Скованные одной плотью (эссе к фильму «Милый Ханс, дорогой Пётр» А. Мендадзе, 2015)

я не видел бомбардировки дрездена
я не видел колонны смертников
я умер в декабре 1944 года
и был похоронен в промерзшей земле
под металлическим небом
сожженной советской окраины
а потом родился русским мальчиком
был воспитан отцом и матерью
амадеем рихардом людвигом
и гулял по зимним улицам
дирижировал снегопадами

П. Бельдюгов,
«Квартет для струнных и фортепиано…»

Из сохранившихся мифов мы знаем, появлению божества всегда предшествует весть о его приближении: преображается местность, изменяется и трансформируется человек. Изменения трудно осознать сразу, можно лишь почувствовать некоторые странности в восприятии себя и окружающего мира. Человеческое сознание не торопится отрываться от привычных вещей и склонно отождествляться с собственными привычками. Но тонкие деформации начинаются задолго до при-бытия. Нужна совершенная смелость, чтобы открыться изменениям и преобразиться вместе с миром. Это, возможно, говорят мудрецы, ибо человек соединен с божественным бытием некой сокровенной связью. Вот только помимо божественной силы на жизнь человека влияет иное.

Немецкий мыслитель Ф.Г. Юнгер в исследовании греческой мифологии проводит интересную мысль о связи человека с титаническими силами. Юнгер рисует картину, в которой божественное почти полностью исключено из человеческого бытия. Человек сущностно близок титанидам, тогда как боги располагаются в изолированной и недостижимой области. Поэтому участие божественного в человеческом мире минимально. Боги, по Юнгеру, не соприкасаются с людьми. А титанические силы, напротив, находятся с нами в тесной связи. Титаниды безжалостны, и столкновение с ними губительно. Аполлон, Дионис, Пан – божества, обладание связью с которыми даёт человеку силы для обретения гармонии и осуществления возвышенной трансформации. Но как только человека покидает чувство меры, он теряет контроль над собственными желаниями, у него возникает жажда абсолютной свободы, человек попадает во власть к титанидам. И здесь, как правило, судьба его решена. Он будет вознесён стихией, а затем безжалостно раздавлен. 

В один момент, который сложно ухватить, момент потери контроля, встреча с божеством оборачивается столкновением с необузданной стихией, засасывающей человека и уничтожающей его. В тот момент, когда человек не властен над собственным желанием, когда желание превышает человеческую форму, неспособную это желание больше вмещать, боги покидают человека, а в игру вступают стихийные силы. В человеческой форме возникает разрыв. Божественное уже не может обволакивать испорченную форму – так нарушается хрупкая связь между человеком и божественным. Нарушить её легко, а восстановить практически невозможно.

В том, как Ф.Г. Юнгер излагает основные сюжеты греческой мифологии, лежит ключ к его пониманию техники и технического прогресса. А также проясняются основные аспекты выдвигаемой им критики Модерна. Техника для Юнгера – стихийная сила, неподвластная человеку. Техника может лишь на краткий миг поднять человека на пьедестал, а затем неминуемо обрушит в бездну. ХХ век – время невероятных преодолений и сокрушительных катастроф, справедливо назван некоторыми мыслителями Титаническим веком. В попытках превозмочь себя, обрести немыслимое величие человек готов был дойти до гибельного разрыва плоти, был готов заменить изувеченные члены стальными протезами и делегировать сознание Машине. Человек утратил сокровенную связь с собственным миром, но высшего мира так и не обрёл. А в наказание за непомерную гордыню был оставлен без кожного покрова, оголённым, ослепленным и оглушенным, отбывать бессрочное наказание в зоне отчуждения.

Редко в жизни народов и отдельных людей случаются События, когда время замирает и присутствие открывает другое измерение. События не проходят бесследно, оставляя глубокие шрамы в человеческой истории и природном ландшафте. ХХ веку довелось быть охваченным Событием. Мы знаем, люди были так ошеломлены этой встречей, что многие остались слепы и глухи до сих пор. Тer­ror pan­i­cus, вызванный внезапной встречей с божеством, пишет Юнгер, проявляется острее, чем контузия от артиллерийского снаряда.

Ханс, главный герой картины «Милый Ханс, дорогой Пётр», взбудоражен. Катастрофа приближается, он не знает этого, но чувствует самой плотью. Трансформация происходит с Хансом, меняется структура его восприятия, а он как будто не замечает. Он не наблюдает, как изменятся окружающий ландшафт, как русский лес обретает черты немецкого экспрессионистского пейзажа, а присутствует в нём, внутри.  То, что происходит с Ханcом, происходит как будто уже не для него, а для стороннего наблюдателя.  Не к этому ли скрытому наблюдателю Ханс возносит руки в тот миг, когда стеклянная крыша советского завода облачается в витраж протестантской церкви? На протяжении всей картины зритель пристально следит за Хансом, и вслед за ним, но незаметно покидает привычный мир и попадает в странную область. Здесь каждое событие, изображенное на экране, звонко отзывается в глубинах памяти и предстает в сложном символическом значении.

Формально на дворе 41 год. Ханс в составе немецкой группы инженеров был откомандирован на советский стекольный завод. Перед ним поставлена конкретная задача – изготовить усовершенствованную линзу. Создание особенной линзы превращается для Ханса в алхимическое Делание. Стекло не поддаётся, всё более и более увлекая его в тот процесс, о котором первоначально он даже не подозревал. После очередной неудачи уставшие рабочие замирают на мгновение, словно на картине А. Самохвалова «Сотворение мира». Пространство распирает от напряжения, а над головами героев медленно, со скрежетом колёс, проходит тяжёлый товарняк. Нам кажется, мы слышим грохот рельс, но это приближается Некто. Заслышав его приближение, Ханс действует стихийно, в результате чего гибнут люди. Именно в этот момент, момент принесения жертвы, происходит преображение стекла. Именно в этот момент происходит преображение самого Ханса. В тот же момент появляется его зеркальный «брат» Пётр. Чтобы продлить «жизнь», Хансу нужен двойник. Оказывается, оба героя давно вовлечены в круговращение стихийных сил. Они смотрят друг на друга и лица их почти неотличимы. Теперь Пётр главный участник преображения Ханса.

Ханс приносит в жертву другого, таким образом, принося в жертву самого себя. Ханс обретает зеркального брата и продолжается в нём.

Других героев фильма также окружают двойники – призрачные фигуры, в лица которых герои пытаются вглядеться, но в изумлении опознают самих себя. В работе австрийского экспрессиониста начала ХХ века Э. Шиле «Смерть и Человек» (1911) двойник предстает вестником смерти. Идея двойничества, имеющая эзотерические корни, получила большое распространение в экспрессионистской живописи и литературе того времени. Э. Шиле создал множество автопортретов, в которых как будто снимал с себя слой за слоем напластования плоти, пытаясь уловить и запечатлеть чистый дух. В автопортрете могут быть изображены разные аспекты человеческого присутствия, но можно ли отобразить на холсте присутствие смерти? Картина «Смерть и человек», а первоначальная версия называется «Созерцающие себя» (1910), изображает соприкосновение автора и его alter ego. Это изображение приобретает значение видения. Автор словно через специальное стекло (может быть, усовершенствованную линзу?) рассматривает себя.

«Мы создаем линзу, которая позволит рассматривать вещи в максимальном приближении и в максимальном отдалении. Но сможем ли мы в процессе её создания рассмотреть себя?» – с этого вопроса начинается действие фильма А. Мендадзе.

Нарушив писанный и неписанный закон, Ханс сталкивается ещё с одной силой – Jus­ti­cia. Таинственная сила механизма справедливости – другая тема, важная для авторов начала ХХ века. Фактически, она была центральной в творчестве пражского юриста Ф. Кафки. Мы все хорошо знакомы с его сюжетами. Эти сюжеты начнут воплощаться во второй половине 30‑х: где чёрный воронок сравним с чёрной воронкой. Где судят тройки, а арестовывают четвёрки – безликие, но многоногие существа, похожие на гигантских пауков. Они уже идут за Хансом, но он неуязвим, ибо утратил человеческую форму. Вот только зачем? Здесь наступает время задать главный вопрос: ради чего Ханс преобразился? Сам он не ставит таких вопросов, он тождественен своей миссии. Для него нет различия между присутствием и окружающим миром. Между сознанием и силами приложения.

В заключительной сцене Ханс предстает перед зрителем совсем другим. Он вернулся в Россию командным офицером немецкой армии. Он вооружен биноклем с усовершенствованной линзой собственного изготовления. В процессе этого делания Ханс трансформировал не только стекло, он трансформировал свою плоть. Теперь Ханс готов к встрече с противником. И он абсолютно бесстрашен, потому что главная его битва уже состоялась. Он смело подставляет кадык под острие опасной бритвы, поскольку знает – теперь он обречён на вечную жизнь.

Дарья Дорохина