Гамаль аль-Гитани. «Тексты пирамид». Текст четвертый

От переводчика. Человеку нужно основание и обоснование его убеждений, его веры. Мистическому пониманию мира нужно фактическое материальное подкрепление. Именно для этого написан Текст Четвертый романа Гамаля аль-Гитани “Тексты Пирамид”. Сам роман – это художественный манифест исламского и очень египетского мистицизма, согласно которому Пирамиды Хеопса – центр мира, некая пограничная материя между нашим иллюзорным миром и истинным, тем, что за “завесой” материи. Взаимодействие между мирами может объясняться и в терминах вульгарной эзотерики (Пирамиды – портал между Землёй и инопланетянами), и иметь под собой глубокую философскую и мистическо-практическую базу (ведь среди суфиев были как великие теоретики, например, Ибн Араби, так и великие практики, например, Мансур аль-Халладж). Понимание может быть самым разным, опыт разных людей – кардинально различаться между собой (одно из подробных описаний такого опыта представлено в “Ксенолингвистике” Дайаны Слэттери на Катабазии), но всех мистиков, эзотериков, религиозных людей объединяет одно чувство: есть некий Другой, несравненно более великий и могущественный, чем человек, и он испытывает к нему одновременно ужас и восхищение, желание слиться с ним и страх приблизиться. Легенда из Текста Четвёртого (а цель легенды – вызвать и укрепить религиозное чувство) описывает первое осознание того, какая сила оказалась перед людьми, причём очень могущественными. И Понимание поражает их в сердце и разум.

ТЕКСТ ЧЕТВЕРТЫЙ

ПОНИМАНИЕ

Ан-Насири Мухаммад Ахмад ибн Ияс^[1], ханафит из Египта, передал^[2]:

После того, как халиф аль-Мамун приехал в Египет и подавил восстание, он серьёзно увлекся Пирамидами, настолько, что поставил свой шатёр прямо рядом с ними и подолгу глядел на них, наблюдая, как они устремляются вверх, и размышляя над «птичьими надписями» на них. Много раз он обходил их по кругу как верхом и в сопровождении охраны, так и пешком и один, всматриваясь в их камни, думая об их секретах, поражаясь их конструкции. До того, как принять окончательное решение пробить проход, которым люди пользуются до сих пор, он приказал измерить Пирамиды с особой точностью и выделил для этого целый день.

В тот день он вышел в парадном одеянии, окружённый первыми лицами государства, верхушкой нации и крупнейшими чиновниками, которые сопровождали его в Египте, а также местной знатью и толпой пришедших поглазеть людей. Они поставили палатки между Великой пирамидой и Сфинксом. Пришли знатоки разных наук, в том числе геодезисты из Багдада, Самарканда, Дамаска… и Каира.

Все они выбрали мастера Ибн аш-Шухну – лучшего в этом деле: он мог измерять расстояния на глаз и, по словам знатоков, никогда не ошибался. Он обучился секретам измерения у своих предков – коптов Верхнего Египта.

Аль-Мамун указал на Пирамиды и произнёс речь в тоне, среднем между приказом, мольбой и даже испугом. Это заставило некоторых, бывших там в тот день, позднее заявлять, что ему было что-то ясно уже тогда, что он каким-то образом знал.

Ибн аш-Шухна посмотрел на Великую пирамиду – загадку для древних и современников. Он, казалось, был озабочен и медлил. Когда он повернулся лицом к людям вокруг, они заметили в нём тень тревоги, что было не скрыть от пытливого и проницательного ума. Он попросил у аль-Мамуна разрешения применить инструменты для измерения: невозможно точно измерить Пирамиду на глаз. Аль-Мамун позволил это.

Он измерил все четыре стороны. Это заняло немало времени, и некоторые из придворных, тех, кто всегда незамедлительно исполняют то, что, как они думают, есть на уме у их господина, заёрзали. Но аль-Мамун жестом призвал их проявить терпение и ждать, хоть это было далеко не так просто, как кажется.

Ибн аш-Шухна вышел вперёд, и собравшиеся подумали, что он обратится к эмиру верующих с результатами измерения. Но, ко всеобщему изумлению, он попросил вторую отсрочку, и халиф позволил её. Село солнце первого дня. После того, как оно покинуло небосвод, Ибн аш-Шухна вернулся, чтобы попросить дать ему третий шанс утром следующего дня, сказав, что начнёт на восходе солнца.

Аль-Мамун улыбнулся, показывая ему свою симпатию и терпение, а также благодаря его за участие, стимулируя и поддерживая его. Ведь результата измерений пока так и не было.

В полдень следующего дня Ибн аш-Шухна, как казалось,  выполнил свою задачу. Он приблизился к аль-Мамуну и сказал, что никогда в своей жизни не видел и не слышал от предшественников о подобной постройке на всём земном шаре, которая бы имела такие точные пропорции. Равенство четырёх сторон было феноменальным и вызывало восторг, но он сомневался в одной вещи, которую не хотел разглашать до того, как точно убедится в ней.

Аль-Мамун кивнул так уверенно, будто заранее знал то, о чём собирался поведать Ибн аш-Шухна. Присутствующим было неведомо, действительно ли он знал, какое сомнение закралось в душу Ибн аш-Шухны, или они столкнулись с привычкой королей не выказывать удивления от странных вещей перед теми, кто их слушает, словно их всезнание – это бесспорный факт.

— Чего ты хочешь? – спросил он спокойно.

Ибн аш-Шухна устремил взор на Пирамиду перед тем, как сказать

— Я хочу измерить стороны на её середине.

Аль-Мамун жестом указал на Пирамиду: “Да будет так. Но возьми с собой того, кому нет равных в подъёме на неё”.

К нему подвели одного из тех, кто прекрасно знал дороги, ведущие наверх, человека из семьи, которая жила рядом и члены которой сделали своей профессией подъём на Пирамиды давным-давно, в эпоху до прихода арабов в Египет. Аль-Мамун приказал ему сопровождать Ибн аш-Шухну, вести его и не скрывать от него ничего.

Ибн аш-Шухне в то время было пятьдесят лет. Ему под силу было забраться на Пирамиду, пусть и медленно. Он слыл уникальным мастером своего дела, широко известным среди измерителей, способным очень на многое.

Он начал утром. К полудню удивление появилось на лицах всех присутствующих, заметивших, что Ибн аш-Шухна повторяет одно и то же; удивление исчезало на одном лице, чтобы возродиться на лице человека напротив. Некоторые встревожились. Аль-Мамун, однако, оставался твёрд и не выказывал никакого беспокойства или досады и лишь взирал на них спокойно и уверенно: “Будьте терпеливы к нему… Дело это ухабистое”.

До заката Ибн аш-Шухна предстал перед ним. Он выглядел тяжело уставшим после приложенных усилий. Смущённый и колеблющийся, он заговорил:

— Эмир верующих, боюсь, ты не поверишь мне.

Аль-Мамун обратил к нему своё спокойное лицо, такое, что даже близкие к нему не могли понять, что у него на уме, и произнёс:

— Говори, что у тебя.

Ибн аш-Шухна, Измеритель, ответил:

— Ширина в середине Пирамиды такая же, как у основания, не больше и не меньше. Длина каждой стороны – четыреста локтей. Господин… Нет ни ската, ни уменьшения.

После краткого мига молчания аль-Мамун стал повторять:

— Дело трудное… Дело трудное…

Некоторые из стоящих громко выразили своё недоверие. Командующий армией, потративший много сил на подавление восстания, дерзко крикнул:

— Он врёт, мой господин эмир верующих! Он хочет, чтобы мы поверили в обратное тому, что видим своими глазами!

Ибн аш-Шухна обратился к аль-Мамуну:

— Клянусь Богом, именно это я обнаружил, о эмир верующих.

Аль-Мамун казался спокойным, словно слушал свой внутренний голос, а не то, что говорят ему другие. Он заговорил, спросив:

— Ты можешь измерить длину сторон на вершине?

Ибн аш-Шухна посмотрел на верхушку. Ночью он час пробыл наедине с аль-Мамуном, а затем удалился в свои покои, где провёл бессонную ночь. На восходе солнца он уже двигался путями скрытыми и явными, ведомый своим проводником. Время шло медленно, но аль-Мамун не выказывал и тени раздражения, даже когда наступила ночь. Пирамиды покрылись мраком, но он не сошёл со своего места, а некоторые передают, что он не покинул даже седла своей лошади. Весь следующий день он провёл, наблюдая за тем, как наверху Ибн аш-Шухна без перерывов занимается измерениями там, в высшей точке, пока на исходе третьего дня старый проводник не явился халифу, утомлённый и напуганный. Он указал на вершину:

— Сначала я не верил ему… Но поверил, когда он показал мне. И когда он пропал из поля моего зрения, измеряя западную сторону, я подумал, что он присел отдохнуть. Но я нигде не нашёл его, испугался и спустился.

Халиф повернулся к главе своей армии и своим ближайшим соратникам и приказал дать сигнал к отправлению, а затем ушёл, не останавливаясь. Все были в недоумении: и те, кто был там, и те, кто читал об этом позже. Никто не смог ничего доказать. Объяснения множились, как и рассказы.

ПРИМЕЧАНИЯ

^[1] Ибн Ияс (1448–1522) – один из крупнейших египетских историков, главный летописец мамлюкского периода в Египте (1250–1517).

^[2] Такая форма отсылает к хадисам – речам и наставлениям пророка Мухаммада, переданных со слов его сподвижников и последователей.

Перевод: Юлия Богданова