Айн = Алиса. Философия объективизма как иррациональный субъективизм

В этом мире есть небольшое количество книг, которые действительно необходимо прочитать каждому. Критерий отбора очень прост: если большое количество людей считают определённую книгу основой своего мировоззрения, то её стоит прочитать просто ради того, что бы знать, чего ожидать от поклонников. Поэтому даже самые строгие атеистические взгляды не должны быть препятствием для внимательного прочтения Библии и Корана, и тем более даже полное неприятие нацизма или социализма не должно мешать изучению «Моей борьбы» или «Капитала». Как бы это ни раздражало борцов с мыслепреступлениями, составляющих списки запрещённых книг. На мой взгляд, если прочтение «Майн кампфа», книги в целом глупой и неубедительной, вдруг радикально поменяет вам мировоззрение, значит, это то, что вы и так всю жизнь искали, и нельзя вас этого откровения насильно лишать.

Первой книгой, на которой вышеописанный принцип дал для меня трещину, оказался трёхтомник Айн Рэнд «Атлант расправил плечи». Эта книга, безусловно, является одной из ключевых идеологических работ – пока её значение более заметно в США, где буквально миллионы верят в её основные положения, но и в русском культурном и политическом пространстве уже появляются её горячие поклонники, включая оккультистов вроде Олега Телемского. Прочитать её было необходимо. Но читать её было почти невозможно. Я с трудом продирался через первые два тома, поскольку все философские монологи героев оказались утоплены в бесконечном графоманском потоке романтических банальностей. От философа, в нормальных обстоятельствах, не нужно ждать литературного таланта, но совсем другое дело, когда философ маскирует своё произведение под социальную фантастику – с героями и злодеями. Рэнд как писатель абсолютно беспомощна. Причём эта беспомощность, как выяснилось впоследствии, полностью вытекает из философских предпосылок.

Интерес у меня проснулся на третьем томе. Из речи Джона Галта вполне можно было бы сделать относительно небольшую и вполне любопытную философскую работу страниц так на двести. Однако сама встроенность её в ткань литературного произведения невольно разоблачает всю слабость конструкции в целом. Как только меня начала гипнотизировать пафосная уверенность героя, я вспомнил, что А = А. Что слова: «Мы – причина всех ценностей, которых вы домогаетесь, мы те, кто мыслит и, следовательно, устанавливает тождество и постигает причинные связи. Мы научили вас знать, говорить, производить, желать, любить. Вы, отрицающие разум, – если бы не мы, сохраняющие его, вы не могли бы не только исполнить, но и возыметь желания» - произносит не персонаж, а автор. То есть не гениальный изобретатель с телом Аполлона, а голливудская сценаристка Алиса Розенбаум, которая в жизни не имела никакой связи с промышленностью и не руководила никаким предприятием. Что для убеждения читателя в той истине, что мир объективен, придумывается ненаучно-фантастическая эпопея с картонными героями, скорее подходящими для фильмов про Бака Роджерса.

Это очень важное уточнение. Ключевой момент этой книги и всей философии объективизма в целом не имеет никакого отношения ни к политике, ни к экономике. Краеугольный камень, на котором построена вся картина мира Рэнд, лежит в глубине человеческой психики. Это вопрос рационального и иррационального.
Рэнд отрицает иррациональное. Не игнорирует, как это часто бывает, а полностью и безоговорочно отрицает само право иррационального на существование. Она доходит до утверждения, что ребёнок по сути рационален и что иррациональные поведение и мышление являются лишь результатом социализации в извращённом мире.

Вам до сих пор знакомо ощущение – не столь отчётливое, как воспоминание, а размытое, как боль безнадёжного желания, – что когда-то, в первые годы детства, ваша жизнь была светлой, безоблачной. Это состояние предшествовало тому, как вы научились подчиняться, прониклись ужасом неразумия, сомнением в ценности своего разума. Тогда вы располагали ясным, независимым, рациональным сознанием, распахнутым во вселенную. Вот рай, который вы утратили и который стремитесь вернуть.

Столь лихое подтасовывание фактов жизненно необходимо для устойчивости конструкции в целом, ведь в противном случае в ней появляется ненавистная Рэнд идея первородного греха. Для неё иррациональность является именно сознательным грехом, признаком слабости, трусости и предательства объективного мира в угоду мнению окружающих. Объективная реальность, естественно, целиком совпадает с субъективной картиной мира самого автора. Для Рэнд неприемлема сама идея сосуществования различных восприятий мира, истины делятся на её – и неправильные. В кульминации романа омерзительные злодеи, прежде чем начать пытать безупречного героя, пытаются убедить его в том, что мир разнообразен и что у них тоже есть своя истина. Джон Галт гордо игнорирует эту ересь.
Из отрицания человеческой психологии естественно вытекает отрицание почти всей философии, за исключением строгого рационализма, и истории, за исключением предельно романтизированного описания индустриальной революции. Разумеется, в этот список попадает и любой мистицизм.

В плане философии Рэнд пришлось постараться: она попыталась высмеять весь спектр идей, критикующих догмат разума и рациональности. От мистических и религиозных концепций до современной философии, критически переосмысливающей всех «священных коров» предыдущих эпох. С одной стороны, это логично: для считающего себя «рационалистом» модерниста Рэнд весь спектр идей, впоследствии оформившихся в феномен «постмодернизма», по определению чужд. С другой, она именно высмеивает: никакой попытки анализа и критики по существу в рассматриваемом романе нет, оппоненты со своей стороны только нечленораздельно мычат нелепые лозунги, легко опровергаемые безупречными героями. Рэнд ни разу не решилась изложить те идеи, которые она отрицает, – вместо них она ставит соломенные чучела и доблестно их побеждает. Что действительно интересно, так это метод этих героических побед. Рэнд использует в качестве оружия элементы чужих философских систем. А именно аргументацию Ницше как критика морали и аргументы Аристотеля в его споре с Гесиодом и Платоном. Юмор ситуации в том, что эти две системы абсолютно несочетаемы. Ницше никогда не скрывал своей симпатии к Гесиоду, более того, среди заметок, составивших в последствии работу «Воля к власти», имеется короткая, но жесточайшая критика Аристотеля с его «тремя законами формальной логики», на которых построена вся символика трёхтомника Рэнд:

Мы не можем одно и то же и утверждать и отрицать: это субъективный, опытный факт, в нём выражается не «необходимость», но лишь наша неспособность. (…) Здесь господствует грубое сенсуалистическое предубеждение, что ощущения дают нам истину о вещах, что я не могу в одно и то же время сказать об одной и той же вещи, что она жёстка и что она мягка. (Инстинктивный аргумент, что «я не могу иметь сразу два противоположных ощущения», совершенно груб и ложен.) (…) Закон исключения противоречий в понятиях вытекает из веры в то, что мы можем создавать понятия, что понятие не только обозначает сущность вещи, но и схватывает её… Фактически логика имеет значение (как и геометрия и арифметика) лишь по отношению к вымышленным сущностям, которые мы создали. Логика есть попытка понять действительный мир по известной созданной нами схеме сущего, правильнее говоря: сделать его для нас более доступным формулировке и вычислению…

Рэнд, естественно, никак не отвечает на эту чудовищную с точки зрения её философии ересь, хотя она должна была её знать. Впрочем, с Ницше она устраивает буквально философскую акробатику. Берёт его аргументы против морали, практически дословно, и потом строит свою собственную мораль, исходя из которой его же и критикует за аморальность взглядов.

С Аристотелем тоже получилось достаточно интересно. Ясно, что она нашла в его рациональных построениях твёрдую почву, поскольку его критику античных философов можно без труда перенести на всю современную философию, как модернистскую, так и постмодернистскую. Проблема в другом, Аристотель не просто утверждал объективную реальность, он её подробно описывал. Для того чтобы принять за основу терминологию Аристотеля, нужно принять и его космологию, не говоря уже о его взглядах на современное ему общество. Но Рэнд, естественно, отмахивается от похвалы рабовладению, а совершенно религиозные метафизические взгляды заменяет собственным символом веры. В её логике «Перводвигатель» – это не метафизическое божество, а прогрессивный класс капиталистов, двигающий общество. Даже Маркс с его переработкой идеалистических идей Гегеля так далеко не зашёл.

Отсюда вытекает её удивительный подход к истории. Как я уже упоминал, Рэнд была, скорее, отрицающим модерн модернистом. В этом нет противоречия, практически все философские, политические и мистические течения, порождённые эпохой модерна, отличались критикой современного им положения вещей и поиском утопии. Обычно в будущем, но иногда и в прошлом. К примеру, в теориях Рене Генона и его учеников многое становится понятно, если признать, что это было именно модернистское мистическое течение, вполне родственное ненавистной ему теософии. Просто отличающееся куда более высоким интеллектом своего создателя – и ещё специфической формой утопии, в виде идеализированного кастового общества. Взгляд на историю Рэнд очень близок к этому примеру, с одним важным исключением. Её идеализируемое время – промышленная революция, эпоха эстетического романтизма, философского рационализма, этического индивидуализма и ничем не сдерживаемого капитализма. Прекрасная эпоха, крушение которой в кровавом хаосе Первой мировой и породило столь ненавистный ей за иррациональность модерн.

Получилась достаточно красивая схема, в которой мудрые и бесстрашные бизнесмены чуть не построили земной рай, но из-за предательства философов, заменивших истинную рационалистическую философию на нечто непонятное автору, и ошибки художников-романтиков, не осознавших всю героичность вышеупомянутых бизнесменов, утопия провалилась и начался ад современного Рэнд общества. Разумеется, я немного упрощаю её схему, но очень немного, прочитайте хотя бы её статью «Что такое романтизм?». Естественно, при таком подходе анализ явления заменяется его воспеванием. Когда человек пишет про определённую эпоху с подсознательным желанием оправдать и объяснить величие любой, даже самой спорной стороны этой эпохи, то получается чистая пропаганда. С игнорированием всех по-настоящему тёмных сторон. Примеров можно привести массу: от феерических статей Эволы, воспевающих любую реакционную политику, включая крепостное право, до современного поп-сталинизма. Рэнд прекрасно подходит к этому ряду. Она даже не пытается найти оправдание всем тем многочисленным и по-настоящему жутким фактам эксплуатации (к примеру, детей-рабочих), на которых строилась критическая часть «Капитала» Маркса. Она это всё просто игнорирует. Имеет право. Однако есть небольшое замечание.

Двадцатого октября 1947 года Айн Рэнд давала показания перед Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности. Я потом ещё вернусь этому замечательному событию, сейчас же отмечу, что она там между делом сформулировала целую программу эстетической цензуры, близкой к современной голливудской политкорректности.

Если вы сомневаетесь, я просто задам вам один вопрос. Вообразите, что дело происходит в нацистской Германии. Кто-то написал сценарий милой романтической истории со счастливыми людьми под музыку Вагнера. Что вы скажете тогда, это пропаганда или нет, если вы знаете, какова была жизнь в Германии и что за концлагеря там существовали? Вы никогда бы не посмели поместить подобную счастливую любовную историю в Германию, и по тем же самым причинам вы не должны помещать её в Россию.

Объективизм вовсе не является синонимом объективности. Или чёрное, или белое.

Ещё интереснее эстетическая концепция объективизма. Ясно, что с такими понятиями о психологии трудно сочинить правдоподобных персонажей, но это вовсе не объясняет феерической бездарности романа в целом. Там буквально нет ни одной живой и свободной строчки. Дело в том, что Рэнд в высшей степени последовательна в деле отрицания иррационального, она не находит для него места даже в творческом процессе. Эту неожиданную концепцию в романе излагает композитор Ричард Хэйли, естественно гений. Мы не слышим его музыки, зато читаем текст:

Меня не привлекает восхищение беспричинное, эмоциональное, интуитивное, инстинктивное – попросту слепое. Я не люблю слепоту любого рода, потому что мне есть что показать, то же и с глухотой – мне есть что сказать. Я не хочу, чтобы мною восхищались сердцем – только разумом. И когда я встречаю слушателя, обладающего этим бесценным даром, между ним и мною совершается взаимовыгодный обмен. Художник тоже торговец, мисс Таггарт, самый требовательный и неуступчивый.

Я совершенно не представляю себе музыки, написанной по такому принципу. Но я прочитал роман, написанный именно так. И в нём нет музыки.

На самом деле случай Айн Рэнд очень показательный. Её проблема, ставшая проблемой большинства её последователей, – это элементарный самообман. Человеку свойственно обманывать себя. И мы всегда будем полем битвы между двумя разнонаправленными векторами: нашей природной иррациональностью и сознательным стремлением к рационализму. Если верить культурологической теории про «аполлоническую и дионисийскую/хтоническую» части культуры, вся наша цивилизация сформировалась именно в качестве бунта против собственной природы. Но Рэнд не бунтует против природы, она отрицает природу. Она настолько не сомневается в полной объективности собственного взгляда на мир и настолько отрицает саму возможность критического самоанализа, что оказывается полностью беззащитной перед собственной иррациональностью. Единственные моменты, когда её слово начинает гореть огнём, – монологи героев – цепляют читателя именно за счёт своей горячей, слепой уверенности. Отсюда и горячая любовь к её книгам со стороны уважаемых ею романтиков и презираемых мистиков. Людей убеждает её иррациональность. Но если избавиться от этого наваждения и спокойно проанализировать ту картину мира, которую она проповедует как объективную истину, то окажется, что и она построена из прочитанных автором книг и даже просмотренных фильмов.

Достаточно вспомнить один курьёзный случай. Как я уже упоминал, в 1947 году Айн Рэнд дала показания в Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности. Я оставлю за рамками сам вопрос, как фанатичный борец против вмешательства государства в права личности смог убедить себя в том, что не участвует в политической травле неугодных. Юмор в другом. Она утверждает, что фильм «Песнь о России» является пропагандой, поскольку там в Советском Союзе есть рестораны и балы, на которых люди танцуют. В её реальности этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. И та реальность, которую она описывала, удивительно напоминала крайне мрачную версию советских эпизодов из художественного фильма «Ниночка».

Восприятие мира как сценария многое объясняет в истории её небольшой, но влиятельной по итогам секты. Рэнд обладала важнейшим для гуру талантом: она могла убедить своих сторонников в рациональности любого своего поведения. Достаточно вспомнить историю её любовных отношений с верным оруженосцем Натаниэлем Бранденом. Рационально убедить своего мужа и жену любовника закрыть глаза на начавшийся роман, ведь так требует рациональный взгляд на мир. И затем не менее рационально разрушить всё своё движение в связи с появлением у Брандена другого, уже иррационального романа. Утопия Рэнд может выглядеть прекрасной, но она сама не могла соответствовать собственным критериям. Никто не может соответствовать критериям утопии.

Желания быть рациональным недостаточно. Отрицая свой внутренний хаос, можно только открыть перед ним ворота. Для этого достаточно забыть, что А = А. Ведь мы не идеальные герои ненаучно-фантастического романа. В каждом из нас есть этот внутренний хаос.

Автор: Раймонд Крумгольд

Иллюстрации: El Sol Fune­bre

[Скачать статью в .pdf]

[Купить печатный журнал]