Змей и меч

От редакции. Алан Мур всячески культивирует репутацию человека, который регулярно переживает мистические откровения, а стало быть – иногда встречает героев своих магических сюжетов до того, как начинает о них писать. «Прометея», перевод третьего тома которой мы вчера опубликовали (promethea.old.katab.asia), не является исключением. Хотя в том, что это произведение во многом построено на змеиной символике, нет ничего удивительного, учитывая его каббалистически-герметическую направленность, важно понимать, что среди всего змеиного пантеона Мур выделяет конкретную фигуру, с которой начинающего мага познакомил его друг и наставник Стивен Мур. Речь, разумеется, идёт о Гликоне, поклонение которому наряду с психогеографией стало для комиксиста методом исследования лиминальных переживаний.

Кто же такой этот Гликон разбирается А.А. в своём переводе статьи Алана Мура «Змей и меч», написанной в 1999 г.

Змей и меч

На самом деле, магический символизм и алкогольные бредни почти неотличимы в своих самых запущенных стадиях. Повсюду – змеи. Змеиные ряды беженцев, вязкая человеческая утечка, капающая, кровоточащая через пробитые границы, через израненные бока Косова. Танцевальные «паровозики» конца света, ленты тех, чьи жизни раздавлены, а глаза потуплены. А в вышине распускаются чёрные струи удавообразных каракулей дыма из носимых ветром углей и смертного праха, ползущие из шрамов ракетных ударов на перебитых холмах. Змеи – даже в символическом сердце конфликта – там, в перестуке, шипении и в плевках праотцовским ядом, выдержанным на обнажённых клыках веков: не наступай на меня.

В 44 г. до н. э. (или около того) Мёзия, земля к югу от Дуная и к северу от Македонии, стала провинцией Рима. Разделённая на Верхнюю и Нижнюю Мёзию (85–86 г. н. э.) во время правления императора Домициана, страна так никогда и не стала полностью романизированной из-за постоянной текучки и перемещений населявших её племён, позаимствовавших большинство своих культурных традиций из Греции. Со временем, после падения Рима в IV в. н. э., эту область заселили принявшие христианство мёзоготы, недолговечный новый этнический элемент, брошенный в то бродящее варево, что позже станет балканской пороховой бочкой. Томы, один из важнейших городов Мёзии, ныне погребённый под современным румынским городом Констанца, в 1962 г. подвергся раскопкам, извлёкшим на свет тайник с монетами и скульптуры, датируемые II в. н. э. Самое частое сакральное изображение на этих находках – гигантский бог-змей с головой, напоминающей человеческую, чей культ в этом регионе, по-видимому, креп на протяжении более чем ста лет. Этот бог звался «Гликон», что означает «Сладостный».

Гликон, последний и наиболее курьёзный из богов римского пантеона, был творением харизматичного провидца (по совместительству – торговца змеиным маслом) Александра, или, как его называют некоторые, «Лжепророка Александра», жившего во II в. н.э. Высокий и статный, светлобородый и светлокожий, с глазами, описываемыми как исполненные почти сверхчеловеческого величия, Александр тем не менее был убедительным и талантливым, но бессовестным мошенником. Постыдная ранняя жизнь Александра, родившегося в небольшом городке Абонотих (ныне, вероятно, Инеболу, Турция) на восточном побережье Чёрного Моря, описана в зачастую пристрастных отчётах греческого писателя-софиста Лукиана. Судя по всему, свою деятельность Александр начал в партнёрстве с лекарем сомнительных моральных качеств: путешествовал по всей Малой Азии, торговал глазными примочками, возбуждающими напитками, снадобьями и чарами. После смерти его товарища мнимый пророк подцепил свежего подельника по имени Коккон. Жившая за счёт сбережений довольно престарелой македонской шлюхи парочка совершила несколько поездок во Фракию и Македонию. Там, в Пелле, Александр впервые увидел огромных приручённых питонов, бывших частью убранства храмов Асклепия – древнеримского бога исцеления и лекарственных растений, изображавшегося в виде мудреца, чей посох обвивала живая змея.

Купив самую большую и послушную из змей, фигляр затем вернулся в Абонотих, объявив, что он исполнит древнее пророчество (на деле вырезанное самим Александром на бронзовых табличках за несколько недель до этого), в ходе чего осуществит второе пришествие Асклепия. Перед горожанами и шайкой нанятых помощников он выкопал из земли предусмотрительно зарытое гусиное яйцо, содержимое которого перед этим извлёк, а внутрь поместил маленькую живую змею, после чего осторожно запечатал скорлупу, скрыв все имевшиеся повреждения. Расколов яйцо и позволив свернувшейся внутри змейке выскользнуть на его ждущую руку, он объявил, что является новым воплощением Асклепия, и взял удивительное создание в своё обиталище, дабы пронаблюдать за его последующим ростом.

Несколькими днями позже Александр вернулся, щеголяя чудовищем, в которое, по его словам, выросла вылупившаяся из гусиного яйца змейка. Он нёс купленного в Пелле констриктора, чью голову скрыл рукой. Фальшивая тряпичная голова со вставленным в неё раструбом спадала с плеча Александра, создавая иллюзию чудовищного ожившего змея с наполовину человеческой, наполовину звериной головой, походившей на овечью или собачью. Щели его прикрытых глаз таили бесконечное знание. С короны существа струилась вниз подобная львиной грива золотистых волос, кольцами завивавшаяся вокруг человекоподобных ушей по каждую сторону вытянутого рептильего черепа. В освещённой жаровнями полутьме Александрова святилища никто не мог видеть ладных машин, заставлявших губы чудовища двигаться в такт странному утробному гласу, который издавала говорильная трубка. Извивающийся и блестящий в полутьме новый бог явил своё первое изречение: «Я Гликон, первый из рода Юпитера, Свет этой Земли».

Это было в 145 году. Новая вера процветала, и старый культ Асклепия исчезал в её славе. «Великий понтифик Александру» и его ручной божок предсказывали грядущее, лечили хвори и толковали сны, возможно не без помощи Селены, богини луны и сновидений, в честь которой пророк Александр водил ещё один выгодный культ. Скоро вера в Гликона успешно распространилась в Мёзии и в городе Византии, и всё больше властных и влиятельных персон становилось её приверженцами. Марк Аврелий просил у Гликона совета перед битвой с квадами и маркоманнами в 166 году. Но подсказка змеиного бога, по которой великий император-стоик бросил двух живых львов в Дунай, не возымела успеха, и Рим проиграл эту битву.

Руцилиан, бывший в 167 году наместником Верхней Мёзии, советовался с Гликоном в делах управления провинцией, а вскоре женился на дочери Александра и стал зятем пророка. Руцилиан использовал свою власть, чтобы распространить влияние культа, и утвердил чеканку медальонов c личиной змеиного бога. Возможно, что во время покровительства Руцилиана и было создано найденное в 1960‑х в Томах изваяние Гликона; если бы он расправил свои кольца, то оказался бы почти пятиметровым в длину. Статуя возвышалась над изображениями лунной богини Гекаты, тёмного лика ночного светила, матери черепов, ужасной царицы-карги предрассветного юнгианского потустороннего мира, куда уходят мёртвые. В раскопанной погребальной камере находились два наиболее ясных и древних символа скрытых хтонических сил, гнездившихся глубоко внутри человека: Луна и Змей. Александр умер в 171 году, но культ пережил его больше чем на целый век. Мерцающий бог, свёрнутый в недвижные мраморные кольца, на протяжении столетий спал в своей гробнице, пока над ней Мёзия, в свою очередь, не превратилась в Косово.

В том или ином облике бог-змей, зачастую отождествляемый с народной медициной или с исцелением, извивается через большинство мировых мифов, верований и народных преданий. В мифах о сотворении мира он тоже занимает своё место. В своей книге «Космический змей» биолог Джереми Нарби выдвигает гипотезу, согласно которой кажущиеся вездесущими змеиные божества – это практически встроенный в человеческий организм образ, символизирующий змеящиеся двойные спиральные нити ДНК, субстанцию, из которой проистекают все органические формы жизни. Вверх по жезлу Гермеса по направлению к олицетворяющему просвещение крылатому диску переплетаются и скользят две змеи, так же как двойная спиральная лента аминокислот вьётся сквозь время от инертной первобытной грязи к высшему свету сознания. В этом записанном на витом посохе пространном напряжённом мотиве генетической музыки, в этой строчке биологического кода мы не нашли решительно ничего, что могло бы разграничить отдельные расы. Сей верховный фашистский тотем Святого Грааля, Сангреаль, чистейшая Кровь королей – всего лишь иллюзия. Истинного генетического очищения не произойдёт никогда. И пусть они выцвели и поблёкли, но наши гены никогда не были грязны.

В христианском мифе о происхождении человека, по крайней мере в некоторых более эзотерических прочтениях этой легенды, Ева и Адам представлены гермафродитами, бесполыми существами в состоянии блаженства, а потому бессмертными (пусть, возможно, и лишёнными способности к развитию) в своём Эдеме, покуда из-за обольщения Змия не возник первородный грех. Внезапно осознав свой явно различающийся род, первый мужчина и первая женщина отпали от благодати, будучи изгнанными из безупречного бессмертного сада и ставши смертными. Они понесли сыновей, и в конце концов одно дитя убило другое в упреждающем все различия и разногласия ударе. Кажется, что ничего из этого не имеет ни малейшего смысла.

Если только первородная пара не была двумя амёбами. И в этом случае миф обретает смысл и значение, особенно в свете того, что Ева появилась из части Адама. Бесполые, бессмертные и безразличные, они действительно могли быть лишены знания Добра и Зла, да и чего угодно за пределами простого деления клеток. Эдем же был слизистым пузырём первичного месива. Им бы он и остался, и краткая история Жизни там бы и завершилась, не став ничем иным, кроме застойной лужицы. Если б кручёный вздымающийся змей ДНК не пришёл к прагматичному, холодному, математическому решению. Чтобы существовал прогресс, должно быть и размножение половым путём. И, неизбежно, смерть. Выкинутая из тёплой амниотической бурды бессмертия Жизнь дала свои всходы: снизошла до эволюции, происхождения, до потомства как такового. И все дети мира стали Каинами или Авелями, убийцами или жертвами, вынужденными убивать или пожирать друг друга, чтобы выжить. Все наши любови и войны записаны здесь. Задолго до нашего появления человеческий договор скреплён спиральной вьющейся дланью змеиной проницательности. Ей же предвосхищены и змеящиеся очереди беженцев, и вьющиеся струи дыма, следующие извилистыми кривыми вдавленных в человеческий ландшафт изгибов идей, что совершают незаметные, скрытные шаги этого стародавнего танца.

В июне 1914 г. в Сараево сербские националисты застрелили эрцгерцога Австрии Франца Фердинанда, что привело к событиям, вылившимся в итоге в Первую мировую войну. Которая сама по себе стала первопричиной смертоубийственных ужасов произошедшей пару десятилетий спустя Второй мировой. Кстати, у эрцгерцога была татуировка: его грудь украшал вытравленный образ змеи. По примечательному свидетельству, выпущенная убийцей пистолетная пуля, начавшая самые апокалиптические конфликты XX века, прошла сперва через голову расписного змея, а затем – через сердце эрцгерцога, находившееся прямо под ней.

Кажется, что суровая история Балкан порой напоминает не прямую продолжающуюся линию, а создание из петель и колец, возвращающееся назад по своим же собственным следам, чьи своеобразные и тревожные контуры повторяются в бесконечности. Исстрадавшееся население страдает от слепоты своих лидеров, забывающих суровые наставления прошлого, уроки которого скрыты завесой орудийного дыма.

Теми чешуйками, что постоянно попадают в наши глаза.

Алан Мур
Нортгемптон
1999

Перевод: A.A.