«Кот Шрёдингера. Трилогия». Фрагмент из книги

От редакции. Публикуем первый ознакомительный фрагмент книги «Кот Шрёдингера» Роберта Антона Уилсона издательства «Все свободны». Хорошая новость — на днях книга была сдана в печать, самое время поучаствовать в предзаказе. 

ПО

Каркнул ворон: «Никогда».

По

В июле 1968 года, сразу после съезда Демократической партии, проводившегося за колючей проволокой, чтобы люди не лезли в своё дело, в чикагской радикальной газете «Семя» было опубликовано письмо. Письмо гласило:

Братья и сёстры!

Настал час последней битвы. Крупные расистско-империалистские силы, рейхсляйтеры Америки, сняли лживую «либеральную» маску и показали свою истинную, фашистскую суть. Посмотрите на их достижения: убийства Джона, и Бобби, и Мартина Лютера Кинга. Бесконечная война против народа Вьетнама. Жестокость местной полиции, показанная по телевидению всему миру, во время недавнего съезда Демократической партии. Разве не очевидно, что транснациональные корпорации уже не пытаются поддерживать даже видимость демократии и готовы убить всех и каждого из нас, если мы продолжим сопротивляться? «Синоптики» избрали неверный путь, романтизм публичной известности, вызов властям — предложение собственной поимки. Мы, ПО, выстраивали нашу организацию тайно. Наша численность и наши имена не подлежат огласке. Мы не будем ставить себе в заслугу наши действия, в отличие от романтически настроенных «Синоптиков». Мы не будем набирать новых членов. Мы больше не будем посылать никаких коммюнике в газеты. Мы будем работать и учиться с тем, чтобы наносить фашистскому чудовищу как можно более тяжёлые удары. Если вы разделяете наши убеждения, не нужно искать нас и пытаться вступить в наши ряды. Делайте то же, что и мы. Покой Отчизны.

Джон Браун.

Некоторые из читателей газеты «Семя» подумали, что это розыгрыш. Некоторые заявили, что это состряпал фэбээровский agent provo­ca­teur. Немногие задумались, может ли ПО действительно существовать, и если да, каковы будут дальнейшие действия организации.

И все, разумеется, решили, что аббревиатура ПО означала девиз в конце письма — «покой отчизны». Они ошибались. ПО расшифровывалось как «Прозрачность отправлений». Организация намеренно решила равняться на генерала Джека Д. Риппера из фильма «Доктор Стрейнджлав», развязавшего ядерную войну, чтобы сохранить «прозрачную чистоту наших драгоценных телесных отправлений», которой угрожала фторированная вода. В ПО искренне считали, что разуму не удалось спасти мир, и единственной возможной альтернативой ему оставалось лишь сойти с ума.

В этом убеждении они были не одиноки. В год основания ПО американский народ выбрал себе в президенты Ричарда Милхауса Никсона, руководствуясь похожим чутьём — нужен, значит, был кто-то вроде Джека Д. Риппера, чтобы противопоставить нарастающему на планете хаосу некий мощный контрхаос.[1] Настоящее имя основателя ПО было, разумеется, не «Джон Браун». Это был псевдоним.

Изначальный Джон Браун был ярым идеалистом, поэтому-то в ПО им и восхищались. Там все тоже были ярыми идеалистами.

Движимый своими идеалами, Джон Браун в девятнадцатом столетии вступил в борьбу за отмену рабства в Соештате. В один из первых своих налётов он перебил целую семью рабовладельцев. Его товарищ, не настолько идеалист, советовал ему пощадить детей, но Джон Браун не послушал совета.

«Вошка вырастет в здоровую вошь», — сказал он.

Такие они были, идеалисты. Попасть в лапы циникам было куда менее страшно. Циники считали одинаково испорченными всех. Такова, например, была точка зрения Тобиаса Найта и других старых служак в ФБР.

Идеалисты считали одинаково испорченными всех, кроме самих себя.

Шестиногое большинство обитателей Терры так и не выработало ни идеализма, ни цинизма, не задумывалось оно и о грехе и испорченности. Его взгляд на вещи был прагматичен и прост. Людей можно было опознать по шести ногам, имевшимся у каждого человека. Хорошие люди пахли правильным образом и были из своего роя или колонии. Плохие люди пахли неправильным образом и были не из роя; их следовало поедать на месте или прогонять.

Двуногая и четвероногая живность людьми уж никак не была, да и чёрт бы с ней.

Четвероногие обитатели Терры по большей части мыслили настолько же бесхитростно. У людей четыре ноги. Шестиногая живность — это пища, или же что-то, на что внимание обращать не стоит. Двуногая живность опасна, и от неё следует держаться подальше.

Из четвероногих обитателей Терры только собаки признавали двуногих приматов людьми.

Некоторые из приматов также признавали собак людьми.

Одна десятая процента одомашненных приматов признавала все формы жизни на их планете людьми.

Среди одной десятой процента тех приматов, которые признавали не-приматов людьми, велись ожесточённые споры по поводу всего остального. Примерно треть этих приматов была мистиками, чьи мозги были необратимо повреждены постами, йогой и прочими мазохистскими практиками. Они осознали наличие Разума всех живых существ благодаря экстатическо-агоническим переживаниям потери эго, вызванным их доходящим до крайностей самоистязанием. Они повсюду рассказывали об этом генетическом Разуме, называли его Богом и говорили всем, что он слишком умён, чтобы допускать ошибки, — и мимоходом выдавали кучу ерунды, опять же из-за того, что пускались в крайности.

Ещё одну треть приматов, признававших разные формы существования разума, составляли специально обученные учёные, занимавшиеся этологией, экологией, биофизикой и нейрологикой. Все они разговаривали на том или ином специальном жаргоне, и почти никто не мог их понять. Большинство из них не могло понять даже друг друга.

И последнюю треть приматов, до которых доходило кое-что насчёт генетической программы, направляющей эволюцию, составляли те, кто ел какие-нибудь странные растения или вещества. Они были словно слепые денебские моллюскотята, впервые сталкивающиеся с водой, свалившись в океан. Они понимали, что с ними что-то происходит, но не были уверены, что именно.

У ПО в теории не было руководителя. Это был анархо-марксистский коллектив.

Настоящим руководителем был, разумеется, альфа-самец. Его звали Франклин Делано Рузвельт Стюарт, и он был одним из умнейших мужчин Соештата на тот момент. К несчастью, его рептильный биовыживательный контур был импринтирован хронической тревожностью, его эмоционально-территориальный контур млекопитающего был импринтирован защитной агрессией, его гоминидный семантический контур был импринтирован взрывной смесью из уличного цинизма чернокожих и идеологии «новых левых», а его одомашненно-приматский социополовой контур был родом из Извратополя.

Ф. Д. Р. Стюарт заявлял, что задачей ПО было ускорить диалектический процесс эволюции современного общества в бесклассовое, где все будут жить в мире, процветании и социалистической солидарности, и где не будет копов.

Настоящей целью деятельности Стюарта было поквитаться. Соештатовские приматы другой породы изнасиловали его мать, посадили в тюрьму отца, довели братьев и сестёр до уличных преступлений и геры и, в общем и целом, обращались с ним жестоко всю его жизнь. Кроме того, они называли его уничижительной кличкой, а именно — черномазый.

Второй по важности в ПО была Сильвия Гольдфарб, ранее успевшая побыть в составе «Божьей молнии», НОЖ — Национальной организации женщин, «Радикальных лесбиянок» и «Синоптиков». Она была даже умнее Ф. Д. Р. Стюарта, но подчинялась ему несмотря на весь свой феминизм, поскольку он был настоящим альфа-самцом и Охуенно-Крутым-МужикомКоторому-Не-Стоит-Переходить-Дорогу, а ярости в нём было побольше, чем в ней самой.

Для Сильвии задачей ПО было, как она говорила, создать такой мир, где все мужчины и женщины, все расы и классы, всё человечество будет жить в любви и согласии и питаться сырыми фруктами и овощами.

Ей на самом деле тоже двигало желание поквитаться. Другие приматы дискриминировали её за то, что она была женщиной, была еврейкой, много говорила и была любимицей учителей, носила очки, была атеисткой — и у них было как минимум несколько десятков причин кроме этих. Они называли и её уничижительной кличкой, а именно — лесбуха.

Третьим из основателей был Маунтбеттен Бэббит, циклический шизофреник. У него текла будка в среднем раз в год, и он научился с помощью фенотиазинов сокращать эти путешествия в страну чудаков до пары недель, но в те дни, когда двери его эго открывались нараспашку, он мог быть кем угодно — от Наполеона до вьетнамского буддиста. В оставшуюся часть года он был блестящим исследователем-химиком и специалистом в области компьютерных технологий, но ему было трудно найти хорошую работу из-за истории пребывания в психиатрических больницах.

Бэббит говорил, что как член ПО занимается созданием рационального мира, основывающегося на здравых научных и либертарианско-социалистических принципах. Да-да, поквитаться хотел и он.

Другие приматы называли его шизиком или психом. Другими членами ПО были настолько же выдающиеся и настолько же отчаявшиеся люди.

СКРЫТЫЙ ПАРАМЕТР

Маркофф Чейни был бы отличным кандидатом в члены ПО, но из-за квантовых волн вероятности их орбита так и не пересеклась с его орбитой.

Чейни терпеть не мог большинство приматов, поскольку они называли его коротышкой или ещё более уничижительным образом.

Видите ли, мистер Чейни был лилипутом — но не родственником знаменитых голливудских Чейни. Его имя всегда было предметом нескончаемых шуток на эту тему. Довольно плохо было родиться уродом по меркам гигантского и глупого большинства. Но ещё хуже было носить фамилию, которая в сознании этих крупногабаритных болванов ассоциировалась с двумя самыми знаменитыми исполнителями ролей безобразных чудовищ. К пятнадцати годам у лилипута выработалось стойкое отвращение к «нормальным людям», причём на его фоне мизантропия Павла Тарсянина, Климента Александрийского, Свифта Дублинского или любого члена ПО казалась мелочью (это слово он ненавидел). Он жаждал отмщения. И справедливого отмщения.

Уже обучаясь в университете (Калифорнийском, в Беркли, в 1962 году), Маркофф Чейни обнаружил ещё одну скрытую шутку в своем имени. Шла лекция по математике, и поскольку дело было в Беркли, два студента, сидевшие позади лилипута, не обращали ни малейшего внимания на профессора, обсуждая собственные интеллектуальные открытия, которые, разумеется, лет на пять опережали интеллектуальные открытия среднестатистических умников страны.

— Поэтому у нас сохранились такие же инстинкты, как у наших предков-приматов и более ранних предков,— говорил один студент (родом из Чикаго; звали его Маунти Бэббит, и он был чокнутый даже по меркам Беркли). — Но мы накладываем на них культуру и закон. Вот почему мы раздваиваемся, врубаешься? Можно сказать (голос Бэббита выдавал явную гордость за афоризм, который он собирался произнести), что человечество — это законопослушные обезьяны.

— …И, — сказал в этот момент профессор Перси Тайм, которого все называли Прайм-Таймом, — когда такая последовательность событий появляется в случайном процессе, мы получаем то, что называется цепью Маркова. Надеюсь, в связи с этим мистер Чейни не станет объектом шуток до конца семестра, хотя последовательность его появлений на лекциях действительно кажется элементом чисто случайного процесса. — Аудитория залилась смехом; особый список лилипута пополнился очередной группой людей, которых он когда-нибудь заставит поесть говна.

На самом деле, занятия он пропускал много раз — и математику, и другие предметы. Бывали времена, когда он просто не мог находиться рядом с гигантами, и тогда он прятался в своей комнате. Раскрыв журнал «Пуссикэт» на середине, он мастурбировал, мечтая о миллионах и миллионах цветущих молодых женщин, сложенных как «пусечки», модели из журнала, страстно наваливавшихся на него. Однако сегодня «Пуссикэт» ему не помог; хотелось чего-то похабнее. Прогуливая следующую лекцию, он поспешно пересёк Бэнкрофт-вэй, ворвался в свою комнату и закрыл за спиной дверь на цепочку.

Чёрт бы побрал Прайм-Тайма, и всю математическую науку с её прямыми, квадратами, средними, всем измеряемым миром, который считает его аномалией. Раз и навсегда, уже не в фантазиях, а в глубине души, он объявил войну законопослушным обезьянам, закону и порядку, предсказуемости. В любом уравнении он всегда будет случайным фактором — и с этого дня до самой его смерти будет идти гражданская война: лилипут против чисел.

Он вытащил порнографическую колоду карт Таро, которой пользовался, когда для получения оргазма нуждался в дичайших фантазиях, и аккуратно их перетасовал. «Начнём, пожалуй, с маркоффчейнианского оргазма»,— свирепо подумал он.

Его первое конкретное действие — реальное взятие бастиона — началось в Сан-Франциско в следующую субботу. В «Нортоне» (по сути, пышно оформленном магазине грошовых товаров) он увидел объявление:

ПРОДАВЦЫ НЕ ИМЕЮТ ПРАВА ПОКИДАТЬ ЗАЛ
БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ СТАРШЕГО.
АДМИНИСТРАЦИЯ.

«Вот как? — подумал он,— бедные девочки должны писать в трусики, если не смогут найти начальство?» — Он вспомнил школьные годы («Разрешите выйти из класса, сэр?») Ха! Не зря он целый семестр посещал интенсивный курс текстуального анализа современной поэзии. В следующий вторник лилипут вернулся в «Нортон» и спрятался в кофе-аппарате, дождавшись момента, когда сотрудники ушли, закрыв магазин. Через несколько мгновений он снял со стены объявление и повесил вместо него другое:

ПРОДАВЦЫ НЕ ИМЕЮТ ПРАВА ПОКИДАТЬ ЗАЛ
ИЛИ ВЫГЛЯДЫВАТЬ В ДВЕРЬ
БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ СТАРШЕГО.
АДМИНИСТРАЦИЯ.

Маркофф Чейни открыл, как он считал, эпоху террора, направленного против крупногабаритных идиотов-представителей статистического большинства. Поскольку он ловко управлялся с электроникой ещё с тех пор, как у него появился первый набор «Юный Эдисон», для него оказалось просто химичить с реле светофоров на перекрёстках так, чтобы на красный свет загоралась надпись «ИДИТЕ», а на зелёный — «ЖДИТЕ». Оказалось, никакого веселья это не приносит, разве что в маленьких городишках; обитатели Нью-Йорка, Чикаго и подобных многолюдных городищ, привыкшие к тому, что ничего не работает как следует, и так не обращали внимания на надписи. Деятельность лилипута разветвлялась и расширялась; вскоре по всей стране на сотрудников посыпались непостижимые уму служебные записки, подписанные «Администрацией».

Отец лилипута, сварливый старик Индол Чейни, был владельцем акций корпорации «Блюскай», обычно считавшейся бесперспективной на фондовой бирже (она производила устройства, которые предполагалось использовать при посадке на планеты со слабой гравитацией); однако курс её акций стремительно взлетел, когда Джон Фицджеральд Кеннеди объявил, что до наступления 1970 года страна отправит человека на Луну. У Маркоффа благодаря этому остался ежемесячный доход в триста долларов. Для его целей этого было достаточно. Маркофф, живший в спартанских условиях, колесящий по стране в междугородных грейхаундовских автобусах, на обед частенько имевший только жестянку сардин и пакет молока, повсюду оставлял за собой след анархии.

СОТРУДНИКАМ НЕ РАЗРЕШАЕТСЯ ОБМЕНИВАТЬСЯ ДАТАМИ ОТПУСКОВ. — АДМИНИСТРАЦИЯ.

СОТРУДНИКАМ ЗАПРЕЩАЕТСЯ ПРОБИВАТЬ КАРТОЧКИ УЧЁТА РАБОЧЕГО ВРЕМЕНИ ЗА ДРУГИХ СОТРУДНИКОВ. НАРУШЕНИЕ БУДЕТ ОСНОВАНИЕМ ДЛЯ УВОЛЬНЕНИЯ. — АДМИНИСТРАЦИЯ.

ЗАПОЛНИТЬ В ТРЁХ ЭКЗЕМПЛЯРАХ. ОДИН ЭКЗЕМПЛЯР ОСТАВИТЬ У СЕБЯ, ОДИН ЭКЗЕМПЛЯР ВЫСЛАТЬ ПОЧТОЙ В КАНЦЕЛЯРИЮ, ТРЕТИЙ ВЫСЛАТЬ В КОНСУЛЬСТВО ТРАНСИЛЬВАНИИ. — АДМИНИСТРАЦИЯ. (Разумеется, это шло в ход в банке крови).

18 января 1984 года лилипут был в Чикаго, скрывался внутри кофе-аппарата на десятом этаже редакции журнала «Пуссикэт». У него с собой был «бланк приказа о предоставлении отпусков», который он собирался отксерить и подложить на стол каждому редактору. Этот бланк был его шедевром; он стопроцентно должен был вызвать нервный срыв у каждого, кто попытался бы расшифровать и претворить в жизнь его содержание, однако на первый взгляд он особо не отличался от сотен таких же бланков, каждый день рассылаемых внутри организаций. Чейни был весьма доволен и с нетерпением ждал, когда персонал уйдёт из здания и он сможет заняться своей радостной ночной работой.

Мимо кофе-аппарата прошли, разговаривая между собой, два редактора.

— У кого «Пуссикэт» будет брать интервью для следующего выпуска? — спросил один из них.

— У доктора Дэшвуда. Ну, знаешь, из Института исследования оргазмов.

— А.

Лилипут слышал про Институт исследования оргазмов, и тот, разумеется, был в его личном коричневом списке. Снова статистика и усреднённые значения, снова новомодный поиск нормальности, которой ему никогда не достичь. И вот, значит, козлина, который там всем заправляет, доктор Дэшвуд, будет давать интервью журналу «Пуссикэт» — и, возможно, сможет оттрахать всех шикарных пусечек в местном пуссикэтовском клубе. Чейни кипел от злости. Исследователи оргазмов переместились из середины его коричневого списка на самый верх, сместив оттуда заклятых супостатов лилипута из телефонной компании Белла.

Мысли о докторе Дэшвуде не покидали его всю ночь, пока он размножал свой сюрреалистический приказ на офисном ксероксе. Он всё ещё кипел от злости, когда вернулся в свою каморку в общежитии Ассоциации молодых христиан и закрыл дверь на задвижку (чтобы не смогли войти бродящие по зданию прилипчивые придурки, которых в любом общежитии Ассоциации полным-полно). Доктор Фрэнсис Дэшвуд, наблюдатель оргазмов, значит, готовый с головой нырнуть в море «пусечек»: от мыслей об этом лилипут страдал.

Но было почти четыре часа ночи, и он уже устал. Как-нибудь разбираться с Институтом исследования оргазмов нужно было завтра с утра.

Чейни приснилось, как Дэшвуд измеряет оргазмы n‑мерной линейкой в франкенштейновской лаборатории, а в тени крадучись бродят мужчины в тренчах, задающие невразумительные вопросы насчёт 132 пропавших горилл.

Наутро он стал просматривать свою подборку фальшивых бланков в поисках чего-нибудь подходящего для переписки с Институтом исследования оргазмов.

На самом красивом бланке было написано: ОБЩЕСТВО ТУГОВ, ОТДЕЛ ГАШИШНОГО ИМПОРТА И АФРОГЕНЕАЛОГИИ; надпись сопровождалась изображением трёхголовой Кали. Но это у него было припасено для писем знаменитым белым расистам — они ставились в известность о том, что отдел афрогенеалогии (ведущий исследователь Алекс Хейли) обнаружил, что их прапрабабушка была чернокожей. Чейни всегда приглашал адресатов приходить вместе с жёнами и сёстрами на следующее собрание тугов.

ОБЩЕСТВО ДРУЗЕЙ ВЫМИРАЮЩИХ МАЛЯРИЙНЫХ КОМАРОВ (КОМИТЕТ ЗА ЗАПРЕТ ДДТ) — неплохо, но слабовато для доктора Дэшвуда. Это было у Чейни припасено для писем президенту Лаузворту.

Наконец лилипут остановился на бланке КОАЛИЦИЯ ХРИСТИАН И АТЕИСТОВ ПО БОРЬБЕ С ЗАРАЗОЙ АГНОСТИЦИЗМА, НКО (НЕКУДЕСНИЧЕСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ), президент — преподобный Билли Грэм, председательница — Мэделин Мюррей О“Хэйр.

Чейни почти сразу же сочинил письмо, которое было рассчитано на то, чтобы замкнуть пару контуров в компьютеризованном мозгу доктора Дэшвуда:

Уважаемый доктор Дэшвуд,
когда стая аллигаторов цапает вас за задницу,
нелегко припомнить, что это вы начали осушать болото.

Искренне ваш,
Эзра Паунд,
Совет вооружённых раввинов

P.S. Энтропия не нуждается в техподдержке.

Пускай этот козлина поломает голову, довольно подумал он, запихивая загадочное послание в конверт и подписывая на нём адрес. Маркофф Чейни терпеть не мог математику, поскольку в ней было понятие «среднего арифметического».

Чейни не просто питал отвращение к доктору Дэшвуду, он злился, ярился, ненавидел его, презирал, не мог спокойно думать о нём — не потому только, что работа Дэшвуда была связана со статистикой и усреднёнными значениями, а потому что она была связана и с оргазмами.

Для Чейни это была щекотливая тема. Он был девственником.

К женщинам своего телосложения его никогда не тянуло: это был считай что инцест, и к тому же они его попросту не возбуждали. Он благоговел перед великаншами — частью ненавистного крупногабаритного большинства. Он благоговел перед ними, желал их, а кроме этого, до ужаса их боялся. Из своего многократного печального опыта он знал, что они считали его миленьким, и даже хорошеньким, а одна из них даже назвала его ни много ни мало очаровашкой, но вот как сексуальный партнёр он был для них абсолютно нелепым, черти бы их всех драли.

Он попробовал набираться отваги при помощи спиртного. Они решали, что он отвратительный, что он шовинист — и уже ничуть не миленький.

Он попробовал траву. Они решали, что он снова миленький, даже уморительный, но рассматривать его как потенциального любовника для них становилось ещё нелепее, чем раньше.

Он попробовал ЭСТ-тренинг. Весь первый день инструкторы смешивали его с грязью — говорили ему, что он никчёмное говно, и что все знают, что он никчёмное говно, и прочие подобные вещи, о которых он всегда подозревал. На второй день они его накручивали, убеждая, что он может контролировать свою территорию не хуже любого другого млекопитающего. Вышел он от них окрылённым.

Он сразу же отправился в бар для знакомств и бочком подошёл к самой привлекательной блондинке, которая там была.

— Привет, — отважно произнёс он, напустив на себя слегка самодовольный вид. — Что скажешь насчёт небольшого ласкового поебончика?

Она воззрилась на него с высоты, которая вдруг показалась ему чудовищной. «Привет, небольшой ласковый поебончик», — величественно, скучающе и протяжно произнесла она.

Когда Чейни, крадучись, пробрался обратно в каморку в общежитии к своим порнографическим картам Таро, он в невиданном доселе неистовстве поклялся, что в его лице планета получит свой самый неласковый поебончик. Никто больше его не назовёт небольшим ласковым поебончиком.

Он всё ещё благоговел перед великаншами и боялся их, но теперь он их ещё и ненавидел; короче говоря, он на них реально запал.

Их щёлки — эти волосатые, влажные, горячие, недосягаемые, неприступные, ужасные, божественные, пугающие шварцшильдовские радиусы для его мужского достоинства — были для него Святым Граалем.

Он знал, что их щёлки волосатые, горячие, влажные и так далее, хоть и был девственником, поскольку прочитал множество порнографических романов.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Галактические архивы: Во времена данного произведения правительство Соештата располагало достаточным количеством атомных бомб, чтобы 1700 раз убить всех мужчин, женщин и детей на планете. Поскольку человек способен умереть лишь один раз, историки никак не могут объяснить, что же соештатовцы собирались делать с избыточным количеством бомб для убийства всех человеческих существ ещё 1699 раз. Галактические приматологи сообщают, что подобное иррациональное поведение наблюдалось среди одомашненных обезьян на нескольких тысячах планет.

Перевод: Дали-Лама XXIII