Отражения великого солнца, полностью черного: Дюрер и «Меланхолия»

Неделя Черного Солнца должна раскрыть и развить тезисы переведнного предисловия к Liber Nigri Solis: как уже сказано, от Парцифаля и Хильдегарды Бингенской, от Дюрера и Гете и до Шеллинга и Новалиса, до Юнга и Хайдеггера. И начнем мы с Дюрера: его «Меланхолия I» – пожалуй, одна из самых любопытных и расхожих гравюр, в которой много чего можно подозревать – но черное солнце? Хотя видеть там комету (которую Кингсеп вместе с Сатурном фактически приравнивает к иноформам Черного Солнца) любят очень часто, все равно необходимо сначала понять общий замысел мастера.

«Меланхолия I» – один из трех главных шедевров Дюрера, созданный в его самодельной технике; очень любопытно прислушаться к толкованию его образного ряда, озвученному искусствоведом и историком культуры Паолой Волковой.

Согласно ему, в гравюре можно увидеть три уровня познания: нижний посвящен познанию материи, предметам ремесла – идеально вытесанному шару (создать который значило стать мастером в ремесле), рубанку, кошелю с деньгами. Средний – интеллектуальному познанию – письму, чтению, математике (кристалл слева – воплощение теоремы Авиценны), даже алхимии.

А высший – контакту с Непознаваемым, Божественным: магией (магическая таблица, кое-где ее называют одной из форм магического квадрата Юпитера, способного излечить меланхолию), неумолимым временем, высшим правосудием, смертью (колокол, звонить в который будут из-за края гравюры).

И именно на том уровне, но слева – летучая мышь и нечто сияющее – звезда? комета? солнце? Нечто непознаваемое и божественное, но не в окружении регалий упорядоченного и возвышенного, а рядом с несущей несчастья грязной тварью, рядом с меланхолией, в дикости, тех самых «наиболее архаичных» пластах, части «примордиального бессознательного», о которых также писала Кингсеп.

Но завершающий штрих – это, конечно, строка из «Меланхолии» Теофиля Готье, описывающая этот сияющий шар как великое солнце, чьи лучи отражаются от моря – полностью черные: «reflects the rays of a great sun, all black/Reflechit les rayons d’un soleil tout noir».

Что ж, эту гравюру Волкова называет автопортретом Дюрера как мастера; но, быть может, это автопортрет той части его собственного «примордиального бессознательного», в которой это также и портрет каждого из нас? И тогда сияние этого черного солнца, притягательный хвост этой кометы – мучительные и сладостные чары горизонта познания, недостижимого и манящего тех, кто собран под звездой ангела Меланхолии: у кого есть крылья, но кто до поры до времени также должен связать себя всем тем, что наполняет низшие сферы.