Ритуалы Му-зыки

Текст Раймонда Крумгольда приурочен одновременно к завершающейся акции #месяц_авангарда и ко дню рождения Билла Драммонда, которому и посвящена статья. В ней анализируются события, послужившие причиной неожиданных поворотов на творческом пути гениального создателя The KLF, а также рассказываются отдельные истории из жизни Драммонда, которые вызовут у многих конфидентов узнавание.

Эту историю можно рассказывать в любой последовательности. Можно взять за точку входа сон Юнга в 1927 году, когда он обнаружил себя в Ливерпуле, в центре которого находился «Пруд Жизни», источник обновления. Юнг никогда не был в реальном Ливерпуле, и очевидно, что его подсознание просто обыграло название города. Но для ливерпульской контркультуры этот сон стал частью городского мифа, включая определение точного места в центре города, где некогда действительно бил источник.

Другое возможное начало для текста – 28 апреля 2013 года. В этот день, за сутки до своего шестидесятилетия, известный музыкант, писатель и арт-провокатор Билл Драммонд приехал в Ливерпуль и семнадцать часов стоял на одном месте; с перерывами для походов в туалет, не засчитывавшимися в общее время.

Формально это была художественная акция с исполнением так называемого «Score 1: IMAGINE» в рамках его проекта The17, импровизационного хора без музыки. The17 был интереснейшим проектом, в котором мог принять участие любой человек с улицы. В тот день Драммонд стоял и представлял себе, что будет, если однажды исчезнет вся музыка и люди даже не будут помнить, как она звучала. Думаю, не нужно объяснять, что место, где он стоял – слив для воды на Math­ew Street – и был той точкой, где до появления города бил источник. Недалеко от него даже установлен бюст Юнга, как символ значения этого места в психогеографии Ливерпуля.

Можно продолжить список этих событий, но я хочу начать текст с эпизода, который привлёк к этой истории меня самого.

* * *

Начало восьмидесятых. Относительно популярная пост-панк группа The Teardrop Explodes улетает из Лондона на гастроли в Южном полушарии. Лидер коллектива, Джулиан Коуп, находится в привычно плохом настроении: никуда лететь не хочет и в целом полон дурных предчувствий. С наступающей паранойей он справляется уже привычным образом: на подъезде к аэропорту принимает лошадиную дозу ЛСД. С собой у него карманный плеер и выбранная в дорогу кассета – “Beyond Jazz Funk” от Throb­bing Gris­tle. Нереализовавшаяся поп-звезда никак не могла понять, гениальная это музыка или ужасная. Разумно предположив, что восприятию музыки могут мешать употреблённые наркотики, Джулиан решает спросить совета у остальных пассажиров. Учитывая, что он выглядел и одевался как популярный исполнитель начала восьмидесятых, картина получилась символичной: удолбанный фрик вежливо интересуется у напуганной старушки, слышит ли она гармонию в зверском шуме из протянутых наушников?

Путешествие будет длинным, Teardrop Explodes его едва переживёт и распадётся уже в Англии. Вскоре Коуп останется один, с огромными долгами перед звукозаписывающей компанией и с имиджем классического acid casu­al­ty, станет объектом для насмешек жёлтой прессы. Пытаясь выбраться из этой ситуации, он будет внимательно изучать судьбу своих кумиров Сида Барретта и Эдди Эриксона в поиске точек невозврата, ошибок, которые их окончательно сломали. Будет пытаться снова стать поп-звездой, оставаясь по-прежнему не способным на компромиссы. Готовым на компромиссы, даже желающим их, но не способным понять, что такое настоящий компромисс. (Невероятно, но тёмный и параноидальный шедевр “Rey­nard the Fox” – где переживания загнанной охотниками лисы, у которой уже убили всю семью, перетекают в описание его собственной попытки самоубийства на сцене – был написан им, исходя из предпосылки, что песня про лисичку будет популярной, ведь всем нравятся милые лисы.) Ну и всё это время он будет пытаться понять, что пошло не так? Почему успешная карьера с моментальным исполнением всех желаний превратилась в неконтролируемый кошмар?

Понятно, что самый логичный ответ – наркотики и раздутое до предела эго. Ливерпульская пост-панк сцена повторила в миниатюре “Лето любви” благодаря юной американской тусовщице Кортни Лав, которая привезла с собой большую партию ЛСД. Сам Коуп долгое время категорически отказывался от любых наркотиков, возможно, подсознательно понимая, что он сам по себе не очень стабилен. Попробовав – моментально увлёкся до крайности, дебютный альбом TE он писал, не приходя в сознание. В итоге получился “Kil­i­man­jaro” – настоящий шедевр психоделик-попа, замаскированный под новую волну. Тут, конечно, не только вещества помогли: Коуп всю жизнь был меломаном, с подросткового возраста коллекционировавшим винилы с краут-роком. Уже в нулевые он на основе своей фонотеки написал книгу “Krautrock­sam­pler”.

К панку он пришёл через увлечение гаражной психоделикой, представленной на сборнике “Nuggets: Orig­i­nal Arty­facts from the First Psy­che­del­ic Era”, особенно ему The Seeds нравились. Эта любовь к достаточно корявой музыке формата «простые ребята приняли кислоту и теперь пытаются этот опыт каким-то образом передать» обеспечила его самого символическим языком, позволившим передать собственный опыт.

Точнее, коллективный: на первом альбоме The Teardrop Explodes всё ещё настоящая группа. Коллектив, писавший вместе музыку и вместе же употреблявший психоделики. Второй альбом уже писался почти в одиночку, человеком, полностью потерявшим контакт с окружающими и ушедшим в тотальную иллюзию величия. Важный аспект: “Wilder” гениален. Это удивительно красивая, цельная и жуткая работа. Проблема в том, что автор искренне пытался записать сборник коммерческих хитов. Он презирал визжащих школьниц на своих концертах, однако ожидал от них фанатичной верности себе. То есть готовности точно так же собираться и визжать под минималистические и неуютные, крайне персональные песни. По-хорошему, ему нужно было взять перерыв и прийти в себя. Отказаться на какое-то время от наркотиков, уехать в провинцию, начать слушать других.

Далеко не факт, что перечисленное помогло бы, однако последнее, что нужно делать в ситуации с поэтом на грани нервного срыва после относительного, но болезненного коммерческого провала альбома, – это отправлять его на бесконечные гастроли в Австралию и Новую Зеландию играть там в пустых залах. Когда стало ясно, что в южных морях нет публики для ливерпульского пост-панка, их переправили в США, где тур продолжился через всю страну, по маленьким городам. После тех гастролей Коуп настолько перегорел, что не мог петь. На последних концертах он извинялся со сцены перед собравшимися поклонниками за то, что они вынуждены смотреть на такое унижение.

Только в конце восьмидесятых, когда к нему в уединение приехал знакомый из прошлой жизни, Коуп узнал о Ритуале. Знакомым был Дэйв Балфи, клавишник The Teardrop Explodes, совладелец лейбла Zoo и одновременно близкий друг Драммонда. Человек, который знал достаточно и мог рассказать историю, похожую на самые безумные конспирологические фантазии, только случившуюся в реальности с самим Коупом. Внезапно все странности в истории лейбла Zoo получили иррациональное объяснение. Иррациональное, но удовлетворившее Коупа.

* * *

Оккультная культура основана на понятии «Ритуал». Это язык оккультуры, её медиум в том техническом значении, которое использовал Маклюэн для культуры в целом. Именно реализуемые человеком ритуальные практики позволяют ему считаться оккультистом.

Если признать ритуалы формой искусства, то нельзя не обратить внимание на прямую зависимость между модернистской революцией в искусстве и появлением феномена, который сейчас называют «магией хаоса». Даже философские обоснования для бунта против классической церемониальной магии создал художник-сюрреалист. Строгие ограничения и символический язык Церемонии вполне соответствует строгим ограничениям и символическому языку классического искусства. Аналогия с авангардом столь же очевидна.

Таким образом, можно сделать достаточно рискованный вывод: появлению поп-арта в искусстве соответствует поп-арт религия. То есть дискордианство – первый в истории оккультурный мем. Именно знакомство ливерпульского режиссёра Кена Кэмпбелла с дискордианством в виде случайно купленного в американском аэропорту тома “Illu­mi­na­tus!” помогло найти символическое обоснование поискам в реальности места из чужого сна. Юнг упоминается в романе, описание сна в мемуарах Юнга было приведено на 123-ей странице. Всюду знаки. Когда ливерпульская богема получила старый склад прямо возле вышеописанного Пруда Жизни и приступила к репетициям для первой грандиозной акции, многочасовому спектаклю по «Иллюминатам», в команду влился молодой художник Билл Драммонд.

На этом моменте две известные версии событий разделяются. По версии, пересказанной Коупом, готовившийся к спектаклю Драммонд начал переписку с Робертом Антоном Уилсоном, который и научил его эзотерическим знаниям. Классическая схема «учитель/ученик». Нужно учесть, что Коуп – человек увлекающийся и легковерный, с явными проблемами с проверкой фактов. К примеру, он считает реальным поэтом Метранила Вавина, русского эмигранта-авангардиста. Даже написал о нём песню. В реальности это была литературная шутка, пародия на верлибры, замаскированная под «перевод».

Поэтому версия самого Драммонда выглядит убедительнее. Он не увлёкся тогда творчеством РАУ, ему не нравилась фантастика. Даже книгу он тогда не дочитал. Реальное увлечение книгой и связанной с ней мифологией началось у него только в конце восьмидесятых. Тогда он дочитал трилогию, создал The Jus­ti­fied Ancients of MuMu и начал великий штурм твердыни поп-культуры. В семидесятые он даже не успел познакомиться с РАУ, к моменту лондонских гастролей с участием авторов он давно ушёл из проекта. Причём в своём стиле, без предупреждения. Буквально ушёл за клеем и пропал.

Его не нужно было обучать маниям, у него их и так хватало. До ареста маньяка Питера Сатклиффа Драммонд всерьёз подозревал, что это он сам по ночам встаёт во сне и едет в Йоркшир на охоту. Реализуя таким образом свою подавленную мизогинию. Для человека с таким уровнем невроза создание собственных ритуалов является естественным и даже рациональным действием.

Окружающие не понимали, что с ним творилось на самом деле: в отличие от Коупа, он успешно маскировался под вменяемого. Подопечные этого успешного продюсера (совершенно не понимавшего, в чём заключается работа продюсера, считавшего своей задачей «убедить группу стать лучшей в мире») очень удивились бы, узнав, какое значение он придаёт в реальности их творчеству.

По-настоящему хороший пример – его работа с Echo & the Bun­ny­men. Уже на этапе выхода первого сингла он начал подозревать, что случайно выбранное название группы не случайно и что изображённый на обложке сингла чудовищный кролик и есть этот «Эхо». Когда пришла обложка для “Croc­o­diles”, Драммонд увидел на ней, что стволы деревьев на заднем фоне образуют профиль гигантского кролика. Выбежал на улицу спрашивать прохожих, что они на ней видят (сцена, удивительно похожая на поведение Коупа в самолёте).

Убедившись, что кролик есть, он поступил как настоящий оккультист – пошёл в библиотеку читать книги по антропологии. Вернулся с выпиской о трикстере: у части индейских племён эту роль выполнял кролик. С того момента Драммонд воспринимал подопечную группу как племя, находящееся в мистическом поиске мудрости, воплощённой в фигуре Эхо, кролика-трикстера. Поиск происходил через манифестацию на обложках, случайную, что принципиально важно. Через пять лет поиска группа должна прекратить своё существование, записав перед распадом Великий Поп-Альбом как итог всей работы. Коммерческий успех при этом принципиального значения не имел. Самим музыкантам, адекватным и рациональным северянам, он ни словом не обмолвился о происходящем, что ясно показывает реального субъекта этого поиска.

Забавный аспект: если бы Драммонд действительно общался с Уилсоном, то мог бы получить объяснение для происходившего, никак не связанное с мифологией североамериканских индейцев. Уилсон с 1973 года, конкретно с 23 июля, получал телепатическим путём информацию с Сириуса, пытаясь при этом понять, сошёл ли он уже с ума (и если нет, то что вообще происходит?). В один прекрасный день он размышлял о происходившем, смотря телевизор, по которому в тот момент показывали классическую комедию «Харви», очень хорошую.

Здесь лучше просто процитировать книгу «Космический триггер»:

«Что еще более удивительно – через несколько недель я случайно увидел по телевизору старый фильм “Харви” и заметил, что у Элвуда П. Дауда, героя картины, были точно такие же отношения с “Харви” – невидимым белым кроликом – как у любого шамана с его “союзником”. Мне стало интересно, не был ли автор “Харви” участником “шабаша ведьм”, кроулиевской ложи или подобной им оккультной группы. В этот момент персонаж картины по имени Уилсон, узнавший, что Харви – пооках, ищет слово “пука” в словаре. Статья начинается словами: “Кельтский эльф, или дух растения с озорным характером…” – и заканчивается удивительной фразой: “Как вы себя сегодня чувствуете, мистер Уилсон?”»

Конец цитаты.

С того момента Уилсон решил, что версия с весёлым ирландским духом ничуть не хуже варианта с божественным откровением, и начал отвечать на все вопросы про эту историю, что с ним в реальности вышел на контакт огромный белый кролик. Строго говоря, пуки не унифицированы. По легендам, они легко меняют облик, но предпочитают зооморфный. Кролики и зайцы действительно частый вариант, но в легендах зафиксированы и другие животные: от коней до лис. Общий признак – тёмная шкура, так что авторы фильма немного напутали. В любом случае, если бы Драммонд рассказал всю эту историю Уилсону, то она точно оказалась бы частью книги «Космический триггер», поскольку полностью укладывалась в цепь совпадений. Более того, кельтское происхождение самого Драммонда и вокалиста Echo & the Bun­ny­men Иэна Маккалоха плохо сочетается с индейской мифологией. Парадокс тут в том, что пуки – тоже классические трикстеры, то есть замена одной мифологии на другую никак не меняет общего вывода, к которому интуитивно пришёл Драммонд.

Если история Echo & the Bun­ny­men была историей магической трансформации продюсера в трикстера, воспринимаемой им самим как «раскрытие мудрости», то в последовавшей карьере Драммонда многое становится понятным. Только кроме «пятилетки проявления кролика», хорошо проясняющей логику его мышления, был другой ритуал. Драммонд пытался обрести гениальность, используя для этого обе продюсируемые им группы в качестве символических инструментов.

* * *

Многим людям идеи приходят во сне. Драммонд сформулировал концепцию своего ритуала, импровизируя издевательский бред, восхитивший бы даже Курёхина. Он ненавидел давать интервью, поэтому в ответ на очередной вопрос о том, почему из Ливерпуля приходит столько талантов, шокировал журналиста историей о линиях космической энергии. В мире есть две точки входа для космической энергии, рассказывал он. Одна находится на севере, в Исландии. Вторая – на юге, в Папуа – Новой Гвинее. Эти два потока смешиваются между собой в Ливерпуле. Правильно, в точке, где водосток на улице Мэтью. Искры от этого столкновения энергии и рождают в городе такое количество талантов.

Пока журналист переваривал услышанное, пытаясь понять, что можно сделать с этим бредом, Драммонд переваривал полученное откровение. Было ясно, откуда взялся водосток. Исландия была местом, куда молодой Драммонд уехал с сестрой в начале семидесятых и путешествовал автостопом, пока не кончились все деньги. Новая Гвинея вошла в его мифологию после просмотра фильма «La Val­lée». Он сам считает фильм плохим арт-хаусом, что только показывает уровень его понимания кино. Фильм великий, печальная эпитафия по шестидесятым, прямо вдохновлённая «Горой Аналог» Рене Домаля. Поиск просветления, заканчивающийся исчезновением искателей в последнем месте на Земле, которое не нанесено на карты.

Популярный в Ливерпуле миф, опыт путешествия в подростковом возрасте и тема полузабытого фильма – чисто субъективные причины для импровизации. Только чем больше Драммонд про это думал, тем яснее становились для него необходимые действия. Два острова на разных концах планеты стали для него символами двух сторон человеческой культуры, буквально как Инь и Ян. Более того, подконтрольные ему как продюсеру группы тоже начали у него ассоциироваться с вышеупомянутыми островами. Бешеный и маловменяемый харизматик Коуп воплотил в себе дух джунглей и южного шаманизма, в то время как рациональные, спокойные и трудолюбивые Echo & the Bun­ny­men начали символизировать север.

В итоге у Драммонда возникла идея с большой буквы «И»: использовать обе группы примерно так, как в церемониальной магии используют символические инструменты. То есть отправить Echo & the Bun­ny­men на гастроли в Исландию и одновременно заманить Коупа в южные моря, убедив его каким-то образом дать концерт для аборигенов. Оба события должны произойти одновременно, вернув творческую энергию к её истокам. Буквально замкнув и усилив оба потока энергии. Сам Драммонд при этом будет стоять на точке слияния, становясь этим самым Прудом Жизни. Впитывая в себя самого творческую энергию, предназначенную для всего города. Трансформируясь в гения.

У него ничего не получилось. Коуп, напомню, был на пике саморазрушительного драйва, успешно уничтожая свою группу. Более того, он уже ушёл в чистую паранойю, рисуя перед концертами косой крест на своей груди для защиты от тёмных сил, ждущих его в толпе поклонников. Трудно представить, как он воспринял бы прямое предложение поучаствовать в таком ритуале. Только Драммонду в принципе не приходила в голову мысль, что можно убедить принять участие в ритуале сознательно. Что могут быть партнёры, а не инструменты. Легендарный эгоцентризм Коупа даже близко не приближался к тому, что творилось внутри Драммонда. Он вёл себя, словно пытался высосать весь талант из своих старых друзей. Может быть, бессознательно он это и пытался совершить. Важно то, что он никак не пытался помочь своему другу, впадавшему в очень опасный кризис. Вместо этого он усиленно искал способ манипуляции с очень странными целями. Ясно, что южные гастроли The Teardrop Explodes не были частью ритуала. Они не совпадали с северными гастролями Echo & the Bun­ny­men, к тому же не было конкретно концерта в Папуа – Новой Гвинее. С другой стороны, сама идея отправить распадающуюся группу на юг явно была связана со сложившимся в голове Драммонда символизмом.

* * *

Отряхнув с подошв пепел догоревшего Коупа, Драммонд сконцентрировался на оставшемся инструменте. Сперва он послал Echo & the Bun­ny­men в Исландию для фотосессии на обложку альбома “Por­cu­pine”. Получился классический кадр с людьми, идущими сквозь ледник.

Затем были гастроли. Во время концерта в Рейкьявике Драммонд встал на нужное место и ничего не почувствовал. Вернулся домой, лёг спать и увидел во сне, как идёт по кратеру мёртвого вулкана. Там, в грязи, лежит белый конверт. Дойдя но него, Драммонд понял, что он стоит у водохранилища под Ливерпулем. Открыл конверт. Там лист бумаги с тремя словами. “You already know” – «Ты уже знаешь».

С приближением пятилетия группы он предложил отойти от депрессивного пост-панка и записать поп-альбом. Естественно, не объясняя, что в его фантазии они должны были существовать пять лет, записать лучший поп-альбом в истории и немедленно распасться, завершив квест.

Лучший поп-альбом в истории совсем не обязательно должен был стать самым успешным в экономическом плане: Драммонд влюблён в поп-музыку от неудачников. Группа с удовольствием начала эксперимент, выпустив “Ocean Rain”. Действительно великий, невероятно красивый альбом. Маккалох очень любил ранние альбомы Скотта Уокера, и решение смягчить звук привело к записи настоящего барокко-попа в лучших традициях шестидесятых.

То есть у него получилось «убедить группу», его инструменты реализовали его волю. Мания, доведённая до конца, реально породила великий поп-альбом, что уже является аргументом в пользу магической концепции, каким бы бредом она ни казалась.

На пятилетие группы Драммонд долго ездил по окраинам в поисках резервуара, который увидел во сне. Ничего не нашёл. После его ухода от продюсирования, Echo & the Bun­ny­men продолжили существование, но странным образом это было именно существование. Один из ритуалов был завершён. Второй сорвался. Драммонд не стал гением, несмотря на проявившиеся впоследствии исключительные таланты.

* * *

Только тут остаётся вопрос: что есть гениальность? Где объективный критерий? Коуп завершает свою версию истории о ритуале издевательским «Драммонд не стал гением, он стал менеджером для Warn­er Broth­ers», что могло быть правдой на момент, когда Коуп услышал историю, но явной недооценкой на момент сочинения мемуаров. Ведь Драммонд блестяще показал на практике, как можно взять штурмом вершины хит-парадов, оставаясь самим собой. Коуп этого не смог, несмотря на кучу попыток, и альбом “The White Room” со всем его издевательским хип-хопом на порядок лучше коуповского “My Nation Under­ground”.

Плюс литература. Мемуары Коупа хороши, но мемуары Драммонда читаются как настоящая литература. Единственная художественная книга Коупа, “One Three One”, однозначно написана как ответ на “Bad Wis­dom”, общие элементы очевидны. И столь же очевидно, что фрагменты “Bad Wis­dom”, написанные Драммондом, на несколько порядков талантливее прозы Коупа. (Со страницами Марка Маннинга всё сложнее.) Коуп справедливо критикует «Дурную мудрость» за крайнюю мизогинию, но сам пишет хуже. Политкорректнее, но хуже.

С другой стороны, злобное заявление Драммонда о том, что Коуп совершил величайшее преступление – убийство своего таланта – не создав после их разрыва ничего стоящего, выглядит абсурдом для любого, кто хоть раз внимательно прослушал “Fried” или “Jeho­vahkill”. Эти двое не могут простить друг другу старые конфликты, поэтому откровенно принижают таланты друг друга. В реальности Коуп выпутался из нитей своего кукловода. Потратил почти десятилетие на приход в себя, записав в процессе пару замечательных альбомов. Самостоятельно открыл для себя Юнга и Гурджиева. Затем всерьёз заинтересовался шаманизмом, но северным, найдя архетип божественного шамана в Одине.

К началу девяностых с ним разрывает контракт Island, недовольная трансформацией и так не очень популярного певца в бешеную смесь политического агитатора левого толка с неоязыческим проповедником. С этого момента Коуп уходит в культурное подполье, где чувствует себя как рыба в воде. Выпускает альбомы и пишет книги о любимой музыке и неолитических мегалитах. Дружит с Coil, узнавших в нём родственную душу. Читает стихи про Одина на альбоме Sun O))) и лекцию про него же в Британском музее. Что характерно, для роли лектора он надел обувь на высоких каблуках и покрасил половину лица в синий цвет.

Теперь его островом явно стала Исландия.

Одновременно Драммонд создаёт The KLF и врывается в поп-культуру, успешно устраивая там тотальный хаос. Судя по его книгам, это не было легковесными шутками, наоборот, тяжёлым и травматическим опытом. Несмотря на первые места хит-парадов и стадионы. Всё оборвалось резко: совместным выступлением The KLF с грайндкор-группой Extreme Noise Ter­ror на BRIT Awards и стрельбой холостыми в зрительный зал. Изначальные планы были радикальнее и сильно смахивали на жертвоприношение, от которого осталось только тело мёртвой овцы на красной дорожке.

Заработанные в роли поп-звёзд деньги, один миллион долларов, были торжественно сожжены в ночь на 23 августа на острове Юра в горной Шотландии. Настоящий потлач, в изначальном смысле слова. Здесь уже нет вопросов о ритуальной основе перформанса, особенно учитывая их акцию с сожжением тиража, запрещённого за нарушение копирайта, и перформанс с «плетёным человеком» на летнее солнцестояние в 91-ом, ставший основой для фильма «The Rites of Mu». Другой их неизданный фильм, «The White Room», представляет собой ирреальное путешествие. За весь фильм не звучит ни единого слова. Только длинная поездка на машине в поисках Белой Комнаты с попыткой избавиться от контракта с Вечностью.

Явным ритуалом было и путешествие по Скандинавии, описанное в романе «Bad Wis­dom», но там задуманное «доставить на Северный полюс икону Элвиса Пресли и спасти таким образом мир» трансформировалось в процессе в «отправить икону на самый отдалённый северный маяк». Возможно, поэтому мир и не спасён до сих пор. В одном из эпизодов автобиографии “45” он описывает, как его друг и соратник Алан Гудрик (он же Gim­po), персонаж “Дурной мудрости” и режиссёр фильма «Watch the K Foun­da­tion Burn a Mil­lion Quid», впервые провёл акцию «M25 spin», во время которой они двадцать пять часов ехали по М25, лондонской окружной трассе, рассчитывая в конце понять, куда она ведёт. Перформанс провели 23 марта 1997 года и приурочили к весеннему равноденствию. Сейчас этот автопробег стал ежегодной традицией.

Фактически всё творчество Драммонда, как и работы близко связанных с ним людей вроде Гимпо, можно описать как серию авангардных поп-арт ритуалов. Только первый из них, самый важный, не был закончен.

* * *

Этот текст можно завершить попыткой анализа итогов ритуала. Несколькими вариантами анализа. Только мы ещё не можем говорить о финале. Все участники этой истории живы, а двое из них – творчески активные культовые фигуры, ещё не раз способные удивить наблюдателя. Учитывая, что целью ритуала была активизация творческой функции, само упоминание этого факта может заменить собой любой анализ.

Раймонд Крумгольд (Rai­monds Krum­golds)