Некоторые этические и психопрактические аспекты сексуальных контактов с воображаемым

Статья Бена Йоффе про тульповодство подоспела весьма вовремя и даже несколько неожиданно: пока одна часть редакции готовила перевод статьи, другая часть, не подозревая об этом, параллельно обсуждала некоторые нюансы одиозной практики тульповодства с точки зрения её генезиса и влияния на практикующих. Поэтому, хочется воспользоваться случаем и дополнить статью некоторыми мыслями.

— Ты тут рассказывала про философа Беркли, — сказал он как-то. — Который считал, что всё существует исключительно в качестве восприятия.
— Было такое, — согласилась я.
Я действительно пыталась объяснить ему это и, кажется, добилась некоторого успеха.
— Выходит, секс и мастурбация — одно и то же?
Я оторопела.
— Почему?
— Раз всё существует только в качестве восприятия, значит, заниматься любовью с настоящей девушкой — это то же самое, что воображать себе эту девушку.
— Не совсем. Беркли говорил, что объекты существуют в восприятии Бога. Мысль о красивой девушке — это просто твоя мысль. А красивая девушка — это мысль Бога.
— И то и другое — мысли. Почему заниматься любовью с мыслью Бога — хорошо, а со своей собственной мыслью — плохо?
— А это уже категорический императив Канта.

ПВО, “Священная книга оборотня”

Как ни странно, но при обсуждении «тибетского» происхождения термина «тульпа» и вклада Александры Давид-Неель в популяризацию данного термина упускается тот факт, что у того, что сейчас стереотипно понимают под практикой «тульпы» (имея в виду прежде всего специфическую сексуальную практику), действительно есть аналоги в тибетском буддизме (а шире — в Ваджраяне, тантрическом буддизме), но немного не те, которые упомянул в своей статье Йоффе.

Но обо всём по порядку.

Ваджраяна, тантрический буддизм, зародилась на кладбищах древней Индии (служивших местами встреч вольнодумцев и маргиналов всех традиций), где встретились три потока эзотерического знания: магические и религиозные практики дравидских автохтонов (которых завоеватели-арии загнали в самый низ социальной пирамиды); философия и психотехники ортодоксальных школ индуистской мысли; и, собственно, буддизм Махаяны с его собственными философией и психотехникой. Меж этими тремя традициями, несмотря на догматические разногласия, шёл активный взаимообмен идеями, образами и психотехническими наработками.

С тех давних пор Ваджраяна (будучи химерическим соединением тантрического практикума и философского базиса буддизма Махаяны) содержит в себе многие архаичные элементы, унаследованные от различных ныне несуществующих школ индуистского тантризма (например, капалики), следы которых уже давно затерялись в индуистском тантризме современном. К этому же корпусу общих идей и практик тантризма относится унаследованный Ваджраяной постулат о том, что высшей реализации можно достигнуть путём применения специфических психотехник, выполняемых в двух типах биологических состояний, кардинально изменяющих энергетическую структуру индивида: в момент умирания либо в момент полового соития.

Наставления по практике тантрического соития (майтхуны) в Ваджраяне относятся к разряду тайных, что неудивительно, учитывая сложность их как с психопрактической, так и с этической стороны. Майтхуна является важной частью так называемой стадии завершения (сампаннакрама) ваджраянской «наивысшей йоги». Психопрактики такого рода включают (помимо самих йогических упражнений, требующих развитой концентрации) также много декондиционирующих и инициирующих элементов, поэтому для выполнения данной части практику требуется содействие обученной партнёрши, которая называется кармамудрой.

Ученик великого Цонкапы, автор тибетского средневекового справочника об основах ваджраянской тантрической практики, Кедруб Дже, так объясняет данный термин:

По причине деяний (карма) в прошлых жизнях, практикующий припадает к телу женщины и там реализует – потому говорят «карма-мудра».

А далее проявляется специфический подход буддизма к адаптации Учения под наличествующие условия. Дело в том, что практика Ваджраяны к определённому моменту перестала быть уделом мирян и йогинов-маргиналов, не связанных монашескими обетами. Тайные учения буддийского тантризма перешли на хранение к страте тех образованных буддистов, которые только и могли сохранить все накопленные знания, — к монахам. А у буддийских монахов среди обязательных и основных обетов был полный целибат, исключающий практику кармамудры, поэтому достижение высшей реализации откладывалось ими до момента собственной смерти — настоящего момента истины для проверки всех их психотехнических достижений.

Но зачем ждать так долго? Ведь наличествующая действительность — сцена театра, где актёры несколько заигрываются в свои роли, не говоря уже о зрителях. Если для успешного осуществления психопрактики требуются специфические физические переживания, то вовсе не обязательно снимать с себя предписанные ролью обеты — достаточно шагнуть в мировом представлении на уровень глубже и разыграть пьесу с “тантрической супругой” на подмостках собственного сознания.

Так в Ваджраяне появляется практика майтхуны с джнянамудрой — визуализируемой партнёршей, которая создаётся при помощи развитого навыка медитативной концентрации. Кедруб Дже тут говорит так:

В наше время обычное объяснение выражения «известная джняна-мудра» таково: не занимаются реализацией в конкретном месте, т. е. в женщине, а реализуют его в джняне, то есть в Знании – в собственном самадхи практикующего.

Успешный итог практики майтхуны с джнянамудрой должен быть точно такой же, как и с кармамудрой, буквально по мануалу: «Прана входит и растворяется в срединном канале (авадхути), отчего возникают переживания четырёх видов пустоты; а благодаря силе переживаний практик испытывает трансформацию, закрепляя свои достижения реализацией «иллюзорного тела».

Неуспешные итоги практики майтхуны с джнянамудрой мы можем только представлять, но по крайней мере в их список не входит обязательное нарушение монашеских обетов.

Возможно, именно описания этих практик могли стать основой для тех интерпретаций, которые впоследствии были почерпнуты Александрой Дэвид-Неель и затем стали общим местом для тульпофорсинга.

Однако здесь есть важный момент: буддийские монахи конструируют себе иллюзорного партнёра в качестве инструмента для осуществления психопрактики, которая не может быть осуществлена с живой партнёршей в связи со взятыми монашескими обетами (у буддийских йогинов и мирян таких ограничений, к слову, нет — и джнянамудра им не нужна). Более того, до практики с джнянамудрой доходят только опытные медитаторы, уже реализовавшие стадию зарождения (утпаттикрама) и к этому времени довольно уверенно управляющие своим умом.

Для современных стереотипных тульповодов (тех, кто выращивает психогомункула для того, чтобы затем привязаться к нему) конструирование иллюзорного партнёра является ЦЕЛЬЮ психопрактики, при этом психическая стабильность данного типа искателей является зачастую сомнительной. И в результате в лучшем случае мы имеем высокий риск негативных последствий для психики. В худшем случае — незадачливый тульповод становится уязвим для целого списка различных сущностей, взаимодействие с которыми имеет долгосрочные кармические последствия.

Про то же, кого может привлечь неумелая ритуальная и визуализирующая активность, могла бы поведать много интересного буддийская демонология — но это уже предмет отдельного рассказа.

Знання Пернач

Хотя именно демонологии и не хватило в рассказе Бена Иоффе. Вообще очень странно слышать в рассуждениях о тульповодстве сравнение с

«евангельскими христианами, которые занимаются каторжным когнитивно-эмоциональным трудом, чтобы переживать присутствие Бога как часть бытовой чувственной реальности».

Понятно, что такое сравнение придёт в голову только комментатору, который одного «голоса в голове» от другого не отличит, так что безразлично, феи там видятся, Винни Пух с Пятачком, седой арамейский бородач в ночнушке или, там, секси-поняша верхом на радуге. Но, наверное, если удалось раскопать даже отличие tulku от sprul sku, то уж какие-то основополагающие мотивации типа духовного поиска и удовлетворения нужды в общении и сексуальном удовольствии различать всё же стоит.

Этих же самых упомянутых Иоффе христиан это различие очень волновало. Настолько, что «духовным поиском» занимались они в крови и поту, сексуальное удовольствие отвергая вовсе – из-за чего их даже посещали духи, насильно его удовлетворявшие. Речь идёт о демонах средневековой демонологии, суккубах и инкубах, хотя они были известны задолго до христианской эры, например, как лилим – дети Лилит, посещающие во снах мужчин. Позже каббалисты даже стали ассоциировать с сексуальным вампиризмом один из клиппот – Гамалиэль, выделяя под дурных духов, паразитирующих на нереализованной сексуальности, целую духовную сферу.

Сферу бессознательного, в которой до поры до времени зреют наши неудовлетворённые страсти. Иногда они воплощаются в виде реальных дел и поисков, постановки целей, последовательном планировании и достижении; иногда в виде мечтаний и снов, в крайнем случае – в виде заболеваний, одержимости… колдовстве, духовидении.

С другой стороны, согласно множеству свидетельств (хоть пресловутому «Молоту ведьм») колдуны и колдуньи добровольно обзаводились фамильярами, выполнявшими служебную и/или развлекательную функцию, а также могли вдоволь совокупляться с суккубами и инкубами. Ну, чем не тульповоды?

Впрочем, ладно – сексуальная или дружеская связь с мифическими персонажами известна не только в рамках чёрно-белой авраамической логики, но и, например, в языческом или политеистическом контексте. Там она может принести славу, покровительство потомкам со стороны бессмертных предков, опять неожиданную месть со стороны Геры, драматические, комические или трагические последствия. Правило тут выделить можно разве что самое общее: понимай, что делаешь, иначе может получиться глупо или даже совсем плохо.

И для современных тульповодов оно отлично работает. В сети можно найти упоминание о симптомах параноидальной шизофрении, которые якобы постигли одного несчастного тульповода, чья подопечная якобы научилась контролировать почти все его чувства. Она могла навести на него ощущение, будто она пронзает его иглами, вызывать боль во всём теле и не давать заснуть… Всё просто потому, что он попытался её забыть.

Ну и конечно, «понимать, что делаешь» тут нельзя, потому что разнятся и способы создания тульп, и то, что от них затем требуется, и даже определение самой их сути. Иоффе считает, что тульпа – это «воображаемый друг», только вот какие-то прокачанные у Иоффе воображаемые друзья, если им даруется самостоятельность и собственная непрерывность. Портал «Крот» в статье «Веб левой руки» дал совсем другое, более актуальное определение тульпы: «Воображаемая девушка: друг, любовница и питомец вроде тамагочи», только для «воображаемой» как-то слишком много у неё должно быть реальных сил.

В сети встречается множество других определений. Мол, тульпа – это обладающая свободой воли галлюцинация; тульпа – это визуализация, способная к самостоятельным мыслям и действиям…

Нет устойчивого контекста, нет проверенных временем техник, нет доброго ламы, бьющего тебя ваджрой по голове в случае, если ты начинаешь медленное магическое самоубийство. В таких условиях набивание шишек – единственный способ достигнуть результата; логично, если этот результат в первый раз (десять раз?) выйдет комом или усугублением личных обсессий, тёмных сторон личности… в конце концов, и клиникой ведь может выйти.

Нам в этой анархии больше всего видится сходство тульповодов (несмотря на опросы, в которых указывается, что 3/4 этого контингента верит только в нейробиологию) именно с магами хаоса: такой же разброд в методах и мировоззрениях, такой же живой и неразборчивый поиск средств достижения цели, такое же отсутствие единого контекста, позволяющего определить, с чем ты имеешь дело… Впрочем, нет – маги хаоса, как правило, имеют доступ к множеству контекстов, а вот тульповоды – разве что к психиатрическому.

Ну что ж, тогда позволим себе обрисовать, возможно, полезный для тульповодов контекст, принадлежащий тому, от кого магия хаоса вообще начала быть, – Остину Осману Спейру. Он считал, что мир – это надежда на сладострастный сон, обернувшийся формой кошмарного сновидения, а бытие человеком – ещё одна надежда на всё тот же сладострастный сон, возникшая прямо внутри кошмара и позволившая ему достигнуть недостижимого ранее градуса кошмарности.

Он также считал, что кошмар этот – вампирический, кошмар Я, питающегося Другим Я. В таком случае тульповодство будет уже третьим уровнем вложенности, переусложняющим и без того непростую ситуацию… И приводящим её ближе к ни много ни мало вампирическому кризису: сначала жизнь начала высасывать все соки из мира; затем человек стал суперхищнически подминать под себя всю жизнь, до которой смог дотянуться; теперь и ему пришло время склониться перед легионами любимых призраков?

Такой вариант вполне возможен. Возможен и обратный: быть может, ребята-тульповоды – авангард современности, спонтанно открывающий в человеческом быту врата к тому, что всегда было уделом кучки странных личностей, считающих себя духовной элитой. Быть может, мы стоим на пороге того «духовного перерождения человечества», о котором эта кучка всегда мечтала, и это перерождение будет тихим, искренним и мягким, как возвращение домой невидимого друга, а тульповодство – всего лишь самый малый и ранний из симптомов более масштабных процессов.

Но в состоянии неопределённости, когда тысячи вызванных призраков могут оказаться и нежданными союзниками, и гадкими паразитами, единственным правильным выбором может быть максимальная строгость к себе, к выбранным путям и методам. Надеемся, никакая милая мордашка не помешает вам в этом.

Fr. Chmn