«И когда голова падет с плеч, я скажу: «Оп-ля!»: Визит Штеффена Зайгерта к Гансу Руди Гигеру

От редакции. Публикуем интервью, взятое Штеффеном Зайгертом у Ганса нашего Руди Гигера, – фрагмент книги «Baphomet: Tarot of The Under­world», переводимой сейчас ich­han­tik. Это достаточно необычный материал, т. к. в нём приводится не только расшифровка разговора по душам Зайгерта с Гигером, но и практически гонзо-вставки, в которых интервьюер делится своими размышлениями и впечатлениями о светоче биомеханического разума и внутриматочном пейзажисте. 

«И когда голова падет с плеч, я скажу: «Оп-ля!»

Визит Штеффена Зайгерта к Гансу Руди Гигеру

Из книги Baphomet: Tarot of The Under­world (aka «Таро Гигера»).

Перевод: ich­han­tik

Акрон и Военикс пригласили меня на эксклюзивный премьерный показ, или вернисаж, в Цюрихе на Хэллоуин. Гвоздем программы были новейшие работы Акрона, Военикса и Ганса Руди Гигера («Дантов Ад» Акрона). Я признателен Акрону за то, что он организовал мне интервью с Гигером всего за несколько часов до вернисажа (о котором я расскажу после вступления).

Разумеется, я был взволнован, узнав, что мне позвонит сам Г. Р. Гигер. В итоге только технические неполадки не позволили мне взять интервью по телефону, и Гигер согласился, чтобы я приехал в тот день. Тогда я позвонил Георгу Дену, который держит «Агентство аналитической астрологии и толкования снов», и который в этом выпуске представлен статьей «Смертный путь». Он сразу же заявил, что хочет встретиться с Гигером и увидеть выставку Акрона и Военикса. Он сказал, что будет фотографировать.

Следующая статья — более отчет о впечатлениях, чем обычное интервью. Должен сказать, что с самого начала Гигер встретил нас с чудесной готовностью, дружелюбием и терпением, так что, по моему мнению, это стало чем-то большим, чем просто интервью.

Я пропущу обычную вступительную биографию — прежде всего потому что мне не кажется, что было бы правильно столь кратко описывать столь творческую жизнь, а кроме того, сейчас в продаже доступны несколько книг о Г. Р. Гигере, так что проще заглянуть в них, чем пытаться пересказать их вкратце. В конце концов, в Интернете сейчас полно коротких и длинных биографических статей о нем (в том числе и на его личной страничке) — результат деятельности его многочисленных поклонников. Вместо этого я буду вставлять биографические подробности по случаю в разных частях статьи.

31 октября 2000 года, 15.00

Некоторое время поплутав на автомобиле по Цюриху, мы с Георгом смогли найти таунхаус, в котором живёт Г. Р. Гигер. Висит знак, который просит посетителей звонить в другую дверь. Так мы и поступили, хотя я несколько сомневался — стоит ли появляться на целый час раньше назначенного. По телефону Гигер сказал мне, что работает по ночам, поэтому приехать рано будет бессмысленно для меня и мучительно для него. Но Георг сказал «Давай попробуем!»

Когда мы позвонили в дверь, Гигер приветствовал нас и вспомнил, что у него была назначена какая-то встреча, однако больше ничего не смог вспомнить про отметку в своем календаре. Однако когда прозвучало слово AHA, он вспомнил. Мы представились, и он немедленно показал нам специальный стол, за которым он работает.

У меня не было представления о том, какие техники он использует, но скоро он рассказал о них. Он спросил, не хотим ли мы увидеть пару его произведений — что ж, конечно, ничего не может быть лучше… И вскоре мы стоим перед фонтаном в виде зодиака в его саду. Мы достаем фотоаппараты. Мы можем фотографировать его произведения, которые выглядят чрезвычайно хорошо вписанными в естественную среду, несмотря на иногда контрастирующие материалы (различные металлы, из которых выполнены знаки Зодиака). Гигер сходил в дом и специально ради нас включил фонтан — появляется звук плещущей воды, мы впечатлены. Кругом фонтана — скульптуры, картины и фрагменты старых работ. Я удивлен, что он оставил их на милость сил природы.

Он провел нас по различным комнатам своей империи — отовсюду на нас смотрят горы его работ. Скоро становится ясно, что ему для них не помешало бы иметь куда больше места. Он рассказывает нам о том, как были созданы те или иные картины и скульптуры, какие использовались техники, и других подобных деталях. Скоро становится ясно, что мы имеем дело не с каким-то высокоманерным артистом, в любом смысле этого слова. Мы чувствуем, что он принимает нас очень тепло.

Несколько позже мы садимся за столик и я вновь спрашиваю себя, почему же мы не в каком-нибудь венском кафе. Я показываю ему несколько номеров AHA, в особенности статью Клааса Хоффманна о проективной синтетической геометрии. Гигер с интересом смотрит на нее и говорит: «Конечно-конечно, крест и симметрия — всегда идут рука об руку с безумцами». Мы посмеялись.

Потом он видит картины Кроули и говорит: «Ох… они злые, не правда ли?» Гигер рассказывает нам об Улле фон Бернус (прим. перев. — Урсула Пия фон Бернус, немецкая оккультистка, попала под суд в 80‑х за черную магию (была оправдана), предлагала по ТВ услуги «мага-киллера» за вознаграждение), которая предлагала ему продать оригиналы работ Кроули. Мы были изумлены, когда он сказал «она меня чуть с ума не свела!» 

Я спросил его, был ли он с ней когда-нибудь в швейцарском телемском аббатстве (в Штайне, кантон Аппенцелль). Он говорит «да», но не знает, что в нем такого. Мы ищем имя — имя знаменитого мага в Штейне. Гигер вспоминает только слово «Флейшер» («мясник» по-немецки), и говорит, что это не то. Но «Вурст» (сосиска) тоже не подходит. Я вспоминаю слово «Мецгер» (другое название мясника) — и вот оно, имя. (Те, кто долгое время читает AHA, и читал серию статей П. Р. Кёнига о феномене Храма Восточных Тамплиеров, вспомнят мистера Мецгера). (прим. перев. — Герман Йозеф Мецгер, брат Парасанг (ум. 1990) — швейцарский оккультист, Внешний глава Храма Восточных Тамплиеров, издавал Кроули на немецком языке, крутил фильмы Кеннета Энгера в киноклубе «Телема» в Штайне, под брендом «Телема» монетизировал оккультизм Храма Восточных Тамплиеров (булочная «Телема», метеостанция «Телема», пасека (!) «Телема», музей, ресторан, отель, библиотека и т. д.)

Он показывает нам рисунки и объекты внутреннего убранства бара в Чуре. Окна… стулья… арка, напоминающая спинной хребет, спинной мозг которого должен был быть частью ребристой композиции в баре его музея в Грюйере. Он рассказал, что бункер будет сделан из торкрет-бетона (прим. перев. — путем распыления раствора бетона на железобетонную форму). «Это будет адская работенка». Он придумал фишку для зеркальной стены бара — если вы смотрите изнутри, то видите, что происходит снаружи; а снаружи вы видите зеркальную стену. «Мы начнем строить этот бар при музее в январе. Раньше там был магазин — пришлось снять потолок и снести одну из стен — невероятный бардак».

Звонит телефон, он ненадолго отвлекается на разговор. Георг и я радостно все снимаем, пока он разговаривает. Мои опасения, что он может возражать против этого, или что телефонный разговор может внезапно положить конец интервью, вскоре развеиваются. Гигер возвращается к нам и показывает комнату с тяжелыми гардинами, с черным столом и набором кресел, которые находятся в почти столь же темном пространстве. Стол Харконнена, во всей своей славе, и мы способны лишь хохотать, завороженные им, наши лица, наверное, сияют во тьме, как полная луна. Он предлагает нам присесть, а сам занимает место позади нас — мы фотографируем, полностью завороженные. Мы продолжаем экскурсию и смотрим на его любимую картину, гигантского Чужого — она создана на влагостойком брезенте, которым укрывают грузовики. «Этот останется у меня», говорит он с ухмылкой.

Когда мы садимся обратно за стол, Гигер говорит по поводу Акрона: «Я делаю то же, что и Акрон. Акрон, как говорят, маг, профессиональный маг. Эй, а я‑то художник! Он — невероятная личность, особенно в той манере разговаривать. Он говорит, как пулемет, и оставляет меня практически истощенным каждый раз, когда открывает рот. Но он отличный человек. Ну, могу рассказать, как я познакомился с Акроном. Это было десять или двенадцать лет назад. Акрон пришел ко мне, потому что участвовал в выставке в баре Haus Zu Let­zen Lat­er­ne (прим. перев. — «Дом у последнего фонаря», как дом на улице Алхимиков в романе Густава Майринка «Голем») и в симпозиуме по алхимии в городском театре Санкт-Галлена. 

Я же выставлял несколько довольно эротичных картин, и буча поднялась быстро. Акрон увидел мои картины, и ему пришла в голову идея сделать колоду Таро из моих работ. Я сказал, что не хочу рисовать какие-то новые картины и объекты, а он ответил, что мои картины — уже карты Таро, ему нужно лишь выбрать подходящие. Я сказал Эйкрону, что он может попробовать, и он выбрал символы Таро из моих картин. Дальше нужно было описать отдельные карты. Мы разбирались с каждой отдельной картой по часу по телефону. Я рассказывал ему все о картине: структуру, с чем она связана, а Акрон рассказывал, как он на это смотрит, то есть описывал эти карты Таро. Мне показалось это поистине удивительным и невероятно интересным, то, что он видел».

Наш хозяин затем принялся рассказывать об арканах «Маг» и «Смерть». Упоминается гильотина, и он неожиданно показывает нам на картину, которая висит на стене за нашими спинами. «Вот это галстук Санкт-Галлена, машина для убийства… нож гильотины падает вниз и оп-ля!» — слышим мы от него. «Вы знаете, что это за «оп-ля»? — спрашивает он. — Это «оп-ля» Брехта и Лотте Леньи в «Мэкки-Ноже». Потом Гигер с огромным воодушевлением выдает нечто вроде короткой песенки: «И когда голова покатится, я скажу оп-ля!..» Тогда мы видим женскую фигуру, украшающую центр едва узнаваемой, очень металлической, и выглядящей очень острой гильотины. Ниже — здоровенный фаллос… А еще ниже ясно видна ловчая сеть. Ясно, что произойдет, когда нож обрушится вниз.

Гигер продолжает: «Это моя наиболее убедительная скульптура — она каким-то образом причиняет боль мужчинам. Вот почему я использовал женщину — тогда мужчинам не так больно (дурашливо улыбается). Гильотина натянута с помощью пружин. Прекрасно, не правда ли? А сетку я взял от волейбольной корзины (sic)». Потом он издает свистящий звук — как звук падающего ножа гильотины — и очень радуется.

Штеффен: Если бы вы снова рисовали картины для карт Таро, они бы выглядели по-другому, или использовали бы другие символы, другие техники?

Гигер: Я рисовал картины, даже не думая о Таро. Кроме, быть может, XV аркана. Так что я не могу сказать, нарисовал ли бы я их по-другому. Акрон выбрал эти картины, а я всегда соглашался.

Штеффен: Какие утверждения для вас связаны с фигурой Бафомета?

Гигер: Я нарисовал эту картину гораздо раньше, как вы знаете. Когда я рисовал «Заклятье», я очень интересовался магическими штуками и читал о них все на свете, включая Кроули — это было с 1972 по 1977 — и примерно тогда появилось «Заклятье», и среда, в которой находится Бафомет. У меня в голове засели слова типа «как наверху, так и внизу» и все такое.

Таким образом, не слишком в этом разбираясь, я нарисовал картину размером 2,4 метра на 4,2 метра с Бафометом в центре. Некоторые были по-настоящему впечатлены — им удавалось найти в ней всевозможные вещи, включая цифры и разное прочее. В картине с Бафометом я поместил пентаграммы одну на другую, образовав «десятиграмму», то есть острием наверх и острием вниз, по писаниям Агриппы Неттесгеймского, я раз написал картину с «человеком» вписанным в пентаграмму и раз — с Бафометом — с ушами, острой бородкой и удлиненными ногами. Потом я поместил эти образы один на другой, чтобы получить «Заклятье».

Штеффен: Но разве не правда, что у вас есть по этому поводу философское заявление?

Гигер: Ха, вовсе нет. Это и другие сделать могут.

Он говорит это с ухмылками и смехом, одновременно очаровательным и цепляющим. Он рассказывает нам далее, что Бафомет — одна из тех картин, которые он сознательно хотел сделать. В противоположность этому, он также сделал целую серию картин с использованием аэрографа, в которых он не делал ничего кроме самых черновых набросков, просто двигаясь из верхнего левого угла и заполняя картину. «Например, в храмовых комнатах, в их окружающей среде, есть некоторые интересные магические вещи, все само собой получилось неплохо, хотя я и не знаю, откуда это пришло. Я просто их так нарисовал».

Штеффен: Однажды вы заявили, что у ваших картин есть и целительный аспект, поскольку они описывают обобщение ваших снов в форме и цвете.

Гигер: Верно. Это были те «Пассажи».

Затем он попросил у нас прощения и сказал, что ему только сейчас пришло в голову, что мы должны что-то попить. Из другой комнаты он говорит, что не позволит, чтобы мы умерли от жажды. Он принес ананасный сок.

Штеффен: Как, в основном, идеи приходят к вам в голову сейчас?

Гигер: Они приходят так, как я уже описал — в основном через аэрограф. Это — наиболее непосредственный метод. Закрытость и отдаление в соотношении с поверхностью, больше или меньше давления при приложении цветов — и нечто магическое появляется таким образом — очень тонкие линии, или облако.

Штеффен: То есть, как вы говорите, это ваш любимый инструмент?

Гигер: Это наиболее сюрреалистический вариант, он исходит из глубин меня, что на деле дает наиболее впечатляющие результаты. Но есть также темы, где у меня заранее есть ясная идея, и я пытаюсь представить ее наилучшим образом. Мои образы детей, например.

Штеффен: Вы предпочитаете какой-то определенный метод в таких случаях?

Гигер: Ну… нет… то есть — и то, и другое, потому что я всегда делал и то, и другое. Трехмерные вещи и дизайн, утилитарное искусство. Я не провожу тут границы. Сейчас, когда места так мало, хорошо если я хотя бы могу где-то разместить скульптуру или что-то такое. О, мне только что пришло в голову — я должен показать вам что-то в снаружи, в саду. Где-то островной народ вырезал скульптуры младенцев, и такой сидел у меня в саду много лет. Мне он очень нравится. Это деревянный рельеф в том же стиле, в котором я рисую свои картины. И я должен показать его вам сейчас — я был просто ошеломлен тем, как он выглядит сейчас.

Мы отправляемся в сад. На земле лежит деревянный рельеф с многочисленными лицами младенцев. Мы смотрим на него. На деревянном рельефе выросло огромное количество грибов. Некоторые из них проросли прямо через глаза на этих лицах. Гигер смотрит на них с изумлением: «Эти грибы на нем — я думаю, это прекрасно, не правда ли?», говорит он с горящими глазами. «Это по-настоящему великолепно, не правда ли?» 

Гигер говорит, что ему эти грибы некоторым образом кажутся прыщиками на лицах, и снова говорит о резчиках на острове, где был сделан этот рельеф. «Эти островитяне упустили прыщи — но природа все равно создала их! Подобные вещи изумляют меня». Он спрашивает меня, знаю ли я Ива Кляйна, и мне нечего ответить. Гигер рассказывает нам, что Ив Кляйн – умерший уже художник, который работал, используя отпечатки, сделанные телами женщин, добавляя слои с помощью аэрографа, и создавал в своих картинах экстремальный синий цвет. Он также использовал в своих картинах грибы, и наш хозяин говорит, что был бы рад, если бы сделал оммаж Иву Кляйну своей «картиной из грибов». 

Правда, по его словам, лучше немного подождать — ведь грибы могут еще немного вырасти. Кроме того, у него есть еще одна картина, которую он собирается положить на то же место в надежде, что природа вновь сделает так, чтобы грибы прорвались сквозь нее.

Штеффен: Есть ли художники, на которых вы равняетесь?

Гигер: Дали, никто не может игнорировать Дали, и Кубин, и де Гойя, да Винчи — я тоже люблю изобретения — и конечно, Иероним Босх — он бог превыше их всех. Он невероятный, правда?

Штеффен: А что насчет Тимоти Лири?

Гигер: Знаете, он был в Швейцарии, когда сбежал от призыва на войну во Вьетнаме. Его хотели посадить. Он был врагом общества номер один, потому что оттаскивал людей от войны во Вьетнаме. Поэтому он искал политического убежища в Швейцарии.

А я собирал подписи для него — здесь люди о нем тогда еще не слыхали. Он был здесь с 1970 по 1972, и Карл Ласло и Вегмюллер собирали для него подписи для подачи прошения об убежище, а мой отец увидел сюжет о Лири по телевизору. Сам я не упоминал имени Лири. Я думал, он разозлится. В основном я оказывал Лири моральную поддержку.

Когда вышел фильм «Чужой», я посетил его в Лос-Анджелесе, и он написал для меня предисловие для книги «Нью-Йорк Сити» и для «Чужого» — он был в этом очень заинтересован. Это была его «месть» за то, что я его поддержал. Я видел его несколько раз в Лос-Анджелесе — отличный парень.

Штеффен: Давние читатели AHA хорошо знакомы с позицией Тимоти Лири. Вы однажды написали: «…самая благодарная цель, которая может быть у человека — возвыситься и стать богоподобным».

Гигер: Да, ну все это следует понимать с долей иронии, правда! Во мне по-прежнему немало иронии, хотя бывает люди просто не желают об этом знать. Вся моя работа «Тайна Сан-Готтардо» — одна большая сатира. Это просто смехотворно же, не правда ли? Многие вещи не следует принимать всерьез. И мне это нравится.

Я описываю различные техники высвобождения кундалини, которые в прошлом были представлены в AHA, и спрашиваю Гигера о том, сколько раз он сам испытывал внетелесный опыт. Он отвечает: «Да, конечно, я испытывал все виды подобных вещей, однако я всегда воспринимал это очень приземленно. Исследования на эту тему, которые проводит ваш журнал, это очень интересно. Это, на самом деле, должно интересовать любого нормального человека! Все просто — человечество разделено на две группы: тех, кто поддерживает такие темы и такой вид опыта, и тех, кто не поддерживает. У меня было несколько таких эпизодов, но это, конечно, довольно опасная для обсуждения вещь».

Штеффен: Так вы говорите, что переживали уже нечто подобное – нечто, что указывает, что астральный мир существует?

Гигер: Да.

Штеффен: Как по-вашему, эти опыты дали вам нечто вроде власти, силы?

Гигер: Да, и большинство из таких опытов открыли мне различные вещи, на которые я до того никогда таким образом не смотрел. Например, объект, который сияет изнутри, излучает сияние, и тому подобные штуки. Нечто подобное, возможно, можно увидеть в пассажах. Там можно увидеть штуки, которые внезапно становятся в цветными, не правда ли?

Да, это, разумеется, гигантское поле опыта, крайне интересное. Но такие вещи легко превратить в культ. Когда такое происходит, то какое бы говно не произошло в Швейцарии, меня всегда зовут в качестве иллюстратора этой фигни, покуда это только возможно, и меня начинает это бесить.

Например, реально было такое — какой-то убийца или насильник детей заговорил обо мне и пресса превратила это в большое шоу, и в результате все стало выглядеть так, будто я ко всему этому делу имею отношение — бессовестно же?

Даже если это лишь скульптуры в Гигер-баре в Чуре, люди продолжают придумывать поводы, чтобы сжечь меня на костре. Если такие вещи происходят достаточно долгое время, оказываешься в очень неблагоприятной ситуации: тебя считают культовой фигурой, и это, черт побери, плохо, потому что тебя больше не воспринимают в рамках искусства. Полученный мной Оскар стал основой для всего этого. С тех пор никто не говорил о моих работах, они говорили только обо мне, и куда больше обычного. Все залипали на «картины Чужого», неважно, чем я занимался, кроме этого.

Штеффен: Чем вы занимались после этого?

Гигер: Спустя некоторое время я просто перестал делать картины с использованием аэрографа. Понимаете, в Штатах внезапно начали появляться сотни художников-аэрографов, которые занимались этим почти что ради забавы, например, делали иллюстрации для журналов научной фантастики и тому подобного. Однако по большому счету это уже не было искусством — это иллюстрации!

С помощью аэрографа можно делать довольно безвкусные вещи, эта техника просто идеально подходит, чтобы производить всякую дрянь — можно блефовать, обладая на самом деле очень слабыми навыками, правда!

Некоторых это привело к выводу, что с аэрографом вообще невозможно заниматься искусством. Это совершенно не так. Искусством можно заниматься с любой техникой, если вы способны достичь в ней мастерства и правильно применить. Тогда я начал рисовать на бумаге офисного формата — мне по душе, когда мои картины помещаются в моей комнате. Позже, конечно, ничего не поделаешь – приходится делать более крупные варианты. Но это чушь… требует усилий. Может, я стал немного ленив.

Штеффен: Вы работали совместно с молодыми художниками, опытными студентами, так сказать?

Гигер: Нет. Но, конечно, я давал уроки и делал это скорее по доброй воле. Нет, я не воспитывал учеников от и до, но уверен, что у меня есть масса учеников, которые рисуют, используя мой подход. Иногда я чувствую беспокойство, потому что в наши дни их так много.

Гигер показывает свою недавно вышедшую книгу «www.HRGiger.com». В ней есть и картины других художников, которых он высоко ценит — выражение его оценки этих людей и их работ, и при этом выражение его страсти к коллекционированию. 

Оригинальность, с которой организованы темы, не ускользнет от внимательного читателя. Включены картины серии «Нью-Йорк Сити», где Гигер смеется над жителями кантона Санкт-Галлен, которые никогда не прекращают попытки подвести его под монастырь. Приводятся там, кроме того, и картины, посвященные туннелям, пронизывающим Швейцарию, и замку, который он приобрел. «Я бы провел к замку железную дорогу, — смеется Гигер. — Железная дорога к маленькому замку с привидениями». 

Перелистывая книгу, я спрашиваю, что стало с Гигер-баром в Токио. «Они его снесли, к сожалению, ничего о нем не знаю». А что стало со всей выставкой там? «Ничего не вернулось. Я не знаю, где сейчас все эти вещи».

Штеффен: Похоже, замок в последнее время стал центром вашей работы. Есть ли определенный момент, к которому вы планируете все закончить?

Гигер: Я не знаю. Если говорить о поезде, то я вообще не представляю пока. Там будут специальные лифты для инвалидов, и я собираюсь сделать там нечто с рельсами и очень крутыми поворотами. Кроме того, в баре будут ступеньки, с которыми стоя оказываешься на одном уровне с сидящими людьми. Пол будет из алюминиевых пластин, и разумеется, будет много укромных ниш.

В этот момент кошак Гигера, которого зовут Мюки или как-то так (прим. перев. — приблизительно «обижалка», «гримаска»), врывается в разговор с мощным мявом. Ему немедленно предлагается еда — видимо, голодный. 

Листая дальше книгу, узнаем, как художнику пришла идея рисовать конструкции из коньков. (Мистер Домениг, известный швейцарский архитектор и президент хоккейной лиги, является владельцем Гигер-бара в Чуре). 

Потом мне кажется, что я вижу картину, которую швейцарская пресса обессмертила под кличкой «содомии Гигера», но я ошибаюсь. Гигер показывает нам с Георгом картину, которая вызвала такое возмущение. Мы огорчаемся — ничего, абсолютно ничего, что относилось бы к содомии, на ней нет. Взгляд на нее приводит нас на мгновение в ментальное пространство, полное фырканьем, смехом и при этом отчаянием. Тому, кто ее так окрестил, стоило бы немного учесть собственные любопытные проекции. 

Бывало, люди обращались в торговую инспекцию и федеральный суд из-за некоторых картин. «Они сказали, что не рекомендуется вешать эти картины в общественных местах. Я предпочитаю учитывать такое. Не хочу тратить время в спорах с властями. Теперь картины снова выставляются, будто и не было ничего».

Штеффен: То есть жители Санкт-Галлена так и не привыкли к Гигеру?

Гигер: Нет. У меня всегда с этим проблемы. Например, они не хотели выставлять картину с Христом на катапульте — им явно все это просто не нравилось! Жители Санкт-Галлена ярые католики, а я протестант. Правда, когда-то я ходил в католический детский сад, но мне, наверное, приходилось там слишком много молиться и все такое. Но католичество кажется мне довольно интересным. С чисто визуальной точки зрения ему куда больше предложить, чем протестантизму.

Он спрашивает, прибыли ли мы в Цюрих из Германии специально ради вернисажа. Мы отвечаем, что прибыли ради интервью и вернисажа. Тогда он показывает нам несколько графических работ, ограниченных сериями по 23 принта, шесть из которых будут выставляться в баварской галерее, где через некоторое время будет проходить вернисаж. 

Гигер рассказывает об особой технике: печати с помощью анодирования алюминия. Технология была разработана коллегами Гигера. Алюминиевые пластины подвергаются химической обработке, «открываются», наносится светочувствительное покрытие, вставляется изображение на пленке и обрабатывается светом. После смывки валиком наносится пигмент, высушивается, после чего смывается. Картину «закрывают», используя другой химический процесс. Разумеется, мы немного поняли о самом производственном процессе, но я думаю, это отражает важную черту характера Гигера: присутствие таинственного скрытого аспекта. 

Требуется некоторое «почтение», чтобы это стало очевидным, надеюсь, здесь я это в достаточной степени отразил. Это отражение радости, с которой Гигер вновь и вновь отдается новым техникам и новым технологиям. В этом отношении он остался верен себе — художник-исследователь, вечно жаждущий нового.

Георг: А здесь, в доме есть оригиналы ваших работ?

Гигер: Нет, они все в музее.

Штеффен: Как часто вы бываете в музее?

Гигер: Каждые две недели или около того. Я всегда остаюсь на пару часов, чтобы раздать автографы и ответить на вопросы, кроме прочего.

Он рассказывает нам, что самостоятельно занимается финансовыми вопросами музея, и это чудовищная ноша. «Купил и оплатил и расширил — все на свои». Приходит недостаточно народу. Реклама в туристических буклетах еще недостаточно развита. После он представляет нам колоду Таро Бафомета (на французском — у него кончились немецкие колоды) и новый календарь, изданный Tashen-Ver­lag. 

После мы переживаем «автографную оргию», иначе не назовешь, которая нас всех очень радует. Для него очень важно, чтобы в подаренный ему номер AHA мы вложили свои визитки и подписали их. Я достаю фотографию. Примерно в 1990 году я был потрясен обложкой альбома Emmer­son, Lake and Palmer (Brain Sal­ad Surgery, 1973), я вынужден был поместить ее в центр большого квадратного холста и разрисовать его краской разных цветов. Композиция смотрелась в моей гостиной почти как алтарь. 

Я не знал, что обложка этого альбома была основана на картине Гигера, и уж конечно мне не приходило в голову, что однажды я буду сидеть за столом и разговаривать с ним. На обратной стороне фотографии теперь подпись: «Для Штеффена, Г. Р. Гигер, 31 октября 2000 года», и я думаю — эй, весь мир такой же! Георг, со своей стороны, предлагает хозяину самодельный отпечатанный гороскоп, и ему дозволяется немедленно начать его интерпретацию. Гигер слушает, заинтересованный, и лучезарно улыбается, а потом заставляет Георга подписать гороскоп. Как и много раз раньше, все мы трое начинаем смеяться — все из-за таких милых жестов и приятной атмосферы.

Штеффен: Еще один последний вопрос – какую книгу в сейчас читаете?

Гигер: Я определенно всерьез занялся чтением книги Акрона («Дантов Ад»): это очень интересное, но несколько напрягающее чтиво для меня. Да, он очень хорошо способен выражать себя, это великолепно. И он этим немало поражает людей, не правда ли?

Вскоре будет время открытия вернисажа. Нам пора идти. Мы увидимся снова через несколько часов.

Спасибо, Ганс Руди Гигер, за чудесное время, проведенное в вашем доме.