2000: Одиссея во внутреннем космосе (перевод книги РАУ «Секс, наркотики и магика», часть VII.)

От редакции. Cегодня мы публикуем перевод СЕДЬМОЙ — ПОСЛЕДНЕЙ ЧАСТИ — легендарной книги Роберта Антона Уилсона «Sex, Drugs and Mag­ick: A Jour­ney Beyond Lim­its», — «2000: ОДИССЕЯ ВО ВНУТРЕННЕМ КОСМОСЕ» — несколько месяцев назад завершенной переводчиком, благодаря которому ты смог познакомиться с уже почти 90% книги «Ксенолингвистика» Дайаны Рид Слэттери.

Напоминаем, что познавательная и весёлая книга РАУ была несколько месяцев назад издана дружественным проектом «Касталия» и появилась в продаже. Как мы и обещали, по договорённости с «Касталией» с наступлением лета мы завершаем публиковать оставшиеся фрагменты «Sex, Drugs and Mag­ick» на нашем сайте. Следите за обновлениями — послесловие к книге появится в ближайшие недели.

Приобрести бумажную версию, буде на то ваша воля, можно, написав напрямую руководителю «Касталии» Олегу Телемскому или в книжных магазинах «Все свободны», «Циолковский», через паблик «Книги по психологии и психотерапии» и, возможно, в иных, неведомых нам пока анклавах реальности.

СЕКС, НАРКОТИКИ И МАГИКА

VII

2000: ОДИССЕЯ ВО ВНУТРЕННЕМ КОСМОСЕ

ДОЗВОЛЕННОЕ СУЩЕСТВУЕТ. КОГДА СТАНОВИТСЯ ДОЗВОЛЕННЫМ ОТСУТСТВИЕ ПРЕДЕЛОВ, ПРЕДЕЛОВ НЕТ… ДОЗВОЛЕННОЕ СУЩЕСТВУЕТ. ТО, ЧТО СУЩЕСТВУЕТ, ДОЗВОЛЕНО. ПРЕДЕЛОВ НЕ СУЩЕСТВУЕТ, ЧТОБЫ ДОЗВОЛИТЬ ОТСУТСТВИЕ ПРЕДЕЛОВ. ПРЕДЕЛЫ НЕ ДОЗВОЛЕНЫ, НЕ СУЩЕСТВУЕТ ПРЕДЕЛОВ… В СФЕРЕ УМА НЕТ ПРЕДЕЛОВ. В СФЕРЕ УМА ТО, ВО ЧТО ВЕРИШЬ, КАК В ИСТИННОЕ, ЛИБО ИСТИННО, ЛИБО СТАНОВИТСЯ ИСТИННЫМ. НЕТ ПРЕДЕЛОВ.

Гипнотическая магнитофонная запись, которую Джон Лилли применял при подготовке испытуемых к преодолению предыдущих достижений, цитата по его же «Центру циклона».

Джейн из нашей прелюдии услышала полные преувеличений рассказы об успехах, достигнутых английскими психиатрами Лином и Бакмэном в области лечения фригидности при помощи ЛСД. По-видимому, в её случае то, во что она поверила как в истинное, стало истинным. О такого рода самовнушении в духе «Христианской науки» при помощи ЛСД часто рассказывают в ­контркультурных кругах, не стоит этому слишком уж удивляться. Всё-таки Джейн родилась, как и все особи женского пола, со способностью к оргазму, а то, что его блокировало, с какими бы мышцами это ни было связано, главным образом существовало в её уме. Когда ЛСД временно разрушило исторически сложившееся строение её разума, она верила, что «чудо» оргазма тоже придёт, когда разум снова соберётся из частей.  Очевидно, что её вера сделала это возможным.

В первой главе мы рассматривали религиозные аспекты Наркотической Революции, а в четвёртой главе узнали, что более ранняя (около 15 000 лет до нашей эры) Наркотическая Революция заложила в контексте шаманизма виденческую основу для всей последовавшей за ней историей верований человеческого рода. Представляется очевидным, что, как утверждает доктор философии Уэстон Ла Барр в своём монументальном исследовании «Пляска духов: первоначала религий» (The Ghost Dance: Ori­gins of Reli­gion), религиозные верования, общие для греков, евреев, индусов, римлян и христиан (среди прочих) оказались бы не совсем такими, если бы на них не влияли несколько тысяч лет, которые наши предки из каменного века провели в приходе под веществами, когда они и обнаружили внутренний мир процессов в психике, которые они описывали в категориях сверхъестественных энергий (мана, прана, Кундалини, вакан и так далее), и сверхъестественных мест (небес, ада и так далее), и сверхъестественных существ (бога-отца, богини-матери и так далее). Остаётся объяснить, почему трипующие в наши дни часто оказываются лицом к лицу с теми же архетипическими внутренними силами, областями и сущностями.

Как также отмечает доктор Ла Барр, постоянно и, видимо, ­неизбежно происходит возвращение к этому «поиску видения» (vision quest), когда­ общество долгое время находится под таким воздействием, что культурные традиции не могут дать этому ­объяснения. Обычный стресс не вызовет такую реакцию; доктор Ла Барр отмечает бедствия, которые вообще не послужили причиной религиозного возрождения. Но когда страдание таково, что задевает верования культуры относительно того, что боги не должны позволять и не позволяют, начинается смута. Многих влечёт к поиску видения, к восприятию «сверхъестественного» или парапсихического мира напрямую,  когда они занимаются попытками узнать, чего же боги на самом деле хотят и почему откровения, полученные в прошлом, не объясняют страданий в настоящем. Так случилось с индейцами Великих равнин в конце девятнадцатого века, когда постоянное предательство со стороны белых людей, постоянные поражения в боях с кавалеристами белых, исчезновение стад бизонов и присутствие христианских миссионеров, пренебрежительно отзывавшихся о их древних верованиях, сошлись воедино, чтобы уничтожить их веру во всё, что когда-то наполняло жизнь смыслом и надеждой. Что было вполне ожидаемо, среди них распостранился поиск видения в десятках разновидностей, в частности, в виде знаменитой пляски духов (обещалось, что если все племена соберутся и проведут такой обряд, вернутся бизоны, а ненавистные белые люди возвратятся в Европу) и в виде культа психоделического кактуса, пейота, превратившегося в Церковь коренных ­американцев.

Совершенно такое же религиозное возрождение происходит и у всех покорённых народов.  Два широко известных примера — карго-культы в южной части Тихого океана (где поклоняются самолётам) и культ Джонсона в тех же местах (в котором в числе верований, разделяемых тысячами туземцев, была вера в то, что Линдон Бэйнс Джонсон, которого они видели в новостях, был обетованным мессией).  Ещё более причудливую секту упоминает доктор Ла Барр, в ней поклонялись фотоснимку короля Англии Георга Пятого, о котором их пророк (который когда-то ходил в школу христиан-миссионеров, но, очевидно, слушал там не особо внимательно) сказал, что это «Иегова, сын Иисуса».

Христианская культура возникла после нескольких столетий такого же беспорядка в обществе и религиозных потрясений, начавшихся, когда последователи культа Диониса и схожих культов Греции занесли в Афины грибы amani­ta mus­caria ­и наркотики на основе паслёновых и познакомили Грецию с мифами о богине-матери, её умирающем-и-воскресающем божественном сыне, и с наркотическим опытом, при котором член культа переживал «смерть» и «воскресение» и узнавал, что и он является Богом и никогда на самом деле не умрёт.  Джон Аллегро, английский ­филолог, в своей книге «Священный гриб и крест» предпринимает попытки продемонстрировать, что схожего у этих культов с христианством больше, чем общее наследие религиозной символики (мать и сын) или идей (воскресение) — сходство тут на самом деле в веществах.  Ранние христиане, как он утверждает, также использовали галлюциногенный гриб.

Правда это или нет, но христианство — определённо культ той ориентированной на кризисные времена разновидности, о которой мы уже рассказали, и к тому же один из наиболее причудливых из таких культов. Мессия американских индейцев, о котором ­упоминает Ла Барр, велел своим последователям уничтожать весь домашний скот и сжигать свои пожитки; многие христианские святые давали такой же странный ­совет и сам Христос призывал не заботиться о завтрашнем дне. Один полинезийский мессия говорил своим последователям, что боги гневаются, потому что они занимались сексом в темноте, и их­ злоключениям наступит конец, если они вместо этого начнут заниматься сексом при свете дня; у Христа и его последователя Павла были ещё более своеобразные воззрения на секс, а многие из их последователей вообще отказались от признаков пола. (На это их, возможно, навёл существовавший прежде культ Аттиса, жрецы которого оскопляли себя и носили женскую одежду. По сей день католические священники подвергают себя психологической кастрации, дав обет пожизненного целибата, а в некоторых странах они носят ­феминизирующие одеяния).

После успешного завершения своего поиска видения, большинство мессий возвращаются и объявляют, что часть древних традиций племени была истинной и их нужно поддерживать, как бы ни презирали их завоеватели. (Это особенно заметно в кризисных культах американских индейцев, где упор всегда делается на какие-либо ценности древних — в первую очередь в области экологии). Так вот, и Иисус тоже пытался сохранить большую часть еврейских традиций, которые в его времена сокрушало ярмо римлян-завоевателей. Но мессия всегда, ­сознательно или неосознанно, отвечает на вызов в форме какого-либо бедствия, и утверждает, что если древняя традиция была совершенно верной, боги не ниспослали бы такие страдания; следовательно, каждый мессия выдвигает новые откровения и отменяет часть старых законов. Так поступил Иисус, и так поступал каждый индейский, африканский, полинезийский или микронезийский мессия, жизнь которых изучал доктор Ла Барр. Церковь коренных американцев, к примеру, вместе с индейскими составляющими (самой Пейотной Женщиной, Проводником по Дороге Пейота, мешочками с «медициной») признала десять заповедей из Ветхого Завета и Иисуса Христа как бога, настолько же сильного, как Пейотная Женщина.

Предположение о том, что новая Наркотическая Революция нашего времени продвигается по этому же проверенному временем религиозному шаблону, кажется правдоподобным. Но тут есть два важных отличия. Первое, и самое важное, касается странного положения дел с сексом в христанском обществе, что мы ­обсудим далее.  Второе — это то, что мы живём в эпоху ­науки. Многие из видавших виды путешественников по трипам и искателей видения были деятелями науки, прежде имевшими совершенно научные и скептические воззрения.  Когда они видели богов и райские кущи и ощущали «оккультные» энергии, они не принимали эти поразительные события на веру. Они искали научное объяснение. Поэтому доктор Лири изначально говорил о установках, обстановках, играх, отыгрыше роли; доктор Осмонд — о коллективном бессознательном Юнга и его архетипах; доктор Лилли — о программировании человеческого биокомпьютера с помощью новой информации; другие — о фрейдовском «иде» и возвращении подавленного.

Этот научный скептицизм долго не продержался, когда из лабораторий наркотики вышли на улицы. (Даже в лабораториях можно было подловить некоторых исследователей, на том, что они бесстыдно пользовались существительным «Бог» или, как минимум, прилагательным «божественный», хотя обычно они защищали себя от насмешек коллег, помещая эти слова в вызывающие сомнения кавычки, как я это только что сделал. Лири, что типично, был первым, кто избавился от кавычек и прямо заделался новым мессией). На улицах таких сомнений не­ было. Среднестатистические любители кислоты, а также многие курильщики анаши не стеснялись заявить вам, что нашли «какую-то истину» во всех этих религиозных делах. И всё же можно было наблюдать крах старой традиции и типичный шаблон кризисного культа: немногие принимали традиционное христианство. Почти все добавляли в него новые ­составляющие — поначалу взятые из буддизма, индуизма, даосизма и восточной культуры в целом. Позднее заимствования проводились из западной оккультной традиции и сексуальной магии Кроули. (В некоторых кругах этот аспекта «секса и оккультизма» новой Наркотической Революции проявился ещё в 1962 году).

Как мы поняли из первой главы, такое движение было обречено на неминуемое столкновение с ценностями нашей, до сих пор по большей части христианской, культуры.   Слишком многое в новых наркотических таинствах было таким же, как у применявших паслёновые культов Греции и Рима, люто ненавидимых отцами христианской церкви; как мы узнали во второй главе, многое в наркокультуре даже повторило, а иногда и вернуло к жизни те аспекты применявших паслёновые культов, которые церковь порицала как ведьмовство и преследовала с фанатичной жестокостью на протяжении восьми долгих столетий. Неудивительно, что некоторые из зашедших подальше по этому «запретному» пути, как это сделал Леонард из первой интерлюдии, в конце концов перепугались и сбежали обратно к христианскому ­фундаментализму  самого упёртого толка.  Вы встретите много Леонардов в рядах «свихнувшихся на Иисусе» (Jesus freaks).

Для ортодоксов из развитых цивилизаций в поиске видения с употреблением наркотиков с шаманской подоплёкой есть что-то глубоко пугающее.  Шаман принимает для себя, а иногда и передаёт другим определённые ценности, связанные с племенем и экологией, почти неизбежно обладающие оттенком анархии. («Всё дозволено» Хасана‑и Саббаха, знаменитое «твори свою волю, таков да будет весь закон» Кроули, «не можешь сделать ничего хорошего, пока не почувствуешь себя хорошо» Эбби Хоффмана и так далее).  Племя децентрализовано, в нём царит ­радикальный индивидуализм (смотри крылатое выражение индейцев чероки «никого нельзя ­заставлять делать что-то, что ему не по сердцу»). Цивилизация — вещь централизованная и, даже в демократических на словах государствах, крайне авторитарная. Она предполагает то, что каждый человек каждый день должен делать что-то, что ему не по сердцу, ради общей гармонии. В цивилизованных религиях сомневающийся человек приходит к священнику за советом в вопросах веры; получает он всегда приказание тем или иным образом приспособиться, пожертвовать своими ­желаниями, быть «взрослым», подкорректировать себя. В племенах сомневающийся человек отправляется в чащу в одиночку и переносит «сенсорную депривацию», чтобы вызвать пиковое переживание, или просто принимает наркотик и самолично встречается с божествами, которые зачастую говорят ему, что уклад жизни племени нужно изменить.

Нет. Мы не можем допустить этого. Индивидуалисту-шаману или искателю видения нет места в цивилизованном государстве или цивилизованной церкви. Католическая церковь, более ушлая, чем многие другие, управляется с такими людьми, которые могут вызвать проблемы, отсылая их в монастыри, где их странными идеями не заразятся прочие верующие.  У государства есть свои монастыри под названием «тюрьмы», и туда-то и попадает обычно мессия, если его сразу не убьют. В книге доктора Ла Барра множество примеров того, как мессий государство бросало в тюрьму даже невзирая на то, что они не употребляли наркотики, а их доктрины на первый взгляд не представляли прямой угрозы. Просто не годится, чтобы новые откровения нарушали состояние равновесия. К примеру, одни полинезийцы начали верить, что им не нужно будет работать, если они станут более похожи на англичан (которые, по их наблюдениям, никогда не работали). Тут, ­что логично, они раздобыли кресла и начали пить послеобеденный чай.  Когда англичане узнали об этом культе, они силой запретили его. Точно так же и Пляска Духов у американских индейцев напрямую не несла угрозы восстания, но когда о ней узнали белые, они уничтожили её настолько кроваво, что и сегодня Вундед-Ни, где происходило последнее побоище, остаётся самым горьким словом для индейцев.

Секс и грех

Если первый удар по Наркотической Революции наносит её сперва неявно, а затем и явно «племенная» природа при развитии цивилизации и централизации в ­американском государстве, то второй удар — это то, что не существует убедительного способа примирить её с христианством. И пусть даже Мартина Лютера можно в каком-то смысле отнести к шаманам племён, создающим модифицированную традицию в ходе неистового личного поиска видения (так считает профессор Ла Барр), христианство, даже в виде протестантского христианства, осталось самой авторитарной и нетерпимой мировой религией. Тот, кто пытается оспаривать или видоизменять любые его догмы, в любой христианской стране быстро попадает в неприятности. Было одно «откровение», и хватит этого. Того, у кого появились новые идеи, возможно, подначил Дьявол, или же он ходил в лес принимать необычные наркотики с ведьмами.

И если уж такой еретик признает, что действительно принимал необычные наркотики, христиане ответят ещё скорее, яростней и враждебней. И естественно, если его учение предполагает какое-либо сексуальное раскрепощение, снова оказывается задействован исторический шаблон и неизбежно следует новая охота на ведьм.

Это реакция, присущая именно христианам. У индуистов, ­мусульман, буддистов, даосов, у всех мировых религий были свои почитаемые сексуальные мистики. Каждому индуисту известно, что тантрики достигают своих мистических видений посредством соития с возлюбленным человеком; и среди буддистов, и среди мусульман, и среди даосов есть подобные секты.  У древних египтян, греков и римлян были сильно развитые культы, основанные на иерогамии — ритуализированной сексуальной магии. Только в христианстве считается, что секс — это исключительно дьявольская штука, оскорбляющая Господа.

Это странная доктрина, и она почти предполагает, что Бог и Дьявол создавали человека вместе, Бог делал всё, что выше пупка, а Дьявол — всё, что ниже. Последствия­, вызываемые этой доктриной, ещё более причудливые, чем само это убеждение. Если в христианском государстве некто сочиняет для возлюбленной стихотворение и слишком недвусмысленно выражает свою любовь, это грозит навлечь на него оскорбления в «непристойности»; на протяжении большей части истории христианства его могли посадить в тюрьму, подвергнуть пыткам или даже убить. Как с ужасом писал Уильям Блейк:

«Дети грядущих поколений, читающие эту гневную страницу: знайте, что в минувшие времена любовь — сладостная Любовь — считалась преступлением».

Сто пятьдесят лет спустя, в демократическом и формально светском государстве Соединённые Штаты Америки, у фильма Стэнли Кубрика «Заводной апельсин» отзывают рейтинг «Х» (только для взрослых) после того, как из него вырезается 30 секунд обнажёнки.  Все зверства остаются во всех кровавых подробностях. Ненависть, удары ногами, ножом, все виды садизма разрешены в фильмах для христианской аудитории —  и лишь любовь гнусна.  Вряд ли является простым совпадением то, что это государство ­отличилось необычным образом, оказавшись единственным, сбросившим атомную бомбу на гражданское население — дважды, и перещеголяло остальные в применении напалма, температура пламени которого доходит до 1000 градусов Цельсия, когда оно соприкасается с кожей человека. И лишь любовь гнусна. Всё остальное можно оправдать, найдя цель (восстановление справедливости, защита чести страны, благо для большинства), ведь судя по всему, мы теперь, как марксисты, верим в то, что «цель оправдывает средства». Но секс, для чего бы то ни было, пусть даже и для религиозного поиска видения, никогда нельзя оправдать. Лишь любовь гнусна — лишь любовь слишком «непристойна», чтобы считаться искусством у людей, превративших даже «скрэббл» и кроссворды, не говоря уже о катании на лыжах или доске для сёрфинга, в искусства столь сложные, что они становятся чуть ли не религиозными обрядами.  И лишь секс остаётся настолько тёмным предметом, что происходит неуклюже и впопыхах (Кинси, обследуя предыдущее­ поколение, обнаружил, что среднестатистический мужчина-американец достигает оргазма через полторы минуты после того, как вводит пенис во влагалище), ­обычно в комнате с выключенным светом, так, чтобы можно было тайком всё завершить до того, как ненавидящий секс христианский Бог успеет заметить, что происходит.

В подобном контексте психоделические вещества, замедляющие половой акт и усиливающие ощущения при нём, вряд ли будут приняты с тем пылом, которые арабы давно испытывают к любимому ими гашишу. Вряд ли. Реакция прямо противоположна: употребляющих их сажают в тюрьму под надуманным предлогом того, что они представляют некую метафизическую угрозу для общества, или могут когда-нибудь так накачаться, что выйдут ночью из спален и начнут массово насиловать людей. Неважно, что в полицейских отчётах не обнаружить ни единого упоминания о подобных преступлениях, совершённых употребляющими подобные наркотики. (Когда выдвигаются такие обвинения, как демонстрирует доктор Форт в своей книге «Искатели наслаждений» (The Plea­sure Seek­ers), практически всегда оказывается, что преступники были не под этими веществами, а под амфетаминами).

Конечно же, безумное отношение к сексу у христиан не уникально в своём роде. Во всех кризисных культах без исключения содержатся причудливые элементы, отражающие те времена переживаний и бедствий, в которых они возникли. Возьмём упомянутую ­ранее имитацию английской чайной церемонии на юге Тихого океана, или молитвенные колёса тибетцев, или культы, практикующие «поднятие змеи» ­(snake han­dling) на юге Америки: человек — странное животное, когда пытается привлечь внимание своих богов, и перепробовал все странные способы (кроме, возможно, молитвы на «поросячьей латыни» стоя на голове), пытаясь убедить их в том, что его участь ужасна и требует их немедленного рассмотрения.  Отрицание сексуальных потребностей у ранних христиан было лишь подобной героической попыткой найти новый трюк, который заворожит или ошеломит божество, и наиболее сходно ­оно, пожалуй, с обычаем индейцев Великих равнин отрезать палец, когда умирает любимый человек.  Маленькие дети делают такие же необычные вещи, чтобы привлечь на время внимание своего земного отца.

Суть вопроса

Но давайте, как говорят китайцы, пододвинем стулья к огню и посмотрим, о чём у нас шла речь.

Человеку необходимо видеть сны, что подробно описано в современных ­исследованиях сна. Если будить человека каждый раз, когда он начинает видеть сны (это позволяют заметить быстрые движения глаз, из-за чего у учёных пошла речь о БДГ-фазе сна, что обозначает сон с быстрыми движениями глаз, при котором человек видит сны), несколько ночей спустя он станет нервным, раздражительным и слегка параноиком. Ни один представитель официальной науки не проводил такой эксперимент длительностью более чем в пару ночей, ­потому что из данных следует, что испытуемые могут по-настоящему полностью обезуметь. Неважно, сколько времени они проспали: если они не могли видеть сны, поведение станет настолько же нервозным, почти психотическим.

Подобным же образом резонно будет предположить, что, возможно, людям действительно нужны религиозные переживания, что бы ­в них не заключалось. В книге «Пляска духов» Ла Барра убедительно утверждается, что многие люди считают, что им нужны такие ­переживания, и активно ищут их каждый раз, когда общество сталкивается с кризисом, который не поддаётся рациональному осмыслению.   Простое землетрясение необязательно вызовет такую реакцию, потому что землетрясение можно объяснить более или менее в русле традиционных представлений.  Но когда над богами смеются миссионеры ложных, чужеземных богов, и нет им отмщения, когда священные табу нарушают со всех сторон, а боги всё не отвечают, когда в этой трудной обстановке случаются поражения войска и прочие беды, когда детей мужчины продают в рабство или его жену силой заставляют спать с собой завоеватели — тогда требуется некое исключительное объяснение, и в такие моменты и начинается поиск видения.

Мы уже упомянули о том, к чему обычно приводит такой поиск независимо от того, входят ли в него при помощи наркотиков или поста, сенсорной депривации или самоистязания, йоги или ритуальных плясок. Организм подключается к источнику чудотворной энергии — маны полинезийцев, вакан индейцев Великих равнин, Кундалини индуистов («Животному магнетизму» Месмера? «Оргону» Райха?) Являются боги племени — иногда Бог-Отец, иногда Богиня-Мать. И в большинстве случаев искатель переживает ­странный опыт смерти/возрождения, во время которого обнаруживает, что он есть не только он сам, но и Божество (или, в индуистско-буддийской традиции, что он есть вся вселенная). Наконец, что самое печальное, ему передаются некие словесные догматы, и он приносит их с собой обратно — чтобы они стали основой нового культа, чтобы им поклонялись как незыблемым, чтобы они ослепляли и увечили разумы грядущих поколений.  К счастью, в некоторых религиях, таких как дзэн-буддизм, последний, наиболее отрицательный результат явным образом отсутствует — и многие еретики в наших религиях, в примеру, суфии в мусульманской ­традиции, каббалисты в иудейской традиции и личности вроде Бёме и Блейка в христианском мире тоже не отличились таким ­свойством. Такие люди, к счастью, не водружали новых догм и даже активно поддерживали других в поиске собственных видений и обретении собственных истин.

Что происходит во время таких весьма необычных «переживаний ­единения»? Неужели это всё — судорога ума, род временного помешательства? Такой ответ заманчив, и именно это большинство людей видит у всех мессий, кроме того, которому поклоняются они сами. Однако это никак не исчерпывающий ответ. Как ­отмечает Р. Бекк в книге «Космическое сознание», многие из визионеров не были безумны; некоторые из них даже смогли рассмотреть опыт с научным скептицизмом, признав, что он изменил и расширил их сознание. (Очевидные современные примеры рационалистического подхода, сохраняющегося даже после такого мистического­ опыта — это сам Бекк и доктор Джон Лилли).

Объяснение — или одно из объяснений — возможно, находится в области ­кибернетики.

Жизнь едина, но сознание разделено. То есть все непроизвольные функции нашего организма: дыхание, пищеварение, биение сердца, биохимия нашего обмена веществ и так далее — часть цельной сети, которая действительно включает в себя всю вселенную. В меньшем масштабе мы — клетки, участвующие во взрывном росте протоплазмы на этой планете, начавшемся 3 миллиарда лет назад. (Это ключ к шифрованному высказыванию «вашему телу три миллиарда лет» доктора Лири). «Тело Будды», как это называют буддисты, в любое мгновение находится в кибернетической связи с каждой своей составляющей. Тут нет никакой жути или метафизики: я имею в виду то, что можно описать при помощи опыта доктора Росса Эшби, попытавшегося собрать аналоговый компьютер, который был бы моделью обобщённого организма животного. Доктор Эшби обнаружил, что сконструировать такую машину — задача настолько же невозможная, как и деление на ноль в математике. Её невозможно сконструировать, потому что «обратная ­связь», каналы передачи информации, не только внутри ­животного: многое находится в «окружающей среде». Доктор Эшби в итоге­ сконструировал «гомеостат», который широко используется при обучении в областях биологии и кибернетики. Это не модель животного: это модель животного-в-окружающей-среде.

Видимо, нет такой единицы «животное», которой могли бы воспользоваться ­учёные для объяснения тех фактов, что известны современным­ кибернетикам.  Единственная единица, которой можно воспользоваться, это животное-в-окружающей-среде. (Это идеально соответствует открытию Эйнштейна, что нет «времени» или «пространства», которое могли бы измерить физики, есть лишь «событие в пространстве-времени» — единица в современной физике).

Я полагаю, таким образом, что мистики опередили в этом доктора Эшби, что «единение» с Божеством или вселенной, которое упоминается во всей религиозной литературе и в отчётах триповавших под кислотой и некоторых курильщиков анаши или гашиша — это именно что перенос внимания с сознательного «я» на не осознаваемую до того сеть обратной связи организма-окружающей­ среды.  Кажется ли это нелепой мыслью? Все мистики говорили о «нереальности» эго: не пытаются ли они сказать именно то, что сказал доктор Эшби? Многие также говорят, раз уж на то пошло, о нереальности пространства и времени, и Эйнштейну хватило скромности признать, что они, по-видимому, имеют в виду те же факты, которые он отметил средствами ­математики. Вы — часть чего-то большего, чем вы сами, чего-то, что не ограничено пространством и временем, вот что, по сути, каждый мистик пытается нам сказать, и вот что именно демонстрирует гомеостат доктора Эшби.

Почему это открытие люди делают в состоянии эмоциональной перегрузки? Ответ очевиден. Жизнь едина, но сознание разделено. Это груз разделённого сознания стремится снять каждый провидец: его заботит не отдельное землетрясение или эпидемия чумы, но то, что традиционные представления, которых придерживается сознательная часть его разума, не могут объяснить его трагические переживания и наблюдения.  Если бы ответ существовал в сознательном «я», не пришлось бы начинать поиски. Ответ обнаруживается в тех областях, которые до того не осознавались, тех областях, где тело соединяется с другими телами и подключается к ним и к энергетическому континууму жизни и экологии.

В связи с этим любопытно вспомнить единственный наркотический опыт русского мистика Успенского. Зная о том, что Уильям Джеймс и другие люди, впадавшие в мистический транс с помощью закиси азота, не могли подобрать слова, чтобы описать по возвращении свой трип, Успенский держал при себе карандаш и блокнот, когда занюхивал газ. Проносясь в экстазе вихрем по пространству своего внутреннего космоса, он отчаянно черкал по бумаге, пытаясь уловить то, что узнавал. Когда он пришёл в себя, на бумаге оказалось написано: «Мысли другими категориями». Опыт выхода за пределы эго оставался неизречимым, но у него по меньшей мере была подсказка, почему он ­неизречим. Категории, которыми мы обычно мыслим — животное отдельно от окружающей среды, пространство отдельно от времени и так далее — не дают нам возможности говорить о переживании единения, при котором всё «едино».

Я не буду овеществлять «единое»: я не осмелюсь утверждать, что это «единое» на самом деле — сознающий разум, в том смысле, в каком сознающим разумом является каждый из нас. Его обнаруживают посредством бессознательного, и, возможно, оно бессознательно по сути своей. Я могу понять, почему многие, ошеломлённые пережитым, называют это «Богом», но мне всё равно кажется, что все представления о Боге — всего лишь символизация самого этого опыта. Конечно, это так в случае с более антропоморфными и менее трансцендентальными видениями, когда является выглядящий в большой степени как мужчина бог или выглядящая в большой степени как женщина­ богиня.

Поскольку кризис в христианской культуре в основном происходит в области секса, нас вряд ли удивит то, что связанные с сексом составляющие значительно выделяются в каналах бессознательного, открытых Наркотической Революцией.  Эти каналы в любом случае являются традиционной частью прочих, ­нехристианских, религий; но в христианстве они неизменно превращались в ­разломы, обречённые влечь за собой извержение каждый раз, когда табу, наложенные эго и суперэго, ослабевали в достаточной степени, чтобы материал бессознательного смог перетекать в сознание.

Minol­ta DSC

Последняя капля

Ничего из этих парадоксов и затруднений не исчезнет. Наркотическая Революция до сих пор набирает скорость и размах: будущее будет гораздо более диким и сложным, чем только что минувшее.

В составленном Эвансом и Клайном сборнике научных работ «Психотропные вещества в 2000 году» (Psycho­tropic Drugs in the Year 2000) доктор медицинских наук Натан Клайн предполагает, что не позднее чем через 30 лет нам почти наверняка станут доступны вещества, которые смогут:

  1. Продлевать детство и сокращать подростковый период.
  2. Уменьшать потребность во сне.
  3. Вызывать безопасное, кратковременное опьянение.
  4. Регулировать сексуальные реакции.
  5. Контролировать агрессию.
  6. Уравновешивать питание, обмен веществ и рост организма.
  7. Повышать или понижать тревожность или расслабленность.
  8. Увеличивать или уменьшать срок хранения воспоминаний.
  9. Способствовать или препятствовать обучению чему-либо.
  10. Вызывать или прерывать перенос (эмоциональную­ связь пациента с психотерапевтом).
  11. Вызывать или рассеивать угрызения совести.
  12. Развивать или выключать материнское чувство.
  13. Укорачивать или удлинять ощущаемое время.
  14. Создавать ощущение новизны или чего-то знакомого.
  15. Углублять наше осознание красоты и наше чувство благоговения.

 

Ни одно из этих предсказаний не является безответственной брехнёй. Учёные в наше время располагают достаточными познаниями в области физиологии всех этих реакций, чтобы понять, какие химические изменения в мозгу вызовут эти изменения в поведении.  Некоторые реакции — к примеру, страх и оргазм — уже были вызваны у животных путём электростимуляции мозга.

В той же книге Уэйн Эванс отмечает, что настоящие афродизиаки, возможно, тоже станут доступны к 2000 году.  То есть будет возможно не только усилить сексуальные переживания, но и вызвать их (что, как многие уже заявляют, иногда достижимо с помощью ­каннабиса или ЛСД). К 1998 году такое средство под названием «Виагра» появилось.

Как будут поступать с этими веществами, когда они появятся? Новейшая история даёт нам мало надежды на то, что наше общество примет их рационально. Вещества для секса почти наверняка будут объявлены вне закона через несколько лет исследований (как ЛСД) и немедленно всплывут в разбавленном и небезопасном виде на чёрном рынке. Я не могу представить себе, что раньше чем через тридцать лет американцам будет законодательно разрешено приобретать стимулирующие в сексуальном плане наркотики, а значит, я могу представить лишь как они появляются на чёрном ­рынке и каждый употребивший их гадает, получил ли он то, что предполагалось или побочный продукт перегонки мескалина в ванной какого-то предприимчивого деятеля.  На протяжении этих тридцати лет скорее всего будут случаться ­запоминающиеся бэд-трипы.

А как насчёт наркотиков, которые «развивают или выключают материнское чувство»? Мы можем представить себе, какого применения для них хотел бы преподобный Джерри Фолуэлл, а можем — совершенно другие способы, которые предпочли бы радикальные феминистки; можем ли мы представить себе разумный компромисс, который уладил бы такой конфликт? Или нам придётся признать, что одно вещество (развивающее ­материнские позывы) будет легально, а второе опять же окажется на чёрном рынке, как в стародавние времена средства, вызывающие аборт?

Вещества, вызывающие чувство вины: будут ли полицейские в некоторых­ странах тайно давать их подозреваемым, как уже делалось со скополамином? Если вдруг такие вещества окажутся, как ЛСД, не имеющими вкуса, цвета и запаха, осмелится ли хоть один арестованный подозреваемый что-либо есть? (Это не научная фантастика; это вполне может оказаться реальностью).

И какой государственной службе мы доверяем настолько, чтобы поручить ей единолично распоряжаться веществами, контролирующими агрессию, снижающими концентрацию внимания, ­препятствующими обучению и продлевающими детство?

Доктор Тимоти Лири принял второе по важности в нашем столетии ­научно-политическое решение (первым по важности было решение Эйнштейна помочь Соединённым Штатам обзавестись атомной бомбой). Независимо от того, было ли решение Лири правильным или нет (об этом можно спорить так же бесконечно, как и о решении Эйнштейна), оно значительно изменило ­эмоциональный и интеллектуальный климат нашего времени. Он решил, что ЛСД было слишком важным, чтобы какое-либо государство или научный комитет или любая другая элита монополизировали его; решил, что вещество должно стать доступным для всех. Десять лет спустя нам всем известны риски, которые заключал в себе этот выбор в пользу свободы личности (и Лири сейчас­ тоже несомненно лучше знает о личных рисках для себя, чем тогда, когда начинал всё это). Лири, с реквизитом шоумена, а то и шамана, со здоровым юмором и периодическими проблесками величия задался целью обеспечить возникновение чёрного рынка, на котором кислоту мог бы купить любой, что бы ни предпринимало правительство.

Вряд ли Лири останется единственным учёным, принявшим такое решение со всеми вытекающими последствиями. Его знаменитые Две Заповеди годятся практически для всех новых веществ, которые мы обсуждаем.

  1. Не вынуждай ближнего своего изменить его сознание.
  2. Не препятствуй ближнему своему изменить его сознание.

 

Правительство, нарушающее вторую из этих ­заповедей каждый день, сейчас начинает нарушать и первую, заставляя учеников некоторых средних школ принимать риталин, напоминающий амфетамин препарат, который успокаивает гиперактивных детей, но может обладать пока неизвестными побочными эффектами. Скорее всего, учитывая природу­ правительств в целом, подобные нарушения будут множиться в невообразимых пропорциях, когда бюрократы обнаружат, что у них есть такие восхитительные новые игрушки, как наркотики, способные ввести целые народы в детство, снизить их агрессивный бунтарский дух,  внимательность и вообще превратить их в роботов, описанных Олдосом Хаксли в «Прекрасном новом мире».  Еретиком двадцать первого столетия может оказаться не человек, принимающий вещества, запрещённые правительством, а человек, отказывающийся принимать вещества по приказу правительства.

Роберт Антон Уилсон

СОДЕРЖАНИЕ

[Вступительная часть (2 предисловия + Введение)]

[Часть I. Обзор: Зелья Афродиты]

[Часть II. Рогатые божества и распаляющие зелья]

[Часть III. Дым ассасcинов]

[Часть IV. Мексиканская трава]

[Часть V. Белые смертоносные порошки]

[Часть VI. Тибетские трипы со скачками сквозь время и пространство среди взрывающихся звёзд]

[Часть VII. 2000: Одиссея во внутреннем космосе]

[Послесловие к русскоязычному изданию 2017]

Дорогой читатель! Если ты обнаружил в тексте ошибку – то помоги нам её осознать и исправить, выделив её и нажав Ctrl+Enter.

Добавить комментарий

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: