Гамаль аль-Гитани. «Тексты пирамид». Текст третий

От переводчика. Страсть, стремление, интерес к одной цели влекут героя этой главы с самого рождения, и даже раньше. Эта история началась больше тысячи лет назад, тянулась через многие поколения его праотцов, и кульминация истории пришлась на него, вспыхнула в нём и засияла ослепительным светом.

Пирамидион – это гранитная верхушка пирамиды, покрытая надписями, которая водружалась на пирамиду с целью отражать свет солнца до восхода и после заката, когда его лучи уже или ещё не касаются земной поверхности. На сегодняшний день ни на одной пирамиде Гизы не сохранился пирамидион. Зрелище ослепительной звезды, сияющей в сумерках, было, должно быть, действительно потрясающе. И всё же, если человек всю жизнь положил на эти древние камни и ради них готов даже исчезнуть… Он может возродиться не как индивид, но как самая яркая и прекрасная часть целого.

А ты готов отказаться от всего в своей жизни, пожертвовать самой своей личностью, чтобы стать частью чего-то великого?

ТЕКСТ ТРЕТИЙ

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

Семья его стара, знаменита, о ней говорится в книгах, что пока не были напечатаны. Дела его известны, слава о них разошлась внутри страны и за её пределами.

Те, кто исходил Пирамиды с четырёх сторон, уверяют, что его талант очевиден. Он ступает по камням в своём особом ритме. Несмотря на долгую историю его предков, он достиг того, что никому раньше не удавалось. Никогда не случалось, чтобы кто-то забрался на вершину ночью, и какой ночью! Тёмной, совершенно безлунной ночью, когда свет звёзд особенно далёк.

О нём знают все, кто хоть как-то связан с подобными вещами: специалисты по древностям, офицеры и рядовые полиции, местные или пришедшие с особыми поручениями, как правило – охранять важных персон во время экскурсии; владельцы турфирм, пожилые экскурсоводы, гиды, переводчики, иностранцы со всех концов Земли, которые не раз бывали у Пирамид и были очарованы им.

Президенты, короли и принцы, мировые и местные звёзды кино, дизайнеры одежды, специалисты по парфюму, богачи на яхтах, одни из которых проходили мимо, другие становились на якорь, – все стремились увидеть его. В гостиной его дома висело письмо благодарности на его имя от президента, где тот выражал свою признательность за беспримерные усилия, что он приложил, забравшись на Великую Пирамиду семь раз подряд без передышки перед президентом Индонезии Ахмедом Сукарно.

Восхищение не было чем-то новым для его праотцов. Аль-Баляви в своей «Истории» упоминает, что Ибн Тулун^[1] воспел одного из них и восхищался им, а аль-Макризи^[2] перевёл для одного из его предков отрывок из своих «Рифм», немалая часть из которого утеряна. Аль-Макризи писал, что ан-Насер Мухаммад^[3] приходил в Гизу лишь затем, чтобы увидеть его и понаблюдать за ним. Наполеон Бонапарт советовал учёным из своей экспедиции зарисовать лицо его пра-пра-прадеда, но у них не вышло, потому что он был слишком быстр, ловок и мог ослеплять.

Его семья в совершенстве овладела этим искусством. Знание о том, как добраться до вершины, передалось ему по наследству. В возрасте где-то семи лет отец обучил своего сына первым шагам. Постепенно он продвигался выше, и скоростной подъём стал его неугасающей страстью.

Некоторые из тех, кто жадно собирал знания о тайных знаках пирамид, говорят, что каждые сто лет они становятся меньше на один сантиметр. Это добавляло сложности: даже смещение камня со своего места или стачивание его краёв может удлинить или сократить расстояние, в общем, изменить дорогу наверх.

В чём ему не было равных и что в конце концов сделало его образцом для подражания и примером для тех, кто будет после него, это то, что он смог дважды за десять лет сократить время подъёма: с восьми минут до семи с половиной, а затем до семи. Такое время никому раньше не удавалось показать, о таком не говорил ни один источник, ни древний, ни новый. Его достижение – преодолеть такой сложный путь за такое короткое время – стало знаковым.

Его история разнеслась среди людей. Они восхищались им, тянулись к нему, и умножились слова похвалы к нему.

Он был единственным ребёнком в семье, появился спустя годы ожидания, за которые его родители смирились с волей Аллаха. Когда он родился, его родители, боясь сглаза и зависти, окружили его заботой и защитой. Он никогда не носил одежду из яркой ткани и всегда был одет в чёрное. Его лоб, щёки и верх подбородка были покрыты окружностями тёмно-кофейного цвета. Хотя его мать стремилась оградить его от малейшего дуновения ветерка, она отказалась назвать его женским именем и скрывать его пол под одеждой для девочек, как было принято поступать с некоторыми детьми. Если бы она сделала это, даже у близких бы не возникло сомнений: у ребёнка было круглое лицо, большие и глубокие глаза, изящная фигура. Все видевшие его подтверждали, что он всегда смотрел на Запад, в сторону Пирамид. Если мать брала его на руки, он поворачивался к ним, а если она отворачивала его, то поднимался крик. Со временем она поняла, в чём дело, и кормила его, только сидя спиной к Пирамидам. И после того, как его губы прикладывались к груди и он наедался, его охватывал глубокий сон.

Притягивала ли его какая-то скрытая неизвестная сила?

Был ли это зов, что никто другой не мог услышать?

Или он – наследник своих предков, которые всю свою жизнь положили на эти камни?

Никто не мог утверждать этого. Когда он слушал воспоминания своей матери о себе, она пыталась поддеть его, склонить к разговору, к объяснению, но он отвечал ей лишь довольной улыбкой.

Его мать не знала, помнит ли он момент, когда она отняла его от груди. Это был момент перед заходом солнца, когда она последовала за его отцом. Они сделали семь шагов в проход внутрь Пирамиды. Она обнажила соски, смазанные горьким кактусовым маслом. Его крики не прекращались – бедная его мать! И всё же он сделал шаг к особой чистоте бытия.

Его отец не скрывал раннего увлечения Пирамидами от своего единственного сына, поэтому его постоянный интерес к ним не угас. Отец начал обучать его секретам пути к вершине Пирамиды: говорили, что их было четыре. Другие, среди них и мастера, утверждают, что их восемь. В возрасте восьми лет отец провёл его до середины, а в десять лет уже стоял рядом с ним на вершине, где заканчивается материя и начинается пустота, и отец показывал ему ближние и дальние достопримечательности. Когда ему исполнилось двенадцать, отец уже мог сидеть с другими зрителями и наблюдать за тем, как его сын карабкается, легко перепрыгивает с камня на камень, забираясь вверх или спускаясь вниз.

Казалось, будто эти древние наследственные умения передались ему и укрепились в нём. Он научился читать и писать, и учителя полюбили его: они говорили, что он умён и серьёзен не по годам, молчалив и бережлив в словах и делах.

Однажды он встревожил отца внезапным вопросом:

– Кто-нибудь из моих предков раньше забирался на Среднюю пирамиду?

Отец не хотел показывать своё беспокойство и рассказывать обо всех опасностях подъёма именно на эту Пирамиду. Часть гранитных розовых одеяний, испещрённых фигурами и буквами, всё ещё покрывали её вершину^[4]. Отец не хотел ни пугать сына, ни смягчать свой рассказ, а потому пошёл по пути правды, ничего не скрывая, но и проявляя осторожность.

В мальчике была какая-то тайна, что заставляла даже уважаемых старцев замолкать при его появлении, относиться к нему с симпатией и уважением. Отец рассказал ему лишь об одном происшествии, случившемся три поколения назад, когда один из сынов рода осмелился подняться на Среднюю пирамиду.

Отец не стращал сына, но опасался, что тот предпримет такую попытку. Но, хотя дорогой сын не раз возвращался к изучению Средней Пирамиды, он никогда не забирался на неё. Его постоянное внимание было приковано к Великой Пирамиде, особенно к её верхушке, её концу. Много раз он поднимался на неё по внутреннему побуждению и проводил там долгие часы один – что смущало его отца и пугало мать, особенно его гробовое молчание и то, как редко он раскрывался перед ними. Его взгляд мог часами не отрываться от Пирамид, и это настолько тревожило его родителей, что однажды мать тайно пришла к марокканскому шейху с просьбой сделать амулет от опасностей и случайностей. Но шейх, марабут, существующий в своём времени и в молчании, сказал ей, что её сыну это не нужно, потому что он избран.

Избран для чего?

Марокканец не объяснил (что обычно для таких, как он, – добиться правды от них тяжело). Слова шейха не положили конец постоянной тревоге родителей за своего сына, особенно тревоге отца, который стал вынужден находиться дома наедине со своей немощью, наблюдая за тем, как рушатся его дела. Как много странных историй о его предках дошло до него, но он не слышал ни о ком, подобном его сыну. Люди всё время рассказывали о его прадеде, который имел одну ногу и мог взбираться на Пирамиды, прыгая, сгибаясь и опираясь на огромные плотно уложенные камни. Рассказывали и о его прапрадеде, который целый месяц просидел на вершине Великой Пирамиды, ни разу не спустившись, и никто не поднимался к нему с куском хлеба или глотком воды. Так и не стало известно, откуда он брал пищу: некоторые поговаривали и убеждали остальных, будто зелёные птицы кормили его фруктами и каплями воды. Рассказчики утверждали, что в то время вершина могла вместить лишь одного человека, но была настолько чиста и отполирована, что хватило бы площадки и пятнадцати сантиметров шириной. Отец слышал об одном из тех своих родственников, которые в давние времена стремились в Пирамиды: он зашёл внутрь и пропал так надолго, что исчезла всякая надежда на его возвращение, но появился вновь спустя двадцать четыре года, проведённые в глубинах Пирамиды.

Где?

Он не ответил.

Как?

Он не объяснил.

Ребёнок проявил интерес к тому своему деду, который провёл на вершине целый месяц. Правда, он не был настойчив, задавая вопросы, не требовал объяснений, но каждое слово от него, такого молчаливого человека, значило много. Когда он задавал подобные вопросы, мать смотрела на него пристально, задержав дыхание, и её сердце билось сильнее.

Отец сказал, что теперь подобному страху нет места, раз уж их сын так умён, что мог забраться на Пирамиды в одиночку (подняться туда было очень непросто) и проявлял к ним такой интерес, что они стали центром его желаний и исканий. Так что не стоит показывать больше страха, чем подобает родителям по отношению к детям.

Мать отвечала, что сын останется для неё маленьким мальчиком даже после того, как женится и обзаведётся сыновьями и дочерьми, как Господь установит день его свадьбы, одарив его добропорядочной девушкой, которая будет охранять его и облегчать его думы.

Однажды она поделилась тем, что его долгое молчание тревожит её.

Тот, кто видел его во время подъёма, не подозревал, что он способен на такое молчание. Во время подъёма он вёл себя иначе, и его отцу нравилось наблюдать за ним. Даже когда он просто касался камней Пирамиды, в нём текла жизненная сила и бурлила энергия. Он легко перескакивал с камня на камень, не смотря наверх, но передвигаясь с удивительным изяществом. Он словно следовал за неслышным голосом или невидимая остальным рука вела его наверх, когда он боролся с двумя высокими смежными камнями, и ему нужно было запрыгнуть на них, чтобы сократить путь на долю секунды. Даже цвет его кожи менялся: при приближении к вершине она приближалась по цвету к камням, что давно потеряли своё одеяние, – оттенок, средний между жёлтым, белым и коричневым, а иногда его нельзя было точно описать, словно он был сделан из невидимых лучей. Боже мой! Если бы отец не следил постоянно за своим сыном, если бы глаза его оторвались от него и устремились вдаль, он бы ушёл в мир иной в покое.

На самом деле, его родители не так уж сильно боялись за него. Они следили за ним с изумлением, бережно, опасаясь, что он упадёт в минуты экстаза или сдавшись тайной силе неизвестной природы. Амулеты и заклятья не помогли бы ему защититься от таких мук. Не всё в Пирамидах, этих гробницах, можно открыть и познать.

Он был привязан к Пирамидам и всегда смотрел на них, даже стоя на их вершине. Он не мог насытиться, обходя Великую, Среднюю и Малую Пирамиды, наблюдая в них полное и неполное, скрытое и явное. Подобная одержимость не нова и не привлекала внимания, ведь он был сыном семьи, давно связанной с Пирамидами. Его мысли занимал ещё один вопрос: что находится за Пирамидами? Его не привлекали вещи, интересующие людей одного с ним возраста. Даже совершеннолетие не принесло с собой потрясения, обычно свойственного переходу из одной стадии жизни в другую, особенно из юности в зрелость.

Девушки и женщины многих национальностей открыто предлагали ему себя, привязывались к нему. Одна из них предложила ему уехать с ней в Германию, где у него будет всё, что он захочет и чего попросит: в её положении это было просто, потому она путешествовала не переставая, посещала разные страны, чтобы созерцать и наблюдать. Другая, из Японии, долго продолжала делиться с ним своей любовью через письма, регулярно приходившие к нему. Она занимала положение политического центра в правящей партии. Даже мужчины сходили по нему с ума. Некоторые из них приходили посмотреть на Пирамиды и не следили ни за чем, кроме него, его грациозных движений, его черт, которые словно произошли из стен храма фараонов… Так описывал его один крупный чиновник из Атлантического союза, живущий в Люксембурге.

Он хорошо знал, как отвечать: деликатным извинением или твёрдо и категорично. Он хорошо умел выражаться на четырнадцати языках, большинством из которых владел в совершенстве, хоть и не писал на них – обычное дело для жителей его района, которые близко общались с иностранцами со всех концов света. Тем не менее, он отличался от остальных, поскольку мог читать высеченные надписи и иероглифическое письмо. Он обучился этому у старых археологов, которые приблизили его к себе и обращались к нему за помощью по разным делам. Например, именно он определил место камня, упавшего в день известного землетрясения. После того, как он спустился на землю, высокопоставленный чиновник Верховного совета древностей, упокой Аллах его душу, пожал ему руку, внимательно посмотрел на него и обратился к людям вокруг со словами: «Он знает о Пирамидах больше, чем все мы».

Знал ли мужчина какие-то из его секретов?

Определённо нет, ведь он не сидел рядом с ним и не слушал его. Тем не менее, чиновник заметил и понял некоторые признаки, сделал вывод из его слов и других деталей, которые сложно облечь в слова.

Когда он начал разговаривать со своим отцом, тот скрыл своё беспокойство. Мужчина достиг того возраста, когда не мог делать ничего, только слушать. И то, что он слышал, вызывало в нём такой отклик, что  он не мог раскрыть его ни одной живой твари.

Он сказал, что эти устрашающие строения из камня, будь то Великая Пирамида или Средняя, не более чем внешнее проявление чего-то другого… Возможно, творения, истины, какой-то силы, может быть, и всего перечисленного. Это нельзя определить, даже если бы он знал, был твёрдо уверен и успокоился бы.

То, что заставляло его забираться на Пирамиды, хранить в памяти пути наверх, стать быстрее всех своих предшественников, было не с целью заработать деньги и привлечь к себе восхищение проезжающих иностранцев через преемственность своей роли и то, что он превзошёл своих предков. Это было средство познать то, что он искал, что мучило его ещё до того момента, как он начал запоминать свою жизнь и отличать главное от тени, первоначальное от производного.

Что за пределами этого творения?

Почему они пришли к такой форме?

Как материя связана с пустотой?

Этот колоссальный фундамент из гигантских камней, которые уменьшаются при приближении к вершине, так что становится очевидной огромная масса, сходит на нет в определённой точке, и после неё начинается пустота. Познаваемое чувствами, идущее из земли, исчерпывается, и начинается бесконечность. Фундамент – не более чем семя, проросшее из земного мира, росток, ставший целой планетой, связанный с чем-то более универсальным. На вершине Пирамиды начинается эта точка, не познаваемая взором, где нет ничего, кроме начала и конца одновременно, которую невозможно понять и охватить умом.

Именно эта точка занимала его.

Познаваема ли она чувственно или нет?

Она крепка, словно корень, или не имеет границ, или находится на границе бытия?

Он упомянул эти вещи, не поясняя, возможно, потому что не хотел объяснять, а может быть, просто не понял, не познал. Нужно было, чтобы другие предметы заняли его разум, но он не говорил о них. Его отец не мог спорить с ним, особенно теперь, после того, как его мать ушла в мир иной, а здоровье мужчины ослабло. Когда он увидел, как его сын стоит во дворе в тот момент, как белый рассветный луч прорезает темноту… Отец ничего не сказал, не спросил сына о том, куда он смотрит в такой час, возможно, понимая бесполезность этого. Он ограничился тем, что жадно смотрел на сына, напитывался жизнью от его присутствия и укреплялся в своей решимости рассказать о тех долгих днях, которые он прожил. Он был убеждён: настало мгновение, которое его сын ждал так долго, приближение которого он предчувствовал.

Он переступил порог, вышел на дорогу вверх, ни на секунду не останавливаясь, не оборачиваясь назад.

Он начал подъём легко и приятно. Сейчас он поднимался, не чтобы показать умение, впечатлить гостя или разведать новый путь, не чтобы сократить время.

Так он ответил на призыв, начал получать ответы. Тайная сила тянула его. Её нельзя было узреть, ни один наблюдатель не упомянул её. Она тянула его вверх, к вершине. Он мастерски забрался на неё, его путь пролегал через камни, которые стороннему наблюдателю показались бы далёкими друг от друга, хоть они и были на самом деле смежными: таков порядок по своей сути.

Поднимаясь в этот раз, он не шёл путём, пройденным им когда-либо ранее. Он взбирался, обходя то, что когда-то казалось невозможным. Его отец, выбравшийся к началу дороги, был уверен, что сможет увидеть его даже своим слабым зрением и в темноте, хотя и не имел на то причин.

Те, кто знает, кто понимает кое-что из того, что стоит за скрывающей ширмой, кто познал превратности судьбы, не раз повторяли, что он просто достиг вершины самым коротким возможным путём. Он засиял, отражая свет нарождающегося восхода настолько полно, что его можно было видеть и издалека, из любой точки. Возможно, он надел рубашку как дань традициям предков. Он начал делать нечто, похожее на танец радости, словно он впервые достиг вершины, этой ничтожно малой площадки, на которой один из его праотцов провёл месяц без известных средств к выживанию, на которой кратко отражено всё, что находится под ней, что глубоко заложено в недрах земли. И словно впервые коснулся той пугающей пустоты, у которой нет границ, которая сглаживает все различия и уравнивает всё сущее.

Его быстрые плавные движения были ничем иным, как подготовкой к встрече с непрерывным и внезапным натиском лучей света. Они охватили его со всех сторон, пронзили его, опустошили, подчинили его бесконечной песне, источнику любого сна, корню каждой страсти, тайне нарастания желания и его угасания, силе, склоняющей ветви и отрывающей их от ствола.

ПРИМЕЧАНИЯ

^[1] Ахмед ибн Тулун (835–884) – эмир Египта, основатель династии Тулунидов.

^[2] Аль-Макризи (1364–1442) – крупнейший египетский учёный и историк. Автор многих исторических трудов, в частности, рифмованных биографий.

^[3] Ан-Насер Мухаммад (1285–1341) – султан Египта.

^[4] Неточность: ни на пирамиде Хафра, или Средней пирамиде, ни на одной другой пирамиде Гизы не сохранился пирамидион. Но на пирамиде Хафра сохранились почти все камни крепления пирамидиона, а на 45 метрах до вершины и сейчас хорошо виден слой известняка, когда-то покрывавшего всю Пирамиду.

Перевод: Юлия Богданова