

Я, слава Богу, в школе не учился -
Стиль Дураков во мне не проявился.

Своё отношение к школьному образованию он выразил в стихотворении Школьник, входившем поначалу в Песни Невинности, но затем перенесённом в Песни Опыта, поскольку это песня отрицания, протеста против ограничений, накладываемых на ребёнка. Видно, что Блейк имел представление о мучениях детей, вынужденных подчиняться строгим школьным правилам и выслушивать нудные лекции о вешах, которые им неинтересны, вместо того, чтобы бегать по лугам, радоваться восходу солнца, звукам охотничьего рожка, щебету птиц и играть в весёлые игры.

Чудесно летнею порой
Вставать с зарёй небесной.
Рожок услышать за горой
И жаворонка песню -
Нет ничего чудесней!

Ужасно летнею порой
Сидеть в каморке классной,
Тогда – все радости долой,
И лень пройдет напрасно -
Нет ничего ужасней!

Сидеть с поникшею главой,
А в сердце адский трепет -
Пройдёт учитель стороной
Иль подзатыльник влепит,
И слушать нудный лепет.

Неужто птица рождена,
Чтоб лить из клетки звуки,
И людям молодость дана,
Чтоб постигать науки
И подыхать со скуки?..

Блейк показывает в последних строфах, что такое школьное воспитание может быть губительно для юности и разрушительно для человеческой личности:

О, мать, отец, когда цветок
Побит тяжёлым градом
И гнётся нежный стебелёк.
Зачем весной над садом
Дохнуло зимним хладом?

Нам лето радость нс даёт,
Не тешит нас плодами,
И чем тогда восхвалим гол,
Когда зимой над нами
Повеет холодами.

На поздней тонированной гравюре мы видим внизу под текстом этого стихотворения трёх мальчиков в разноцветных одеждах, увлечённо играющих в марблы, – цветные стеклянные шарики; трое других карабкаются на сплетённые друг с другом деревья справа, а на самом верху, удобно расположившись на ветвях, сидит ещё один, погружённый в чтение, – возможно, сам Блейк. На некоторых других копиях в зелени листвы слева можно раз­личить ангела в белых одеждах.

Главным чтением в семье была Библия, и её образы с самого раннего возраста глубоко отпечатались в воображении детей. Старший брат Уильяма Джеймс в раннем детстве утверждал, что ему являются видения, – так, перед ним однажды возникли Авра­ам и Моисей. В 1761 году, когда Уильяму было четыре года, он ясно увидел перед собой Бога. Генри Крабб Робинсон, будучи очевидцем разговора между супругами Блейк в 1825 году, запи­сал в своём дневнике слова Кэтрин: «Помнишь, дорогой, в пер­вый раз ты увидел Бога, когда тебе было четыре года, и он при­слонил голову к окну, а ты закричал?»

Видения юного Блейка часто пересказываются биографами свободно, с добавлением дополнительных подробностей. При­ведём их здесь в том виде, как они были изложены в первой полной биографии Блейка Александром Гилкристом:

«В более поздние голы он рассказывал, что, когда он был почти ребенком, возможно, восьми или десяти лет, он увидел первое своё виде­ние на Пекем-Рай (близ Далич-хилл). Идя по дороге, мальчик поднял голову и увидел дерево, наполненое ангелами, яркие ангельские крылья украшали каждую ветвь, как звезды. Вернув­шись домой, он рассказал об этом случае, и только благодаря заступничеству матери избежал взбучки от своего честного отца за то, что солгал».

Однако, как передаёт Джон Стрейндж слова Сэмюэла Палмера, Блейк не избежал наказания:

«Когда очень юный Блейк ходил на пригородные прогулки и, возвратившись домой, часто описывал ангелов, увиденных им на деревьях, его отец в первое время был в ярости от его описаний, которые он принимал за ложь, и неоднократно жестоко порол его».

По­скольку расстояние от дома Блейков до Пекем-Рай составляло около 6–7 миль (более 11 километров), логично предположить, что Уильям был тогда уже достаточно взрослым, чтобы в оди­ночку проделывать такой далёкий путь. Палмер подтверждает:

«Блейк любил городские предместья, сособенно те, которые окружают Далич, предпочитая их Хэмпстеду, и предпринимал далёкие прогулки… чтобы полюбоваться самыми красивыми видами».

Гилкрист продолжает:

«В другой раз, летним утром, он увижнецов за работой, среди которых бродили фигуры анге- чов. Если помнить об этих детских видениях, то они могут по­мочь пролить свет на явления из мира духов в более поздние годы, когда взрослый человек верил в них также непритворно, как и десятилетний мальчик».

Тут Стрейндж уточняет, ссылаясь на Джорджа Ричмонда:

«Блейк с большой нежностью говорил о своей старой няне. Именно ей он доверял впечатления о своих первых видениях, и когда, гуляя по полям во время жаты, он видел ангелов среди жнецов, а затем, вернувшись домой, рас­сказывал об этом друзьям, то все смеялись над ним, кроме старой няни, которая верила тому, что он ей говорил. – Он всегда вспо­минал ее с большой любовью».

Это единственное биографи­ческое упоминсние о няне Блейка особенно интересно в связи с двумя разными стихотворениями Блейка под под одноимённым названием Песня няни из Песен Невинности и Песен Опыта, зримо рисующими картины раннего детства и написанными с необык­новенным теплом. На иллюстрациях к этим песням няня выгля­дит совсем не старой: на первой она в синеватом платье и белом чепце сидит под деревом и читает книгу, а на другой она стоит в проёме входа в беседку, увитую виноградом, и, изящно изогнув­шись, причёсывает гребнем кудри своего юного подопечного, который задумчиво смотрит вдаль, – вполне возможно, что так Блейк изобразил самого себя.

Когда смех детворы долетает с горы
И песня звенит над рекой,
Я тоже пою, и в душу мою
Вливаются свет и покой.

«Уже на леса опустилась роса,
И солнце за дальней горой,
Домой вам пора, а завтра с утра
Вы вновь насладитесь игрой!»

Гилкрист сообшаает и о таком случае, якобы имевшем место:

«Однажды путешественник рассказывал, как он был поражён великолепием какого-то иностранного города. „И это Вы называете это великолепием? – прервал его молодой Блейк. – Я назвал бы великолепным город, в котором дома сделаны из золота, тротуары из серебра, а ворота украшены драгоценными камнями“. В ответ на этот взрыв эмоций слушатели только покачивали головами, называя говорившего сумасшедшим: такие слова были бы достаточно естественны в устах ребёнка, но не исключено, что они были произнесены Блейком в более зрелом возрасте» .

Родители были озабочены рассказами сына о своих видениях. Так, но словам Линнелла, отец укорял Уильяма «за то, что тот утверждал, что верит в свои видения», так как сам, возможно, считал их чистой выдумкой. Но Блейк говорил о них, как о самом простом явлении, и, «когда он говорил мои видения, это произносилось самым обычным тоном, без какого-либо подчёркивания, так, будто мы разговариваем о самых тривиальных вешах понятных каждому… Он думал, что все люди были наделены этой способностью, но они ее утратили, поскольку не культивировали в себе».

Но что представляют собой эти видения или духи – какие- нибудь туманные расплывчатые тени? Нет, они ясные и отчётливые до самых подробных деталей, как утверждает Блейк, не раз пытавшийся разъяснить это недоумевающему слушателю.

Только нужно смотреть не глазами, а другим, особым бессмертным органом, который Блейк называет имагинативным:

«Пророки описывают людей, увиденных ими в их Видениях, как реально существующих, – тех, которых они увидели с помощью своих имагинативных или бессмертных органов; Апостолы делают то же самое; чем чище и яснее этот орган, тем более отчетлив объект».

Блейк отрицает распространённую точку зрения, что дух или видение являются облачным паром или ничем. Для него они сформированы и тщательно артикулированы ещё более отчётливо и совершенно, чем то, что вся та бренная и преходящая природа может произвести, чем то, что мы видим обыкновенным глазом.

Позднее Блейк передаст многие свои видения в рисунках, гравюрах на меди, красках, прозе, стихах – образы настолько ярки и выпуклы, что не возникает сомнения в том, что они были увидены и переданы с точностью до мельчайших деталей. Уильяму не было никакой выгоды выдумывать свои истории, детские впечатления его были сильны и непосредственны, ему хотелось поделиться ими со своими близкими, даже если он не пред-полагал положительной реакции и мог ожидать, что будет за это наказан. Он не встретил понимания ни тогда, ни после. Но если при его жизни понимающих или желающих его понять была лишь небольшая горстка, то теперь круг его поклонников неимоверно разросся.

Конечно, подобным даром ясновидения обладал не он один, и не только библейские пророки – духовидцами были Нострадамус и Парацельс, Бёме и Сведенборг, а из современников к ним относились художники Хогарт и Косвен, поэты Кольридж и Шелли. Но, как уже здесь говорилось, Блейк считал такую способность делом обычным и не видел в ней ничего сверхъестественною. В связи с этим Йейтс писал о Блейке:

Глубокое психическое здоровье его вдохновения доказывается уже тем, что он, как бы ни был велик контраст между ним и заблуждавшимися на его счет людьми, никогда нс заявлял, что является избранником и в чём-то превосходит других. Мудрее, чем Сведенборг, он видел то, что он видел, но то же самое видели бы и все другие, если бы могли; и если Бог говорил через него, то это было так же, как Он говорил через великих людей всех времён и народов.

Приведём пример. Тейтем пишет:

«Блейк утверждал, что в детстве, даже самом раннем, ему являлись видения, и что мать избила его однажды, когда, вбежав к ней, он сообщил, что в июле под деревом он видел пророка Иезекииля».

Иезекииль, ясновидец и пророк, проповедовавший в период вавилонского пленения Израиля и разрушения города Иерусалима царём Навуходоносором II, особенно занимал воображение Блейка и потом не раз появлялся в его произведениях. Видения его, описанные в Библии, поразительны. Вероятно, Блейк видел в Иезекииле что-то вроде своего предтечи и даже в какой-то мере отождествялял себя с ним. Вот фрагмент из второго Памятного Видения пророческого повествования Блейка Бракосочетание Рая и Ада:

Пророки Исайя и Иезекииль обедали со мной, и я спросил… «Может ли твёрдое убеждение в своей правоте превратиться в истину?» Исайя ответил: «Все поэты верили в это, и в века Воображения такая убежденность сдвигала горы, но мало кто способен верить во что-либо». Тогда Иезекииль сказал: «Философия Востока изучала псрвоистоки человеческого восприятия. Одни народы видели эти истоки в одном, другие – в другом. Мы, в Израиле, считали, что в основе всего лежит Поэтический Гений, – как вы это теперь называете, – а всё остальное – производное от него, и поэтому, презирая Жрецов и Мудрецов иных стран, мы пророчествовали, что все Боги происходят от нас самих и подчиняются Поэтическомy Гению. Это его так пылко умолял, к нему так страстно взывал наш великий поэт Царь Давид, когда, повергая своих врагов, овладевал царствами; и мы так возлюбили нашего Бога, что прокляли именем его всех божеств соседних народов и обвинили их в мятеже. Отсюда невежды и заключили, что все народы, в конце концов, должны подчиниться иудеям. И это, – продолжал он, – стало действительностъю, как любое твёрдое убеждение; все народы верят в Священное писание евреев, поклоняются иудейскому Богу – можно ли было покорить их надёжнее?»…

Тогда я спросил Иезекииля, что заставило его есть навоз и так долго лежать на нравом и левом боку? Он ответил: «Желание возвысить людей до понимания бесконечного – дикари Северной Америки делают то же самое. И разве может честный человек пойти против своего гения или совести только ради мимолётного удовольствия?»

Эти рассуждения о Поэтическом Гении и возвышении людей до понимания бесконечного – мысли самого Блейка, неоднократно потом им повторенные.

Дрожа, сижу и день, и ночь; друзья изумлены, прощая

Мой бред, пока без отдыха вершу великий труд!

Чтоб Вечности Миры открыть, и Взор бессмертный Человека

Отверзнуть, и направить внутрь, в Мир Мысли, в Вечность

Растущей бесконечно в Лоне Бога – Человеческом Воображении.

Иерусалим, 5:16–20

Другими словами, человеческое воображение – это грудь или лоно Божье, внутри которого находится бесконечно растущая вечность, и чтобы в ней что-то разглядеть, человек должен смотреть не глазами, но через них, раскрыв и повернув свой бессмертный взор в миры мысли (то есть внутрь своего разума), тогда перед ним открываются миры Вечности. В этом Блейк видел свою Великую задачу, над которой он без отдыха трудился день и ночь всю свою жизнь к изумлению своих друзей, которые не могли его понять, но прощали его бред, казавшийся им безумным. В этой мысли заключается попытка осознать не только механизм процесса ясновидения, но и главную пружину своего творчества, его суть, которая является целью всей его жизни.

Видения, которые являются ему, как объясняет Блейк, не относятся к внешнему миру, называемому телесным, но существуют в мире мысли:

Только Мыслимое являемся Реальным, Никому Неизвестно Местожительство того, что называют Телесным: оно есть Заблуждение, и его Существование Обманчиво. Где то, что существует Вне Рассудка или Мысли? Где оно, кроме как в Рассудке Глупца? <…>

Что же касается Меня Самого, то я утверждаю, что не вижу внешней стороны Сотворённого, – для меня она является помехой и Бездействием; она как грязь на моих ступнях, – а не часть Меня. Если бы меня спросили: «Когда Солнце встаёт, разве ты не видишь в этом круглом огненном диске что-то вроде золотой Гинеи? О, нет, нет, я вижу несчетное Небесное Воинство, восклицающее: «Свят, Свят, Свят, Господь Бог Всемогущий!» Я не спрашиваю свой Телесный или Вегетативный Глаз, так же как я не спрашиваю Окно о том, что я вижу. Я вижу не им, а сквозь него.