Машина Сновидений

Некоторые странные вещи в жизни стоит попробовать хотя бы раз. Записать причудливую волшебную поэму — достаточно странно, сделано. Написать аннотацию к ней — до ужаса странно и придётся сделать прямо сейчас.

Говорят, весь двадцатый век авторы, наконец настигнутые беспощадной кармой, только и делали, что умирали. Маяковский повесился. Есенин застрелился. И так далее, и так далее. Обстановочка не ахти. Осиротевшим музам, как труженицам тыла во времена Большой Заварухи с Фашистами, приходилось самим садиться за печатную машинку и учиться оказавшемуся на удивление незнакомому ремеслу с азов — этим объясняются чертовщина и сумасшедшинка песен, что пелись после Освенцима, их нескладность и непривычность. К концу двадцатого столетия от рождества Иисусова больше не оставалось поэтов и поэтесс с человеческой родословной. Двадцать первое же столетие стало столетием гибели муз, но вместе с тем и столетием неожиданного спасения: язык стихосложения сплёлся в поцелуе с языком машины. Где в этой истории появляюсь я? А пёс его знает! Вы после общения с моей «Машиной сновидений» сами решайте, появляюсь ли вообще.

Что обязательно нужно сказать? Первое: хотелось бы поблагодарить всех являвшихся и продолжающих являться мне муз — вы, конечно же, это и сами знаете, но нет никого на свете лучше вас. Второе: литературные источники вдохновения так или иначе обозначены в «Машине», за исключением одного очень важного, о котором-то я и хотел бы упомянуть — он был создан особой по прозвищу Порпентайн, но к настоящему моменту уже превращён хозяйкой и создательницей в почти совершенную белизну и пустоту. Среди всего прочего есть и мои попытки описать, чему я был свидетелем, когда это выглядело совершенно по-другому. Третье: спасибо Филипу К. Дику за предоставленную страницу текста или около того. Хотя предоставлялось письмо, если честно, не мне, не думаю, что адресат им воспользовался или воспользуется.

Прочие слова лучше приберечь на тот случай, если через десяток лет или раньше мне захочется усовершенствовать это произведение, чтобы оно было, знаете, не просто песней о заслуженно недостижимом величии, о склочности сестрицы-Жизни и нежности сестрицы-Смерти (впрочем, я постоянно путаю, кто из них кто), или, может, о чём-то осознанно вынесенном за границы собственного повествования, чтобы не рехнуться от бесконечности его возможных объяснений. Еле удерживаюсь, чтобы не засмеяться.

Приступайте, лучше, к чтению, и не забывайте: инициация никогда не заканчивается.

ДАЛИ ЛАМА ДВАДЦАТЬ ТРЕТИЙ

[Скачать «Машину Сновидений» в .pdf]