«Проклятый колхоз». Рождение шаманского хоррора

Одним из самых любопытных российских культурных феноменов конца нулевых и начала десятых был внезапный расцвет якутского малобюджетного жанрового кино. На фоне деградации российского кинематографа происходившее в республике Саха вызывало глубокий интерес своей экзотичностью.

Относительной, конечно, – якутские фильмы близки по сути к любительской версии азиатского кино в целом и японского неокайдана в частности. Но сам факт появления в субъекте Российской Федерации собственной национальной киношколы, ориентированной на внутреннего зрителя, вызывал уважение, а возникшая в тот же период небольшая волна российского любительского хоррора закончилась быстро и бесславно.

Самые заметные фильмы из переведённых тогда на русский принадлежали к жанру «тубэлтэ» (ударение на первый слог). Это мистические хорроры про мстительных духов, близкие по стилистике к вышеупомянутым японским неокайданам. В связи с техническими характеристиками – ранним, вроде малобюджетного видео-сериала Норио Цурута «Правдивые истории о привидениях / Hon­to ni Atta Kowai Hanashi». Для сравнения со «Звонками» явно не хватало бюджета.

В любом случае это сходство, скорее, внешнее, эти фильмы были основаны на собственной мифологии и основанном на ней мировосприятии. На самом деле, здесь мы вступаем на довольно тонкий лёд. Народная демонология и остатки язычества всегда были фундаментом для создателей мистической литературы и фильмов ужасов, но это почти всегда взгляд со стороны. Суеверные крестьяне не создают фолк-хоррор, тут требуется кто-то знакомый с «Золотой ветвью». Единственное возможное исключение – малобюджетное жанровое кино из стран третьего мира, когда свой пытается напугать своих – то есть когда реальной аудиторией являются вышеупомянутые суеверные крестьяне.

Мой любимый пример фильмов такого рода – индонезийские хорроры, в первую очередь снятые режиссёром Эйч Тьют Джалилом, где под внешним стремлением подражать американским боевикам прекрасно себя чувствуют морские божества и несущие в себе «мудрость востока» племенные шаманы. Только в таком любовании киноэкзотикой есть явный оттенок колониализма. Поиска «благородного дикаря» сохранившего в своей наивности то, что потеряли «цивилизованные мы». Сам Эйч Тьют Джалил явно не стремился снабжать иностранцев забавной экзотикой, наоборот, в его фильмах очевидно стремление сделать крепкий продукт по всем мировым стандартам.

Всё перечисленное прекрасно подходит к Якутии. Часть Российской Федерации и одновременно экзотическое место с полюсом холода и воинственным населением. Среди российских неоязычников с девяностых ходит очень характерная байка о якутском спецназе в Чечне, якобы поставившем в расположении своей части идола и снабжающем его черепами моджахедов – в обмен на спасительный ливень в безнадёжной ситуации. Вопрос даже не в правдивости этой истории: сам факт, что такое рассказывают о якутах, говорит о многом. Трудно представить подобную легенду о тунгусах или вотяках.

В массовом сознании Якутия осталась языческой территорией. Судя по новостям оттуда, шаманизм сейчас всерьёз на подъёме. Правда, стоит учесть, что эта волна шаманизма явно возникла параллельно всей постсоветской волне эзотерики и вполне может быть частью одного процесса. Просто с надёжным фундаментом в виде хорошо сохранившейся благодаря этнографам информации о реальной традиции.

Отражением вышеописанного процесса и выглядят «тубэлтэ», в основных фильмах отсутствует христианство как альтернатива. В сюжетах постоянно возникает тема мести шамана за осквернение его могилы. В интервью режиссёров и актёров почти обязательно возникает вопрос о соблюдении в ходе съёмок всех обрядов и запретов. Ярче всего эта серьёзность подхода заметна в лучшем из известных мне «тубэлтэ». Едва не потерянном фильме конца девяностых «Проклятая земля/Сэттээх сир» (1996).

Строго говоря, это не первое обращение кинематографа к якутской мифологии. Уже первый фильм, снятый на якутском языке, можно смело назвать «тубэлтэ». Отцом якутского кинематографа сейчас называют Алексея Романова (у многих этнических якутов русские имена и фамилии), которым в середине восьмидесятых, при обучении во ВГИКе, была снята неплохая студенческая короткометражка «Маппа».

Правда, в советское время сделали всё, чтобы нейтрализовать «хоррор-потенциал» истории – встреча беглого солдата с призраком мёртвой женщины в белом оказывается, скорее, лиричной. Это история не страха, а любви. Интересно то, что если бы не дата выхода фильма, сам образ призрака мог бы быть принят за подражание «Звонку», что явно доказывает оригинальность основных визуальных аспектов «тубэлтэ».

Человеку со стороны трудно понять, происходило ли что-то в якутском хорроре в перестройку и в начале девяностых. Со стороны кажется, что нет, между «Маппа» и «Сэттээх сир» лежит натуральная пустыня. Всё говорит о том, что когда театральный режиссёр Эллэй Иванов решил снять лаконичное кино без декораций и с тремя актёрами, то у задуманного не было ещё никаких аналогов. Он своим видеофильмом буквально создал целый жанр. Учитывая время выпуска, это всё кажется невероятным.

Повторюсь, это очень симптоматично, что люди решили самостоятельно снимать хоррор для коренных жителей Якутии. Среди своей аудитории он оказался локальным хитом. Однако внешний мир, разумеется, не заметил этого фильма, который вскоре канул в Лету естественным путём.

Про него стали вспоминать в нулевые, когда началась волна якутских фильмов ужасов. Оказалось, что это именно юные зрители «Сэттээх сир» подросли и взяли в руки цифровые видеокамеры. Правда, нельзя не отметить, что Марина Калинина, режиссёр «Наахара», самого успешного фильма той волны, своим любимым образцом жанра называла «Маппу» В любом случае творения молодых якутов знатоки сравнивали с фильмом Иванова – и сравнения были явно не в пользу молодой шпаны. Благодаря этому и за пределами Якутии узнали про то, что якутский хоррор берёт своё начало из девяностых. С того момента, как я про это прочитал, этот фильм оказался включён в мой персональный список разыскиваемых кинопроизведений. К счастью, копия сохранилась в киноархиве. Неизвестный герой её вынес. На выпущенную на волю копию вскоре наложили русские субтитры. Вот так, из небытия, всплыл один из лучших независимых ужастиков, снятых в конце девяностых на постсоветском пространстве.

Сюжет прост: молодая пара из города без разрешения властей, полностью отсутствующих в пространстве фильма, селится на заброшенных землях в глуши. Там начинает твориться всякая чертовщина. Вскоре они встречают старушку, вернувшуюся умирать в место, где она родилась и откуда оказалась вынуждена бежать. Оказалось, что раньше в этом месте стоял колхоз, вызвавший гнев духов. Эти духи десятилетиями ждали новые жертвы и не отпустят никого.

Как видим, всё просто. Иногда даже слишком просто: попытки сделать спецэффекты смотрятся комично и напоминают про советское телевидение. Во всём остальном фильм на удивление крепок. Актёры играют хорошо – напомню, что фильм снят театральной средой. Снявшийся в главной роли Пётр Баснаев сейчас носит звание «заслуженного артиста республики Саха (Якутия)». Доступно интереснейшее интервью с ним, в котором на вопрос, не страшно ли было снимать мистику, он отвечает, что «конечно, боялись – мы же якутские люди и старались следовать всем национальным якутским обычаям сиэр-туом».

Оператор хоть и не является художником, но очень старается. И главное – в фильме отличная, действительно мрачная атмосфера. Он убедителен.

Общая для кино девяностых тема распада связи времён даётся в нём с очень неожиданной перспективы. Советская власть оказывается виновной в том, что ликвидировала традиционные механизмы защиты от злых сил. Колхоз погиб от того, что у местного шамана НКВД конфисковало бубен, лишив его таким образом единственного оружия. Советская Якутия беспомощна перед хтоническими аспектами собственной культуры. Выросшие в городе молодые якуты оказываются абсолютно беззащитными перед собственными предками. Сильнейшая метафора. Откровенно националистическая, но сильная и убедительная.

Иванов не делает прямых политических заявлений, но ясно, что «проклятая земля» – это земля без традиции и связанной с ней магической защиты. У героев фильма такой защиты нет, нет и полноценного «магического специалиста». Только старуха, выросшая в архаическом обществе и знающая благодаря этому, чего могут желать духи. Какая религиозная практика является самой радикальной. Сказать больше уже будет спойлером.

Настроение этого фильма многое объясняет в происходящем сейчас возрождении шаманизма. Возможно и обратное влияние. Именно возрождение шаманизма приводит к появлению оригинального якутского кино. У народа, который в детстве смотрел «Сэттээх сир», уже появились новые люди с бубнами. Новые магические специалисты, призванные закрыть показанную в этом старом фильме метафизическую дыру.

Редчайший случай – фильм девяностых, который смог породить новый жанр. Пусть до появления подражателей пришлось ждать ещё десятилетие. Удивительно, что никто до сих пор не попытался снять продолжение. Или приквел – история уничтожения колхоза вполне тянет на полноценный сериал.

«Маппа» (1986)

«Проклятая земля» (1996)

Раймонд Крумгольд