Чжуан-цзы и пришельцы из внутреннего космоса: экранизация «Резца небес» Урсулы Ле Гуин

Роман Урсулы Ле Гуин «Резец небесный» наполнен множеством цитат Чжуан-цзы — выжимкой его философии; в цитате, предваряющей третью главу, разъясняется название романа — и интересного, но не очень удачного фильма-экранизации: «Тот, кому помогает само Небо, зовется Сыном Неба. Такому нельзя научиться — книжная премудрость здесь ни при чем. Не созидают такое и упорным трудом. Такому не требуют обоснований и доказательств. Кто в познании сумеет остановиться на непознаваемом, тот и достиг совершенства. А кто не пожелает этого сделать, того ждет незавидная участь — брызнуть стружкой из-под резца небес».

Сюжет у романа очень любопытный. Некий молодоц человек обнаруживает, что снящиеся ему сны меняют действительность: приснилась война — и по пробуждении сидишь в бункере, окопе или на пепелище, приснилась чума — и с утра придется выйти в полупустой город. С такими представлениями о реальности его, естественно, быстро направляют к специалисту, но тот обнаруживает, что способности молодого человека совершенно реальны — стоит только кому-то из бодрствующих это запомнить и направить его сон, и… 

Все действие фильма строится на противостоянии двух подходов к этим способностям: хищном и мегаломанском желании психотерапевта сыграть в Бога и выиграть и вполне естественного желания одержимого всемогущими снами найти избавление.

В результате сама фабула киноповествования срывается с очередной вероятностной ветки и зритель вместе с двумя единственными «бодрствующими» персонажами обнаруживает себя посреди вселенского сна («Конфуций и ты — вы оба с ним сновидение, да и я, утверждающий это сейчас, сам себе снюсь» — еще одна цитата Чжуан-цзы из романа, в фильме не появившаяся), в котором разворачивается то, что без преувеличения можно назвать магической битвой — противостояние за то, что будет являться реальностью в следующем сновиденном пузыре…

Фильм получился весьма неоднозначным кадавром: с одной стороны, в нем есть и шокирующе сильные сцены (финальная схватка на перекрестке миров, сон про пандемию), и неоднозначные филипдиковские эпизоды, в которых захватывающие Землю «Пришельцы», которые по сути являются не пришельцами с других планет, а пришельцами из глубины сновидящего бессознательного, вдруг начинают разъяснять главному герою магические премудрости и говорить китайскими афоризмами.

С другой — иногда именно сцены «новых снов», получившихся в результате переписывания переписок переписанной реальности (а вот у нас объединится вся планета! Как это она объединилась из-за войны с пришельцами?! А вот пришельцы окажутся мирными! Как это пандемия случилась?! — и т.д.), которые, наверное, должны быть неестественно-живыми и вызывать чувство зловещей долины, выглядят просто убогими и недоработанными, просто не получившимися. Игра актеров разочаровывает и о ней даже говорить не хочется.

Зато одна деталь вызывает у нас неестественный восторг. Это, конечно, спонтанно всплывшая здесь майринковская кунштючная из «Зеленого Лика», она же линчевская лавка мелочей из Твин Пикса, местный магазинчик ретро-товаров — без нечисти, зато с теми самыми «Пришельцами», «духами познания»; именно там и завершается сюжет, герой которого обретает покой, а беспощадный «маг», пытавшийся использовать чужие силы на раздутие собственного эго — что ж, брызжет стружкой из-под резца небес.