Буревестник Хаоса: на смерть Адама Парфри (1957–2018)

После того, как в 2012 году культура Апокалипсиса внезапно подменила массовую культуру, довольно стремительно начали уходить её знаковые пророки, антигерои и исследователи. Понятно, что это связано больше с естественной сменой поколений и парадигм, однако общее ощущение даже от смертей Чарльза Мэнсона и Сергея Мавроди довольно безотрадное. А тут 10 мая 2018 года умирает Адам Парфри – человек, придумавший «культуру Апокалипсиса» именно в том виде, в котором она повлияла на множество людей, что привело к созданию соответствующего русскоязычного сообщества и, косвенно, нашего проекта тоже. Поэтому мы публикуем коллективный некролог ушедшему Адаму Парфри, последние слова над киберкенотафом от людей, которым жизнь и смерть Парфри были не безразличны. Адам, иди на Свет.

Буревестник Хаоса

Всё началось в 1980‑е, с появлением персональных компьютеров. Оказалось, что опубликовать что угодно может кто угодно: полная свобода слова. И сразу же появилась среда: писатели, журналисты, комментаторы, целый мир андеграундных СМИ. Называлось это «zine», от «fanzine», потому что первые образчики субкультуры были фэнскими изданиями, посвящёнными сайнс-фикшн (в основном Стар Треку). Субкультура, громокипевшая в этих бумажных публикациях вплоть до появления Интернета, стала прототипом для нескольких поколений цифрового андеграунда. Казалось бы, то, что тогда происходило на бумаге, не отличалось от блогосферы до начала-середины 2000‑х, когда началась её активная коммерциализация.

Нет – отличалось.

Параллельно со штучным самиздатовским продуктом продолжала существовать миллиардная индустрия книгопечати от международных корпораций, чопорные книжные магазины, крикливые глянцевые журналы. Вся эта официозная денежная постройка нависала над человеком андеграунда, как бы говоря ему «мы серьёзные люди с серьёзным бизнесом, а ты кто? да червь ты, вот ты кто». И андеграунд платил официозу взаимностью: тысячью переизданий «Поваренной книги анархиста», доморощенными руководствами по приготовлению морфия из кладбищенских венков, коллажами из грубой порнографии и биографиями некрофилов, каннибалов и массовых убийц со свастиками.

Практиковали это тысячи людей андеграунда; рефлексировали — десятки; но только один человек — Адам Парфри — превратил эту рефлексию в образ жизни, в образец журналистики и в модель для издательского бизнеса.

Позавчера он умер.

Парфри оставил нам несколько книг журналистики; десятка два трэков в странном формате, промежуточном между индастриалом и зачитыванием текста (с подобным форматом много лет экспериментировал Пи-Орридж; в какой-то момент они записали совместный альбом); издательство (неожиданно успешное) и изрядное количество книжных проектов: от фундаментального исследования блэка до писаний различных маньяков и сериальных убийц (книги о сериальных убийцах и за их авторством – популярнейший жанр, в американских книжных часто занимают отдельный шкаф, так и обозначенный: «ser­i­al mur­ders»).

В середине 1990‑х с обеих сторон Атлантики не было ничего интереснее, чем книги, изданные Парфри и родственными издательствами. Это были больше, чем книги, – это были стратегии выживания в мире, враждебном любой индивидуальности и независимому образу мыслей. Свобода есть способность сопротивляться социуму во всех его проявлениях; для этого надо понимать, что есть общество и как оно создаёт реальность, в которой мы живём. Именно этому и были посвящены все издания Fer­al House.

Судьба их печальна: в 2010‑х деятели бывшего андеграунда нашли себе уютное пристанище на сотне сайтов, штампующих заведомую ерунду (часто на российские деньги), и растворились в мутной взвеси откровенных шизофреников, российских эмигрантов с гебешным бэкграундом, провинциальных пророссийских полупрофессоров-гуманитариев, мнящих себя Ноамом Хомским, и хитрожопых фашистов на содержании у RT.com. Сам Парфри к коммерциализации американского андеграунда руку не приложил, хотя и мог; не знаю, чего это ему стоило. Хотел бы спросить, да уже некого.
Всё это ужасно грустно.

Миша Вербицкий

В моей жизни было три Адама Парфри.
Первый, самый радикальный, сложился из пересказа Вербицкого конца девяностых и переводов/изданий Кормильцева начала нулевых. Это был буревестник хаоса, миф об идеальном подрывном издателе. Книги как оружие. Чтение как взрыв. В моём сознании, как и в сознании многих читателей, Парфри слился с теми, кого он издавал. Стал воплощением культурного процесса. Между Кормильцевым и авторами, издаваемыми Ультра.Культурой, оставалось различие, но Парфри выглядел кем-то вроде лидера орды, штурмующей границы порядка и нормы. Тем, кто ведёт за собой бурю. Издание «Лордов Хаоса» и циничнейший совместный альбом с Бойдом Райсом «Hatesville» только углубляли это впечатление.

Второй Парфри возник из прочтения оригинальной англоязычной «Apoc­a­lypse Cul­ture». Книга Ультра.Культуры, которую мы все воспринимали как точный перевод, на деле оказалась блестящим монтажом из двух частей оригинальной книги. Именно монтажом: выбор статей для перевода и публикации буквально создал новое целое. Совершенно другое произведение, отражающее личность своего реального автора и компилятора Ильи Кормильцева. Разница в эмоциональной составляющей: Илья выбирал для публикации самые страстные тексты, преимущественно от первого лица, в то время как в оригинальном сборнике яростные проповеди поэтов и безумцев уравновешивались холодными аналитическими статьями, препарировавшими весь этот Апокалипсис как культурное явление. Добавлявшими в общее впечатление от сборника неожиданный элемент отстранённости.

Проповедником оказался Кормильцев, Парфри был скорее наблюдателем. Доброжелательным, не осуждающим, но и не ставящим своих героев на пьедестал. Понимание вместо восхищения. Изданная Fer­al House прекрасная биография Эдварда Вуда младшего, «Night­mare of Ecsta­sy: The Life and Art of Edward D. Wood, Jr», только добавила веса этому новому для меня восприятию.

Третий Парфри одобрил запрос на добавление в друзья в фейсбуке. Лучший способ разочароваться в публичной фигуре – подписаться на неё в соцсетях. Если бы я подписался на Парфри лет пятнадцать назад, он бы меня тоже разочаровал. Своей вежливостью, спокойствием и откровенным здравомыслием. Он вёл совершенно светлый блог, писал про переписку с Франсуазой Арди, мемуары которой готовил к изданию. Выкладывал кадры из старых фильмов со своим отцом. Эмоции – конкретно нескрываемое отвращение – проявлялись, только когда речь заходила про типичного героя его сборников, занесённого бурей культурных изменений в кресло президента его страны. Мне безумно жаль, что Адам не дожил до конца срока Трампа. Буревестник не призывает бурю. Он первый ощущает её приближение.

Раймонд Крумгольд (Rai­monds Krum­golds)

Адам Парфри. Этот человек сделал то, чего так страстно желал, но не смог сделать Батай, – дружил и сожительствовал с персонажами собственных книг и извращённых фантазий. Брал интервью, нюхал с ними кокс, а по ночам целовал их нежное лоно.

Адам – Первочеловек эона Гора. Его преданный и яркий коллекционер и документалист. Отшельник из колоды Тота, ищущий во тьме соратников. Влюблённый (из той же колоды) в эту цепкую, липкую Тьму.
Боже, Всемилостливый и Всемогущий Крот, как же прекрасно обсценное! Как велика и могущественна человеческая непристойность. И нет ничего хуже более подлинного, чем подлинное.

Адам – игрок обсценного, собиратель непристойностей, эстетического террора и порнографии. Всех форм утраты иллюзий. Игра эта воистину грандиозна, ибо она одновременно – место экстаза ценностей и место их окончательного исчезновения. Всякая непристойность в ней более истинна, чем истина.
Истинное всегда непристойно, потому что доверху переполнено смыслом. Оно стыдливо торчит из детской коробки и занимает слишком много места. Истина – наша любимая игрушка. Холодное головокружение от ебли девочек в жопу.

Адам – человек Переворота. То, что когда-то называлось тайной, он сделал правилами игры. Его книги были полны экстаза и перверсий. Двадцать лет назад они были учебниками по магии. Теперь это политические брошюры.
Всё, что было тайным и, как тогда казалось, хранилось очень глубоко, ныне расцвело и стало беспощадно правдивым. Да, оно до сих пор запрещено. Но запрет на тайну превращает её в программу дальнейших действий.

Книги Парфри открыли заветную коробку поколению людей, у которых мифическое стало эстетическим, а непристойное подлинным. Открыли, продемонстрировали, и обратно игрушки уже не запихнуть.
Теперь мы нечувствительны к политике, потому что это игра без глубины и содержания. Теперь мы одержимы непристойным, потому непристойное для нас – последнее прибежище правды.
Этой мутацией мы во многом обязаны Адаму.
Храни его Всемогущий Крот!

Денис Третьяков, «Церковь Детства»

От кровавых культов до доморощенных уфологов, от серийных убийц до самых безумных конспирологических теорий — интересы Парфри только сегодня кажутся логичными и связными; на момент выхода его книг взгляды «самого опасного издателя Америки» казались дикой мешаниной из ересей, подрывной деятельности и патологических наклонностей.

В 2018, когда патологическое осталось последним фронтиром перед безжалостным миром новой нормы и уравниловки, с книг Парфри самое время сдуть пыль (и заодно перевести то, что не издавалось в России — работы хватит на несколько лет, покойный был плодовит) и отнестись к ним не иначе как к инструкции по применению. От имени нашего сетевого альманаха, присуждаем Адаму Парфри орден платинового КРОТА.

Феликс Сандалов, «КРОТ»

Когда меня спрашивают (ладно, никогда не спрашивают, но допустим), какая книга повлияла на меня больше всего, я вспоминаю о книге Мэттью Стокоу «Коровы», которую я в юношестве взял с полки книжного магазина, гневно швырнул на место, а на следующий день вернулся за ней, купил, прочёл и уже никогда не становился прежним. При этом Стокоу – средний писатель, автор одной книги, и его сегодня уже, кажется, мало кто помнит.

Это я всё к тому, что моё знакомство с миром контркультуры произошло случайным, нелепым и неочевидным образом. И если для многих чуваков из интернета середины нулевых именно «Культура времён Апокалипсиса» становилась настольной книгой и чем-то вроде стартер-пака, то у меня всё вышло наоборот. Я познакомился с ней очень поздно: одна чудесная девушка, с которой мы тогда дружили, принесла мне в подарок оригинальное издание Ультра.Культуры. Для меня до сих пор огромная загадка, где и как она умудрилась откопать его в Перми в начале десятых годов, учитывая, что содержательно эта книга была ей совершенно чужда. Хотя от человека, который дарит тебе полную коробку сломанных часовых механизмов, как раз стоит ожидать чего-то подобного. Ну, не о том речь.

Короче, для меня книга Адама Парфри стала чем-то вроде суперкристалла, которым тебе будет позволено обладать только тогда, когда соберёшь все остальные chaos emer­alds на каждом уровне. Так что для меня этот труд имеет скорее символическое значение. Я расписываю всю эту историю через свою личную, потому что понимаю, что, если говорить о значении книги и её автора для культуры, для российской культуры или только для тех её сфер, которые в своё время всецело сформировали мою эстетику, то разговор получится куда более долгим.

Добавлю только, что несколько лет спустя, когда я задумал создать сборник статей, посвящённых самым странным, чудаковатым и отбитым героям, живущим в пределах моего края, – надо ли пояснять, чем и кем я вдохновлялся? Парфри ведь не просто описал культуру в её самых безумных проявлениях – он показал, как нужно с ней работать. Только я вот пока так ни черта и не сделал. А он сделал. И я благодарен.

Иван Козлов

Во многом благодаря Адаму Парфри я открыл для себя красоту Безумия. Настоящего Безумия с большой буквы, которое находится по ту сторону “хорошего” и” плохого”, по ту сторону “отвратительного” и “прекрасного”.

Саму «Культуру времён Апокалипсиса» я прочёл достаточно поздно, году в 2007. Как это часто бывает, кавер я услышал раньше, чем оригинал. Первые шаги к постижению Безумия были сделаны благодаря ЖЖ-комьюнити «Культура Русского Апокалипсиса», и только потом я ознакомился с первоисточником.

Маргиналы всех оттенков: оккультисты, фашисты, экстремисты, маньяки и визионеры – под одной обложкой. Человек, который считает, что «Культура времён Апокалипсиса» – это своеобразная кунсткамера, собрание уродцев на потеху смеющейся публике, попросту не понял книги. Человек, который считает, что книга пропагандирует взгляды своих персонажей – не понял вообще ничего (хотя именно из-за таких людей русскоязычное издание книги и было запрещено через пару лет после своего выхода).

Все эти маргиналы, бывшие героями и, в определённом смысле, соавторами книги (многие главы – тексты, написанные «персонажами» без каких-либо редакционных комментариев), – это и есть настоящая суть человеческого общества. Люди, которые оказались чуть более восприимчивы к тому безумию и хаосу, который каждый из нас неизбежно поглощает и генерирует. Они – не отбросы этого мира, а его настоящая душа, освобождённая от лицемерных рамок морали и приличий.

Предоставляя трибуну аватарам Хаоса, Парфри не развлекал публику, он не предостерегал и не пропагандировал. Он относился к своему читателю с должным уважением (или же безразличием, что часто – одно и то же), чтобы не пытаться делать ничего из вышеперечисленного.

Парфри просто показывал то, что люди не замечали или же не хотели замечать. Как вокруг, так и внутри себя. Показывал в предельно яркой и концентрированной форме. От героев, увековеченных Парфри, нас отделяет лишь только иллюзия собственного здравомыслия, но мы в любой момент можем утратить эту иллюзию. Или же отбросить её осознанно.

Книга была написана в 1987 году. С тех пор Хаоса не стало меньше, напротив, прогресс и новые технологии позволяют ему принимать всё новые и новые формы.

Только подумайте: Трамп – президент сильнейшей державы мира – общается с избирателями посредством твиттера. Интернет-тролли стали значимым фактором международной политики. По обе стороны океана крепнут движения ВИЧ-диссидентов и антипрививочников. Роботы проходят тест Тьюринга, а люди – не всегда. Технофутуристы грезят о создании богоподобного ИИ – и эта идея не кажется такой уж неосуществимой. Google Docs только что посоветовал мне заменить “технофутуристы” на “этнофутуристы”, добавив новый смысловой пласт. Конспирологи строят ракету, чтобы доказать, что Земля плоская. Наркотики можно купить, не вставая с дивана. Интернет позволяет нам найти единомышленников, какими бы дикими и извращёнными ни были наши интересы. Для того, чтобы послушать проповедь сектантского проповедника, достаточно зайти на его канал на YouTube. Список можно продолжать долго.

Апокалипсис, летопись которого начал Парфри, идёт, и каждый из нас немного Зверь, так что спасения не будет. Остаётся наслаждаться процессом и продолжать.

Александр Володарский

Человека среди всех живых существ отличает, пожалуй, способность к нескончаемому абстрагированию и выстраиванию символических систем, и культура как раз оказывается такой огромной символической системой, через которую человек соотносит себя с мирозданием. Однако, это же и великая слабость человечества – мы очень легко перестаём видеть разницу между картой и территорией, и символическая система превращается в тюрьму.

Избежать этого можно, лишь выходя за пределы привычной культуры, глядя на неё снаружи, сравнивая с другими способами мировосприятия – но на то требуется известная смелость и даже радикальность, поскольку непривычные, чуждые, альтернативные системы легко воспринимаются как нечто враждебное, угрожающее, в общем, как Зло.

Те, кого называют «разрушителями цивилизации», на поверку оказываются исследователями, без страха и отвращения (по крайней мере, видимого) разглядывающими и изучающими маргинальные явления и системы мировосприятия. Адам Парфри был как раз одним из ярчайших представителей этого славного племени. О его знаменитой «Культуре Апокалипсиса» Джеймс Баллард говорил как о книге, которую должен прочесть каждый, кто хочет понять, что происходит в наше время и что может произойти в ближайшее, – и с Баллардом трудно не согласиться.

Fer­al House Парфри был не просто издательством всякого маргинального бреда – скорее, это была исследовательская программа, попытка рассмотреть привычные явления в одном контексте с пугающими, странными, вызывающими недоумение. Он издавал материалы Церкви Процесса, книги о сатанизме и блэк-метале, материалы о Мэнсоне и ЛаВее… в общем, занимался примерно тем же и с теми же целями, что и наш покойный Илья Кормильцев (фактически Ультра.Культура последнего была отечественным вариантом Fer­al House). Со всеми вытекающими последствиями.

Конечно, те, кто не умеют различать карту и территорию, легко попадали в ловушку отождествления, считая автора или издателя пропагандистом подобных явлений, – и либо клеймили его как воплощение зла (экстремиста, террориста, и так далее), либо по этим же причинам восхищались им.

Однако Парфри, как и его друг Бойд Райс, давший, кстати, название издательству Fer­al House, был мудрее, тоньше и неоднозначнее – и не в последнюю очередь благодаря незаурядному чувству юмора. Оно, чувство это, если подумать, и есть способ не утонуть в водовороте апокалиптических мировосприятий. Парфри не утонул, но, увы, как и все мы, был лишь человеком и умер 10 мая в возрасте 61 года.

Конечно, жаль, и по-человечески, и этак прагматично, мол, сколько всего мог ещё сделать. Но, думаю, и сделанного хватит ещё на годы осмысления и понимания – а культура Апокалипсиса, она вон, за окном, в сердцах и умах, сплошь и рядом. Нам всем есть чему поучиться у покойного культуртрегера, и мы ещё даже не знаем всего масштаба предстоящей работы. Ну, в добрый путь, чувак, хорошей тебе вечеринки. И пусть Ад вздрогнет.

Алексей Ибсоратов

Адам был первым американцем, кто вписывался у меня в квартире. Не разуваясь (естественно!), он прошествовал к холодильнику и поставил в дверцу коньяк и ампулы с инсулином. У него на поясе была машинка, которая впрыскивала через катетер инсулин каждые полчаса, ему нужны были патроны к ней. Человек-оружие.
Когда я вчера прочитал, что Адам умер, я долго лежал потом в постели и опоздал на работу.

Этот человек как-то очень правильно повлиял на мою жизнь. Он не был счастлив, не был здоров, но был аккуратен, умён и делал самое лучшее. Крутое, безумное никогда не должно быть рыхлым или снобным, оно должно быть очень аккуратным и хорошо продаваться. Аккуратность и привлекательность легитимизируют революцию, не предавая её – это простые вещи, но очень важные.

Тогда, в 2010, я был в какой-то несвойственной эйфории от того, что мне удалось привезти Адама: я заставлял его бухать, есть чебуреки, таскал по всей Москве на шахид-такси – в общем, я уморил его. Он приехал в надежде заключить модные контракты, а вместо этого ел щи с Чехманом, потом у него дома в Порт Таунсенде прорвало канализацию. Джоди Вайли и пёс Локи оказались в западне и Адаму стало уже совсем не до Москвы. Думаю, он запомнил эту поездку как кошмар.

Посмотрите на каталог Fer­al House, и вы поймёте, что счастье и здоровье не нужны. Он продолжал быть активен и успешен до позавчера, пока не кончились патроны и он не упал. Человек выпустил «Disco’s Out… Mur­der In!» в позапрошлом (кто-то переведёт её уже наконец??), собирался издавать историю русского хардкора в прошлом году (но застращал автора, и тот убежал в хиппи-Micro­cosm) – Адам был готов продолжать жечь. Мне действительно очень жаль, надо стараться быть как он.

P.S. Раймонд попросил меня упомянуть этот анекдот, завершающий историю с поездкой Парфри в Россию в 2010. Через месяц после неё я немного нашалил и вынужден был покинуть пределы страны. Сотрудники ФСБ из Службы защиты конституционного строя пытали моих приятелей в попытках понять, почему выпускающий редактор издательства организовал “вооружённый мятеж”, и в какой-то момент выработали рабочую гипотезу (которую озвучили одному из допрашиваемых). Она состояла в том, что я был завербован американской разведкой и за месяц до событий меня посещал гражданин США, мой куратор из спецслужб – фамилия его известна. В чём-то они были правы.

Пётр Силаев