Сады нас ждут. Валькирии Гелаева.

Картина последних минут жизни Гелаева была детально восстановлена экспертами ФСБ и описана в мельчайших подробностях. Ему было все труднее и труднее делать каждый шаг, так как из его раздробленной левой руки хлестала кровь. Командир, решивший пожертвовать частью себя, нежели потерять всё, примерно в полусотне метров от места боя остановился, отрезал левую руку и бросил её на снег вместе с ножом. Затем он достал резиновый жгут, наложил его на обрезок руки, сделал ещё несколько шагов и упал. Встать ему удалось с большим трудом. Пройдя несколько десятков шагов, Гелаев остановился, достал из кармана банку растворимого кофе «Nescafé» и, открыв её из последних сил, начал жевать гранулы, надеясь, что кофе взбодрит его и поможет дойти до заветной границы. Потом Руслан Гелаев достал и надкусил плитку шоколада «Алёнка», после чего снова упал и пополз.

«— Руслан, Руслан!» — шепчут искажённые голоса, которые то похожи на голос матери, то на голоса детей во дворе. «— Руслан, ты уже перешёл границу, совсем чуть-чуть осталось». Но какая может быть граница, если вон там — всё то же дерево, возле которого он отрезал свою руку? Ещё идти и идти. Он и идёт, но время как будто застыло и непреодолимая сила не даёт ему сдвинуться дальше. Краски совсем блекнут — резко наступили сумерки, остаются лишь вкус шоколада во рту и назойливый шёпот в ушах.

Рядом на корточки присаживается журналист.
— Руслан Германович, да вы прямо настоящий викинг! Благородный бородатый грабитель; раненый, но непобеждённый воин, отправляетесь прямо в Вальгаллу! Только с шоколадкой в руке вместо меча, ха-ха! Не примут вас в Вальгаллу, Руслан Германович, не примут! Впрочем, там свинина на ужин, навряд ли вам там понравилось бы!

Журналист исчезает — наваждение, проклятое порождение Иблиса, как, впрочем, и настоящие журналисты. Стиснув зубы, проползти ещё чуть-чуть. Вокруг темно — и уже непонятно, куда ползти, но ТОГО дерева уже не видно. По правде говоря, уже совсем ничего не видно, кроме света какого-то фонаря впереди. Значит — ползти на свет.

Он ползёт мимо какой-то коряги, которая внезапно оказывается суфием, который читал бойцам «Борза» лекции ещё во время Первой Чеченской.

— Хамзат, ну зачем ты связался с ваххабитами? Из этого не выйдет ничего хорошего. Ну да ладно. Помнишь, я рассказывал вам о том, что делать при выходе за барзах? Если не помнишь, то я говорил тогда о том, что надо представить себя стадом барашков, которых сейчас вот-вот выпустят из коша на пастбище. Но пастбище возникает по разумению того барашка, который первый выбежит через раскрывшиеся ворота. Обычно это либо вожак стада, либо самый вёрткий и пронырливый барашек, но иногда это совершенно случайная барашка, которая просто оказалась рядом с нужным местом ограды. Каждая барашка — это твой помысел, который может ввергнуть тебя в блаженство или в страдания до самого Судного Дня, поэтому нужно всегда быть готовым к смерти: необходимо, чтобы первым через преграду барзах проходил вожак стада — твоя преданность Аллаху. Иначе всё становится довольно непредсказуемым. Ну, пока!

Суфий снова превращается в корягу, контуры которой теперь совсем с трудом различимы в ярком свете прожектора, интенсивность которого всё нарастает и нарастает. Наконец, резко вспыхнув, свет заполняет всё вокруг.

Он стоит в парчовом одеянии посреди благоухающего яблоневого сада. Перед ним, чуть поодаль, ухоженный пруд, по мелководью которого ходят диковинные птицы, а на берегу пруда стоят многочисленные фигуры в хиджабах.

Диковинная птица внезапно громко произносит: «— Вот твои гурии, Хамзат!» — и, подняв лапу, указывает на фигуры в хиджабах.

У каждой из них — лицо с обёртки шоколадки.