Наследие для «Hereditary»: «Ребёнок Розмари»

«Hered­i­tary» – это настолько хорошо, что мы решили совершить небольшой экскурс в историю американского кинематографа и оценить фильм «Ребёнок Розмари», чьим прямым наследником является «Реинкарнация».

«Ребёнок Розмари» снят Романом Полански в 1968 году по одноимённому роману Айры Левина, он внесён в национальный реестр США и считается одним из самых остросюжетных фильмов XX века.

В глаза сразу бросается, что за прошедшие полвека публика, видимо, стала менее религиозна и более требовательна к проработке антагонистов: никакого Паймона, никакой Гоэтии, только старый-добрый Антихрист, копытца и глаза с вертикальным зрачком; никаких культов демонолатрии, одни лишь старые-добрые «ведьмы».

В общем-то мотив «культа, положившего глаз на детей», взят именно из «Ребёнка Розмари», как и мотив воплощения через них зла. Как и в «Hered­i­tary», тут нет никакой «благой альтернативы» – даже Папа Римский (авторитетная фигура для главной героини) отменяет визит в Нью-Йорк, где происходит действие фильма, и лишь является героине в видении в весьма правильный саркастический момент.

В обоих фильмах прекрасно обыграно могущество сверхъестественного зла, скрывающего своё присутствие за маской обыденности, искушающего мирскими благами тех, кто готов и собственных нерождённых детей принести в жертву своим желаниям. Что «сектанты», что «ведьмы» сначала – просто неизвестные, но вроде обычные люди, оказывающиеся в результате сплочённым сообществом, поддерживающимся потусторонним злом. Немолодые обнажённые колдуны во тьме – прямая аллюзия на «Ребёнка Розмари».

Практически идентичны и линии «сейчас прозревшая мать всё про вас расскажет»: обеим героиням она грозит сумасшедшим домом. Только вот в «Hered­i­tary» потерпевшая поражение героиня обращается в одержимое чудовище ближе к концу ленты, а в «Ребёнке…» метаморфозы Розмари – в центре всего действия, и пару раз даже начинает казаться, будто с ума сошла она сама… А, нет, она родила чудовище и просто приняла затем свою судьбу.

Психологизм героев, впрочем, стал за эти 50 лет гораздо тоньше – ну и сами отношения изменились. За состояниями героини следить интересно, а вот её «мужчина-глава семьи», оплачивающий все счета, шлёпающий супругу по заднице и оказывающийся духовно «слабым звеном», очень прост, его отношения с женой вообще будто взяты с рекламки в продуктовом из 50‑х в США. «Ведьмы» коварны скорее как в сказках, чем как в детективах, единственный сторонник главной героини – классический «добрый дядюшка» – вообще непонятно откуда столько знает про ведьм и почему тогда его так просто оказывается вывести из игры.

Радует, хотя и сообщает действию некоторую наивность, городской фольклор: действие происходит в «недобром районе», где проводились зловещие вечеринки, в «недобром доме», где ели жареных детей, да и в дурной квартире, куда могут проникать ведьмы.

«Hered­i­tary» тут во всём противоположен: жена – не домохозяйка, а популярный художник, отношения в семье натянутые, сложные и неоднозначные, каждый персонаж интересен по-своему. Никаких «добрых дядюшек» или дурных домов и в помине нет, «демонопоклонники» коварны именно как чародеи, пользующиеся какими-то лишь им известными тайнами для манипуляции непостижимыми материями. Никакого фольклора – только оккультные и псевдооккультные материалы…

Всё это в сумме делает столкновение с силами зла гораздо более гротескным, проникновенным и правдоподобным, герои все вместе и все очень по-разному ломаются, переживая его, делая его более ощутимым и ещё более непонятным.

В общем, фильмы очень гармонично дополняют друг друга. Становится ясно, чем вдохновлён «Hered­i­tary», чем он оригинален, а чем не очень, насколько продвинулся за полвека даже рассчитанный на широкую аудиторию кинематограф… и насколько живучей, укоренённой является легенда о злонамеренных хищниках-полулюдях, которых жгли ещё пятьсот лет назад – и перед которыми полностью бессильны сейчас.