Последний Танец Мага: «Танец реальности» Алехандро Ходоровски

Один из известнейших магов двадцатого (да уже и двадцать первого!) столетия, психошаман, мастер Таро, избравший рупором своего Искусства кинематограф, Алехандро Ходоровски выпустил первую за целых 23 года кинокартину – «Танец реальности».

Как и многие фильмы Ходоровски, это инициатическое кино (еще бы, что еще может снимать маг?), так же, как и уже ставшие классическими «Крот» и «Священная гора». Однако теперь, когда Ходоровски уже больше восьмидесяти лет (но при этом ни телесные силы, ни силы его разума не угасают), снятое им автобиографическое кино просто не может не восприниматься как отчет о собственном пути познания.

В «Танце реальности» получили свое развитие и завершение мотивы лучших картин Ходоровски – от «Крота» до «Святой крови». От «Крота» в картине осталась тираническая фигура Отца, настоящего фаната Иосифа Сталина, который в конце фильма ритуально сжигает его портрет; от «Святой крови» – довлеющая фигура Матери, теперь преображенная и «воскрешенная» из образа вампирического и иллюзорного в действительный и чудотворный, а от «Священной Горы» – коллективный путь от профанного к сакральному, но удивительным образом видоизмененный.

Теперь на этом пути «профанное» может лишь показаться самому идущему, а зрителю, режиссеру, любому наблюдателю видно, что «профанного» в происходящем  нет вовсе и каждый предмет на своем месте исполняет часть полного чудес замысла, – и в этом все равны от бомжей-калек до святых чудотворцев, от брошенного в море камня до участия в групповой молитве.

В «Танце реальности» можно говорить не об одной индивидуальной или групповой линии инициации (превращение «искателя» в «знающего» или «группы уникальных личностей» в «группу универсальных посвященных»), а о нескольких, о самостоятельных линиях посвящения Отца, Дитя и Матери, каждая из которых уникальна и самобытна, но плотно связана с другими линиями и не может продвигаться без общего преображения.

И хотя втроем главные герои образуют семью, это формальное образование – в действительности же все не так просто: отец мальчика-Ходоровского, социалист и домашний тиран – родной сын самого Ходорковского, а в начале фильма мальчик фигурирует еще и как перерождение златокудрого отца своей матери, таким образом символически являясь родителем своих родителей. Его линия, конечно, центральная для всего фильма, но при этом существует она в основном в форме общения с одним из родителей, отклоняясь в сторону лишь изредка.

Отец – Тиран или Христос

Прототипом Отца стал сам Ходоровски из фильма «Крот» – но там главный герой отдает своего сына в монахи и забывает о нем ради женщины, в результате чего его избранница направляет его по пути жестокого превосходства, пути подлых хитростей и вероломных убийств. В «Танце реальности» же мы увидим полную этому противоположность: сильный и жесткий, он не избавляется от сына, а ведет семейную жизнь, как умеет и как может учит его, пытаясь вымучить из мальчика «настоящего мужчину», а в конце преодолевает свой «культ мужественности».

Хотя Хаим – социалист и атеист, с точки зрения режиссера-мага он обладает собственной грубой магией, ритуальными средствами посвящения и придания статуса. Его собственный путь когда-то начался со смены имени, вступления в коммунистическую партию, принятия Сталина как идеала-идола – по схожему пути он попытается направить и Алехандро.

Инициацию своего сына он начинает со стрижки его восхитительных волос до невзрачного ежика, затем требует выносливости к удовольствию (выхватив прямо из воздуха перо, щекочет его, требуя не улыбаться) и к боли (бьет его и заставляет просить еще, а потом, выбив мальчику ненароком зуб, убеждает дантиста оперировать без анестезии), утверждая затем отсутствие Бога (ставит мальчика на колени, кидая символы разных религий в унитаз, каждый раз выкрикивая «Нет Бога!»).

И все же несмотря на всю жестокость Отца, руководит им и всем процессом такого «Посвящения» любовь – он пытается сделать мальчика сильным и приспособленным, а мальчик терпит происходящее только потому, что «Если теперь ты будешь меня любить, то я все стерплю».

Посвящение удается: в пожарной команде, в которой принимает участие Хаим, умирает собака-талисман, которую заменяют талисманом-мальчиком. Ему выдают парадную красную форму с белой звездой и официально, перед строем, принимают в общество мужчин. Следом случается и крещение огнем: мальчик выезжает вместе с командой на тушение пожара и предупреждает команду об опасности в критический момент. «Ты не сделал ничего выдающегося, – Ворчит при этом его отец. – Просто исполнял свой долг, как и все мы».

Конечно, это классическое посвящение мальчика в мужчины при всех его плюсах и минусах. Однако оно в конце концов не удается: на пожаре гибнет капитан бригады пожарников, и Алехандро, возглавляющий траурный парад, у всех на глазах падает в обморок перед лицом Смерти. «Потом ничего нет – ты умираешь, гниешь и на этом все!» – Ранее наставлял его отец.

Теперь же мальчик видит вокруг себя одну лишь смерть, а стоит ему потерять сознание – и вот он уже в мундире рядом с обгорелым капитаном пожарников, покрыт червями и могильной землей!

Такая слабость в традиции «настоящих мужчин» недопустима, отца Алехандро клеймят слабаком и трусом, родившим слабака и труса – и вот тут наконец начинается линия посвящения Хаима. Он отвергает сына, сжигая его парадный мундир. Его идеал, Сталин – властная и жестокая могущественная личность, способная на подвиги, поэтому Хаим приступает к ним.

Первая же попытка заканчивается крахом: он решает снабжать резервацию зачумленных водой, но те при первом же его визите убивают и поедают его ослов, а его самого заражают. Это чуть не стоит Хаиму жизни – настоящим чудом удается спасти его и от болезни, и от преследования солдатами. Это его ничему не учит, он не останавливается, а решает рискнуть жизнью в покушении на Президента-тирана Ибаньеса.

Конечно, поскольку Отец не думает ни о ком и ни о чем, кроме соответствия образу себя, его начинания обречены на поражение. Он силен как мужчина, он прирожденный лидер (что отлично видно на собраниях коммунистической партии, где все вроде товарищи, но Хаим – самый товарищеский товарищ), но судьба готовит его силе заранее непомерную задачу.

Проходя сквозь неудавшееся покушение на президента, Хаим устраивается к нему конюхом и отравляет Буцефала, коня Президента и самого близкого его друга. В этот момент кажущегося триумфа – Президент уничтожен, он рыдает над телом, несчастен и беззащитен, – Хаим вытаскивает пистолет, чтобы покончить с диктатором, и… Его руки сводит параличом. Он пытается выстрелить – и не может. Президент Ибаньес даже не замечает покушения.

Это полный крах Хаима, это его беспомощность и его смерть. Он сходит с ума и живет с сумасшедшей карлицей, выкрасившей его сведенные руки в цвета национального флага – флага нации, точно так же парализованной. Но однажды Хаим приходит в себя – и лишь потому, что его Сыном и женой пробуждены силы, в которые он никогда не верил. Теперь, после смерти его высокомерия и гордыни, из ситуации нищего и бездомного калеки он наконец может начать путь духовной инициации.

Естественно, что религия помочь ему не может и не хочет. В фильме священники представлены в лучшем случае смешно – шоуменами, собирающими деньги с публики или подлизами, ведущими конкурсы собачьих костюмов. В худшем же случае на призывы о помощи священник просто выпускает в руки молящего тарантула с обвинением в греховодстве.

Но Хаиму все-таки помогает Хозе, плотник и хозяин мастерской «Святые плотники». Он омывает его руки, кормит его с ложечки, дает работу и платит за нее столько, сколько тому нужно на дорогу домой. В конце концов он везет Хаима и сработанные вместе с ним стулья к церкви, где пастор веселит публику, всячески развлекает ее и прыгает вместе с ними на месте «во славу Господа». Во время последнего прыжка Хозе умирает.

Фанатично ревущие «Аллилуйя!» прихожане собирают на его похороны несколько жалких медяков – такова сила их веры, – и единственный действительно преданный Хозе, Хаим отдает все заработанное.

Судьба продолжает быть к нему жестока. Избив фашистов, к поддержке которых склоняется в своей политике Ибаньес, Хаим оказывается в руках охранки. Они зверски пытают его, стремясь выяснить личность Хозе, которого они приняли за главаря революционной группировки. Но, единожды в своей жизни встретившись с настоящей Добротой, Хаим помнит ее и выносит пытки, повторяя палачам – «Хозе? Хозе это твой отец, Хозе это твой сын, Хозе это твой брат, Хозе это ты, Хозе это я, Хозе это мы все!»

Вспыхивает революция, Хаима находят в застенках живым и доставляют домой окончательно уничтоженным и разбитым – слабым, как никогда, потерявшим все свои гордость и силу. Его встречают ставшие могущественными Мать и Дитя.

На заднем дворе, где когда-то в огне Хаим уничтожил мундир своего Сына, разрушив ложную инициацию, которую сам и провел, Мать открывает ему глаза – Сталин это Бог Хаима, Президент Ибаньес его Дьявол, а он сам – реплика из этих неотличимых двоих, такой же, как и они, тиран и деспот.

Бог Хаима, его дьявол и он сам оказались единым целым – и из-за этого при попытке убить «дьявола», в котором можно было найти все черты его «бога», руки Хаима отказали. Жрица-Мать вкладывает в его руки пистолет – и Хаим уничтожает образ своего Бога, образ своего Дьявола и свой собственный деспотический образ и излечивается.

История Хаима это история о Силе и ее Гордыне, приводящих к слепоте, безумию и параличу, но перерождающихся в доброте и истине.

Мать – Лилит или Ева, Императрица или Жрица

Фигура Матери в фильмах Ходоровски весьма редка – в «Кроте» жены у героя нет, в «Священной горе» женщины посвящаются наравне с мужчинами, и только в «Святой крови» безрукое привидение матери-вампирши находится в центре повествования. Но образ Лилит совершенно не соответствует Матери из «Танца реальности» – она вовсе не искусительница, а как раз Ева или Императрица (в системе Таро) – она обладает восхитительной женственной красотой матери и жены, за весь фильм она не произнесла ни слова – а все свои реплики пропела.

Изначально она воспринимает своего сына как собственного же отца, но Хаим (возможно, в том числе из ревности) стрижет мальчика, так что мать больше не узнает его – теперь это кто-то другой, идущий путями Отца.

Пробуждение Матери начинается с первой серьезной неудачи Хаима, когда тот, зачумленный и умирающий, да еще и преследуемый солдатами запирается в лавке со своей семьей. Мать взывает к Богу и силой Молитвы излечивает больного, таким образом являя чудо и превращаясь из Императрицы, матери и домашней слуги, в Жрицу, проводящую божественную силу.

Теперь власть принадлежит ей – хотя с Отцом она ее не делит, ведь тот отправляется в свой дальний крестовый поход. Поэтому она проводит дни в восхитительных Играх с Сыном, настолько же легких и веселых, насколько и таинственных, и чудесных.

Когда мальчик жалуется на боязнь Темноты и Смерти, именно Мать избавляет его от этого страха. Она сообщает ему, что Тьма и Смерть – Тень Бога, и что бояться их нужно не больше, чем его самого. После этого она красит мальчика в черный цвет и называет Чудовищем Ночи, они раздеваются и играют в прятки – мальчик трется о маму, выкрашиваю ее всю в черный тоже.

В другой раз Сына бьют в портовом баре – мать берет его с собой и показывает ему, как силой веры можно сделаться невидимым. Она раздевается догола и проходит между пьяными моряками совершенно никем не замеченная.

И наконец, когда они уже оба скучают по Отцу, она вешает на воздушные шарики камень, которому они шепчут свое послание – долетев до хибары, в которой спит обезумевший Отец, он пробуждает его. Когда же Отец возвращается, униженный, сломленный, лишенный силы – именно Мать устраивает ритуал, в котором его руки исцеляются даже не божественной милостью, а собственным возникшим пониманием Хаима.

Эта История – о преданности и доброте, дарующих волшебство и высшую мудрость, исцеляющих и просветляющих.

Дитя – тогда, сейчас, всегда

Правильно, наверное, будет сказать, что путь Дитя в «Танце реальности» это не только сентиментальное откровение от Ходоровски о его детстве. Это история о посвящении внутреннего ребенка со всеми его страхами и надеждами, с его логикой и поведением – и этот внутренний ребенок никуда не исчезает и к старости. Вопросы, которые решает для себя Ходоровски-Дитя, чаще возникают перед стариками, чем перед зрелыми людьми – и потому это посвящение происходит вне времени.

Это отлично видно в том, что немалую сюжетную роль в фильме наравне с маленьким мальчиком-Ходоровски играет сам режиссер, не раз и не два появляющийся в кадре и активно действующий на правах ангела-хранителя.

Итак, в самом начале пути у мальчика нет пола – в таком возрасте и с такими волосами он кажется девочкой. Он труслив – боится глупых клоунов, бегающих за ним вокруг отца, нерешителен – воли, кроме отцовской, у него будто и нет; но в нем проявлены такие чистые качества, как любовь к ближнему, открытость, щедрость, а самое главное – открытость волшебству, чуду.

Сначала Дитя посвящается Отцом – приобретает устойчивость и силу через одобрение, уважение и Любовь, которые он получает от Хаима, когда выполняет его странные испытания и соответствует его требованиям. Однако этот путь – путь признания в мире страдания и даже путь причинения страдания, часто чуждый Алехандро несмотря даже на всю любовь к Отцу.

Это отлично видно в эпизоде, в котором Дитя кормит мороженым и чешет спину нищему грязному инвалиду, которого потом прогоняет Хаим. Стоит, впрочем, ему встретится с целой группой калек – и он их всех избивает, не щадя никого.

Где появляется Хаим – там нет места волшебству, но там, где Алехандро остается один, волшебства в избытке. Зато волшебство это – хаотическое, не направленное ни на что – и оттого опасное. Например, мальчик походя плюет в чашу Королевы Чаш, живущей на пляже, кидает даже после ее предупреждений камень в море – и так убивает в нем всю рыбу, поднимает цунами.

Хаим не только жесток, но и эгоистичен, жаден, что также очень далеко от Алехандро. Когда ему через силу приходится отдать Алехандро красные, лучшие во всем магазине ботинки, тот сначала скачет в них перед нищим другом, а когда видит, что тот плачет, понимая, что у него таких никогда не будет – отдает их, оставаясь босым. Это приводит Отца в ярость – но отнять ботинки уже не получится. Танцуя в них на скалах, его друг подскользнулся и разбился насмерть.

Тема конечности существования вырывает Дитя из пути Отца, который не сулит никакого решения проблемы неотвратимой смерти. Если первую переданную Алехандро весточку о том, что есть нечто большее, Хаим просто смывает в унитаз (три символа разных религий, которые Теософ повелел Алехандро расплавить в единую каплю их единого источника), то труп капитана пожарной бригады и мальчик, которого на пике счастья постигла внезапная смерть попросту уничтожают всю силу и настойчивость, которые только начали пробиваться в мальчике.

В конце концов Алехандро, лишившись поддержки Отца, столкнувшийся со смертью, которая пришла через его собственные действия, да еще и отвергнутый сверстниками после неудавшегося сеанса коллективной мастурбации, решает покончить с собой и взбирается на ту же скалу, с которой упал его нищий друг.

Это переломный момент, в который старый и юный Ходоровски встречаются, и ветхий днями Алехандро обнимает вечное Дитя, укрепляя и наставляя его. Алехандро отказывается от суицида, вступает на путь Матери и обретает бесстрашие посредством любви и веры, а если проще – волшебства, которое теперь будет неотделимо от жизни мальчика.

За короткое время он преодолевает страх смерти и темноты, сам становясь Чудовищем Ночи, учиться становиться невидимым и разбирается в своих страхах, желаниях и любви, и в конце концов овладевает собой.

Еще одна встреча двух Ходоровски произойдет в самом конце фильма, уже в неком высшем пространстве, где все участвовавшие в действе люди видятся лишь плоскими тенями, а однажды посвященный в свою силу, мальчик так и не расстался с пожарной униформой, теперь производящей впечатление воинского мундира.

Эта встреча со смертью наиболее явная, в ней даже присутствует соответствующий персонаж. Это встреча с собственной смертью Ходоровски. Но она – не монстр, не ужас, не противник. Она просто рулевой фиолетовой лодочки, увозящей ветхого днями в безбрежный океан света – и оставляющей посвященное и бессмертное Дитя на земле.

История Алехандро это история о любви и Чуде, которые дарят победу над смертью.

Путь

Я вряд ли ошибусь, если назову «Танец реальности» Mag­num Opus Ходоровски. Именно «Танец…», наиболее непосредственное кино режиссера, а не «Волшебная Гора», которая по сути повествует о «том, как все должно совершаться» – тогда как здесь мы можем видеть то, как все совершилось и как все совершается, как минимум в душе самого Ходоровски.

Если прибегнуть к данным реальной биографии режиссера, то все, конечно, «было не так» – но какая разница, если это именно так для самого Ходоровски, мастера психошаманизма, волшебника, рассказавшего именно так свою историю миллионам зрителей? Этот фильм можно называть «приукрашенной сентиментальной сказкой», «психоаналитической операцией на себе», «внушением коллективному бессознательному», «изгнанием дьяволов прошлого» – но это все не то.

Этот  фильм – личный магический жест Ходоровского, видимо, действительно уже чувствующего фиолетовую лодочку Смерти, каждому посмотревшему.

Ходоровски разрушил границу между режиссером и зрителями – как минимум со своей стороны. Он не просто так постоянно забегает в кадр, производит там какие-то манипуляции с персонажами, да еще и другим персонажам это позволяет (например, Теософу, который подает Жрице шарики для их с Сыном послания Отцу) – он старается сказать нам, что ничто не кончается и ничто ни от чего не отделено, ни актер от зрителя, ни старик от дитя.

И когда в самом конце Алехандро уплывает в свет на фиолетовой лодочке в компании Смерти – он машет не себе в детстве, он машет даже не Вечному Дитя. Через океан света он машет всем нам.

«Танец реальности» уже идет в кинотеатрах обеих столиц, не пропустите.

Текст — fr. Chmn