Образы Бога – Жрецы и маги

Сегодня я хочу поговорить о боге. Нет, не так — о Боге. Едином или единственном. Вбирающем в себя все проявления божественности — или, наоборот, исключающем все прочие проявления.

Для едва пробуждающегося религиозного сознания, для человека, который, независимо от возраста, чувствует себя ребенком в вере, Бог всегда имеет либо облик Силы, либо облик Закона.

Сила — чистое действие, порыв, не имеющий цели. Ее образ люди испокон века видели в буре с грозой, когда все стихии бушуют, вселяя в сердца людей одновременно ужас и ликование.

Закон — та же Сила, но постоянная, определенная, сама себе положившая границы. Его образ — небесный свод с бесчисленными звездами и подвижными планетами, чье вращение постоянно и неизменно из года в год и из века в век, а на земле — государство, община или церковь с ее строго определенными порядками, сошедшими с небес и незыблемыми.

Оба они равно предвечны, непостижимы, неумолимы и необоримы. Перед ними можно только покорно склониться, признавая свое ничтожество. Разница лишь в том, что под Законом ходят все вместе, а с Силой каждый в конечном счете встречается лицом к лицу сам.

Но любой ребенок рано или поздно взрослеет. И для человека очевидной становится необходимость встретиться лицом к лицу с Силой и Законом своего детства и установить с ними новые отношения — отношения пусть слабого, пусть меньше знающего, но потенциально равного, способного понять их, вместить их в себя и начать осознанно с ними взаимодействовать.

При этом образы Силы и Закона приходится как-то объединять — или, наоборот, разделять, приписывая одни свойства Богу, а другие — его противнику. И на этом пути, несмотря на всю разницу культур и менталитетов, все народы приходят рано или поздно к одним и тем же трем вариантам, трем величайшим обликам Бога.

Начнем наше путешествие с древней Греции.

Главой греко-римского пантеона веками был громовержец Зевс. Он, как и все другие громовержцы, был богом-Силой. Он совершал подвиги, соблазнял богинь и смертных женщин, побеждал чудовищ не ради других, не ради славы, даже не ради власти или удовольствия, а просто из-за того, что его сила искала выход. И в то же время он, повелитель Олимпа и Отец богов, был богом-Законом.
Но к рубежу нашей эры Зевс оставался уже только объектом государственного культа, а поклонение ему — уделом толп. Те, кто искал личной встречи с Богом, обращали свой взор к другим божествам.

Центром духовной жизни античной Греции были Элевсинские мистерии. Прошедших посвящение в Элевсине называли духовными помазанниками и верили, что даже их загробная участь отличается от участи простых, непросвещенных людей.

В центре мистериальных ритуалов стояли Деметра, ее дочь Персефона и — главное — Дионис.
Те, кто знает греческие мифы только в пересказе Куна, считают Диониса просто разгульным божеством вина и веселья. Но это определение скорее относится к римскому Бахусу (Вакху), Дионис же куда более серьезен.

Деметра — богиня жизни и рождения. Девственная Персефона (ее второе имя — Кора, то есть Дева), повелительница подземного царства — богиня смерти. Дионис же — бог-младенец — их соединение, олицетворение вечного круговорота жизни, в котором рождение и смерть, хищник и жертва, боль и наслаждение слиты воедино.

Как и любое олицетворение жизни, он — умирающий и воскресающий бог. Во время мистерий его изображением служил пшеничный колос. Греческие философы рассказывали миф о том, как младенца Диониса растерзали и сожрали дикие титаны, и из крови бога и плоти титанов возникло человечество.

Цикличность жизни — принцип Закона. Но жизнь сама по себе — скорее проявление Силы, самодостаточной, спонтанной и не ведающей ограничений. Потому другой, более древний и, пожалуй, главный облик Бога Жизни — козлоногий Пан. На уровне мифов это совершенно другое божество, он входит в свиту Диониса, но на уровне культа древние греки употребляли имена Дионис и Эгипан (великий Пан) как синонимы. Во время кульминации обряда в честь Диониса жрецы восклицали «Великий Пан умер!», а затем, в должный черед — «Великий Пан воскрес!».

Пан — дикий бог, хозяин диких мест и хищных зверей, его сопровождают медведи и леопарды.
Что общего у страха, боли, ярости и радости? Когда они переполняют душу, то вырываются наружу криком. Крик Пана мог вселить в души смертных как безудержное веселье, так и всепоглощающий ужас — Панику.

И смертные чтили Диониса-Эгипана подобающим образом — при помощи пения без каких-либо музыкальных инструментов, кроме разве что духовых — свирелей и труб, служащих продолжением человеческого голоса. Ему были посвящены и вопли обезумевших менад, и хор греческой трагедии, и стихотворные непристойности комедий.

Дионис — не единственный образ Бога в Греции. Ему противостоял другой, во всем ему противоположный.

Солнечный Аполлон — свет нового дня, перед которым не могут устоять ночные страхи и чудовища. Едва родившись, Аполлон заявил о себе, сразив золотыми стрелами ужасного змея-дракона и устроив на месте его логова Дельфийское святилище.

Дельфы — второй центр духовной жизни Греции, не менее важный, чем Элевсин. Но если к мистериям прибегали, чтобы начать новую жизнь, изменить свою судьбу, то к оракулу — чтобы узнать и принять ее.

Закон Аполлона — судьба, от которой не уйти никому. Сияние истины однозначно и не терпит двусмысленности. Жизнь есть жизнь, а смерть есть смерть, и золотые стрелы Аполлона несут по его выбору то или другое. Удел твой предрешен, и сопротивляться ему невозможно. Бог Света — дальнейшее развитие идеи Бога-Закона.

Тема неизбежности звучит во всех мифах об Аполлоне. Душа, пытающаяся избежать судьбы, предстает в них в облике нимфы, бегущей от влюбленного бога. И конец такого мифа всегда печален — девушка превращается в дерево или ручей.

Но над входом в Дельфийское святилище красовалась надпись: «Познай самого себя». Познав себя, ты увидишь свой путь — свою судьбу, назначенную от рождения — и сможешь следовать по этому пути осознанно и безупречно. И тогда перед тобой не будет преград, потому что Бог-Свет на стороне того, кто исполняет свое предназначение. Закон, не спущенный откуда-то сверху, а найденный в глубине собственного сердца, становится Силой.

Духом Аполлона проникнуты пословицы: «Покорного судьба ведет, упорного тащит», «Свобода есть осознанная необходимость».

К Аполлону взывали ученые, поэты и художники, но больше всех — музыканты. Мелодия струн, гармония нот, противостоящая крику Диониса, укрощающая бушующие страсти — вот сфера Аполлона. Целых два мифа посвятили греки этому противостоянию.

Первый — о сатире Марсии, который, научившись играть на свирели, бросил вызов Аполлону с его лирой. Сатир — спутник Диониса. Свирель — инструмент Диониса. Состязание закончилось печально — Аполлон победил и содрал с проигравшего кожу.

Второй — о том, как ученик солнечного бога Орфей, чья лира исцеляла безумцев и приручала диких зверей, был убит и растерзан ликующими менадами, поклонницами Диониса. Но образ музыканта с лирой в руках, играющего перед одержимым страстями безумцем, появляется в самых неожиданных местах и временах.

Однако там, где есть две противоположности, всегда появляется третий вариант — не средний, не промежуточный, а слияние обеих крайностей в нечто новое. Такой бог был и в Греции.

Двойственность в единстве — его постоянная черта. Верный советчик и лукавый обманщик, наставник мудрости и покровитель воров, затуманивающий и проясняющий, даже с полом не определившийся и иногда предстающий мужчиной и женщиной одновременно. Все это Гермес, посланник богов, посредник между мирами и проводник душ.

Женской половиной Гермеса иногда называли богиню любви Афродиту (отсюда слово «гермафродит»), но больше всего ему соответствует ночная Геката. Обоих чтили на перекрестках дорог (Гермеса днем, Гекату — ночью), к обоим прибегали в поисках тайного знания.

Геката покровительствовала колдунам, ведьмам, травникам — тем, кто использовал законы природы в своих целях. Гермес же был богом воров, торговцев, путешественников, атлетов — то есть опять-таки людей, понимающих, что в конечном счете все зависит только от твоей собственной силы и умения.

Для Гермеса Закон — всего лишь набор рекомендаций, которые подсказывают, но не обязывают; правила игры, в которой иногда можно и сжульничать, а иногда — нарушить по букве, чтобы сохранить их истинный смысл, их дух. Гермес — символ ясного ума, символ человека, который живет, сражается и мыслит не по правилам, хотя все правила ему превосходно известны.

Ни солнечный Аполлон, ни необузданный Дионис не могли обойтись без вездесущего Гермеса. Как проводник душ, именно он сопровождал каждого неофита к воротам Элевсинского посвящения. Именно он, лукавый бог, создал для Аполлона его чудесную лиру, позже доставшуюся Орфею. Да и рогатый Пан, согласно мифам, был сыном Гермеса.

Если Аполлон — Бог-Свет, а Дионис — Бог-Жизнь, то Гермеса можно назвать Богом-Словом. Слово связывает мир ума с миром вещей. Слово равно способно нести истину или скрывать ее. Слово знает, что любая истина двойственна, соединена и неразрывно слита с собственной противоположностью; что в нашем подлунном мире все реально-нереально, истинно-ложно, постоянно-непостоянно. Таков же и сам Гермес.

Символы Гермеса — птица и змея. Он носит крылатый шлем и крылатые сандалии, а двумя змеями перевит его жезл-кадуцей.

С приходом в Европу христианства новая вера сказалась и на прежних мифах.

В выигрышном положении оказался солнечный Аполлон. Христа, Сына Божьего, также называли Солнцем Правды и Светом Разума, также чтили как победителя «древнего змия», также прославляли музыкой. Единственность истины в лучах небесного света для христиан также не подлежала (и не подлежит до сих пор) сомнению. Да и всеведение Божье вполне сочеталось с представлением о жребии, назначенном каждому с рождения.

А потому и Аполлон, хотя и утратил храмы, но сохранил свою образность в неприкосновенности. И в эпоху Ренессанса поэты, философы и ученые продолжали взывать к нему в предисловиях к своим трудам.

На гравюре, посвященной музыкальному искусству, Аполлон восседает на высшем из девяти небес, а у его престола танцуют три Грации — олицетворение триединой божественной благодати, спускающейся на землю, восходящей к небу и пребывающей на небесах.

Если Аполлон сделался знаменем гуманизма и просвещения, то Гермес, поименованный Трижды Величайшим (Трисмегистом), сменил «профессию». Он стал покровителем высокоученых магов эпохи Возрождения, мечтавших преобразить мир через единение противоположностей (алхимию) и понимание тайных связей между небом и землей.

Не чуждались они, впрочем, и искусств Гекаты — изготовления зелий и талисманов с волшебными формулами — но только тех, которые удавалось истолковать в герметическом ключе, при помощи сложной системы ассоциаций планет, металлов, стихий, цветов, растений и нот. Для мысли Ренессанса Геката стала олицетворением греха. Ведьмы служат Дьяволу — таков был общий глас того времени.

Но откуда взялся Дьявол?

Люди по-прежнему ходили в храмы, чтобы приобщиться вечной жизни через плоть и кровь убитого и воскресшего Бога. По-прежнему чтили этого Бога в облике младенца, сидящего на руках Девы. По-прежнему называли его хлебом жизни и праздновали его воскресение весной. Но параллельно с этим Живым Богом существовал козлоногий, неистовый, чувственный и страстный Дьявол, хозяин хищных зверей и диких лесов, искуситель смертных и противник Бога. Христианская Европа и в Дионисе разделила Силу и Закон.

Вернемся теперь из Ренессанса назад в античность и отправимся на юго-восток, в долину Нила. Некогда там правил бог-отец Атум, затем его сменил бог-творец, лунный бык Пта, после него — солнечный Бог-Закон Ре (которого у нас принято называть Ра), но к рубежу тысячелетий в храмах и умах египтян прочно воцарилось триединое божество Исида-Осирис-Гор.

Проще всего узнать Гора. Солнечный лучник, воин и правитель, победитель чудовищ, поражающий врагов золотыми стрелами и носящий солнечный диск вместо короны — под другим именем мы видим того же Бога Света, которого греки чтили как Аполлона.

Осирис (или Серапис, как его еще называли), умирающий и воскресающий бог, растерзанный на части и воцарившийся в подземном мире, тоже вполне узнаваем. Это все тот же Бог Жизни в своем «хлебном» обличье Закона.

Наконец, Исида. Будучи Великой Богиней любви и рождения, она исполняла роль Деметры в мистериях Сераписа. Однако изначально она была еще и покровительницей посвящений, обладательницей тайного знания, богиней-волшебницей. Еще во времена господства Ре ей, согласно мифу, удалось хитростью узнать его истинное имя и таким образом получить над ним власть. Исиде поклонялись те, кто варил зелья, вырезал талисманы и читал заклинания.

Итак, мы нашли Гекату, а значит, где-то рядом должен найтись и Гермес — ее мужская половина.

Это Тот, мудрый бог с головой ибиса, создатель письменности, сотворивший мир словом и записавший все, что в нем было, есть и будет. Тот помогал Исиде искать тело ее убитого мужа Осириса, и он же воспитывал младенца Гора, научив его всему, что следовало знать. Заметим, что и в Египте ни Аполлону, ни Дионису не обойтись без знатока скрытой мудрости и тайных связей.

Не обошлась религия Египта и без своего Дьявола. Но тут им стал… Бог-Сила, повелитель пустыни Сет (некогда верховный бог Нижнего Египта), которого греки отождествляли с сильнейшим из титанов Тифоном. Сила Сета проявлялась в тучах, буре, громе и молнии, налетах саранчи и других стихийных бедствиях, нарушающих размеренный по разливам Нила египетский быт.

Из Египта наш путь лежит на восход, в Индию. Посмотрим, как та же мысль преломилась в умах совершенно иной культуры, всегда и всюду шедшей собственным путем.

В индийской религии изгоем поначалу оказался солнечный Аполлон. Индия, страна Черной Богини, всегда больше почитавшая Луну, чем Солнце, презирает все то, что связано с образностью Бога-Света.

Однозначность истины, единственность жизни и окончательность смерти; целеустремленная воля, направленная на познание мира и утверждение себя в нем; смелое принятие предначертанного жребия и безупречность перед лицом гибели — все это было когда-то свойственно ариям, которые с гимнами Вед на устах разоряли долину Инда. Ими правили Бог-Сила, громовержец Индра, Бог-Закон, повелитель смерти Яма («Закон» — Дхарма — его второе имя) и Бог-Свет Савитар (Савитри).

Но их потомки приняли иную мудрость — мудрость Упанишад, и навсегда назвали доблесть предков иллюзией, приковывающей человека к колесу сансары и мешающей познать свою истинную природу.

И именно на этом пути появилось учение Гаутамы Будды — мудреца, которому в ослепительном сиянии Просветления открылась единственная истина за пределами всех законов и имен, истина о глубинной природе мира и человека. Будда, в отрицании себя обретший истинное предназначение, озаренный Просветлением, чей нимб — солнечный диск, стал индийским образом Бога-Света.

Буддизм, впрочем, так и не сумел утвердиться в Индии навсегда. Зато на берегах священного Ганга процвел Бог-Жизнь, Дионис, в своем зверином облике, отвергнутом церковниками Европы и гуманистами Ренессанса. Он един со Светлой Богиней рождения и Черной Богиней смерти. Он все так же носит одеяние из шкур. Он все так же обитает в диких лесах, и одно из его прозвищ — Пашупати, Повелитель Зверей. Поклонники чтят его как безудержной аскезой, так и невероятными кровавыми оргиями и человеческими жертвоприношениями. Имя его — Шива.

Гермес же, повелитель единства в двойственности, игры не по правилам и тайных знаний, стал в Индии вторым наиболее почитаемым богом — Вишну. Он создатель мировой иллюзии (то есть видимого мира, каким он предстает перед нами), а потому — величайший волшебник и мастер вводить в заблуждение. Его священные животные — орел Гаруда и тысячеголовый змей Шеша.

Вишну чаще всего изображают спящим, а мир и все боги (включая неистового быка Шиву) суть его сновидения. Но у него есть и облики Силы, в которых он активно действует. Это аватары — воплощения Вишну в людях, чудовищах, демонах и вовсе уже неописуемых тварях.

Каждая из аватар была создана Вишну ради игры не по правилам. Некий асур был неуязвим для людей, зверей, богов и демонов — Вишну убил его, превратившись в получеловека-полульва Нарасимху. Демон Бали воцарился над всем миром — Вишну в образе карлика попросил у него три шага земли, и тут же, превратившись в великана, двумя шагами отмерил мир от края до края, а третьим — вдавил самого Бали в землю. Боги и асуры не могли поделить между собой напиток бессмертия — Вишну, приняв облик прекрасной девы, отвлек асуров, и боги овладели бессмертием.

И самый удачный вариант — это, конечно, Кришна, которому удалось стать не просто верховным, а эксклюзивно-единственным Богом в религии, которая не была привнесена в Индию извне, а зародилась непосредственно там. Я говорю о гаудия-вайшнавизме, самой поздней по происхождению ветви индуизма.

Кришна — хитрец и обманщик, советчик и помощник, красавец и чудовище, спаситель и убийца, непревзойденный интриган. Его действия подчинены не осознанию великого предназначения, не поддержанию круга жизни — это игра. Кришна играет ради того, чтобы мир не останавливался, чтобы в нем не возникало ничего единственного и неизменного. Чтобы сон Вишну не становился скучным и однообразным.

Кстати, и Кришна, и Гермес выросли из мелких пастушеских божеств: первый — в северной Индии, второй — в греческой Аркадии. Вероятно, это случайное совпадение, но совпадение очень показательное. Как и следующее.

Мировая иллюзия в Индии носит наименование «майя», и тем же словом называется творческая магическая сила Вишну. Пастуший бог Гермес — сын Зевса, но матерью его была не богиня и не смертная женщина, а нимфа из числа сестер Плеяд, которую звали… Майя. Эти имена на самом деле по-разному пишутся, имеют разное происхождение и разное значение — но звучат одинаково.

Но представления — дело умственное, и они ничего не стоят, если не выливаются в конкретные действия. Люди строят образ Бога, чтобы создать с Богом какие-то отношения.

С Законом в этом смысле все понятно. Некогда жрецы, без устали наблюдавшие звездное небо, диктовали городам-государствам все: когда сеять и когда собирать урожай, когда вступать в брак и когда зачинать детей, когда возводить на престол нового правителя и когда убить его, чтобы освободить место для преемника.

Впоследствии Закон «спустился с небес на землю». Жрецы читали его уже не в перемещении звезд и планет, а в священных книгах, где были записаны правила избранного народа. Но подход остался прежним — все действия должны совершаться в согласии с Законом, и только тогда Бог-Закон будет милостив к своему народу. Так было и в Палестине, и в Древнем Риме, и в средневековой Аравии, и в конфуцианском Китае.

Бог-Сила страшен, потому что непонятен. И ритуалы, совершаемые в его честь, нужны не затем, чтобы привлечь его внимание, а совсем наоборот — чтобы он прошел мимо. Так в книге Исход евреи мазали косяки дверей кровью жертвенного ягненка, чтобы Бог, сошедший на землю, не заглянул в их дома. Можно сомневаться в историчности событий Исхода, но ритуал, описанный там, несомненно, существовал в действительности.

А вот три великих образа Бога — Жизнь, Свет (Истина) и Слово (Ум) — уже были настолько близки для людей, что к ним не только обращались с молитвами, но и пытались привлечь их силу в свою жизнь при помощи соответствующих ритуалов. И строились эти ритуалы в основном по принципу, сформулированному Фрэзером, но известному за тысячелетия до него — чтобы получить силу бога, нужно уподобиться ему.

Бог-Жизнь — олицетворение жизненного начала в каждом из нас, бессмертного и нерожденного, которое лишь переходит из одной формы в другую, поддерживая вечный круговорот. Обращаясь к нему, люди искали его помощи и поддержки на всех стадиях этого пути.

Земледельческие народы экваториального пояса, превыше всего почитавшие Закон Жизни, достигали этого при помощи календарных обрядов. Их проводили всегда на переломе года — перед началом полевых работ или в момент их окончания, в день зимнего солнцестояния, когда день начинает брать верх над ночью, или, наоборот, тогда, когда день идет на убыль, чтобы поддержать силы слабеющего Солнца.

Вначале выбирали жертву, которой предстояло отождествиться с Богом. Это мог быть один, специально избранный человек, или же это могла быть юная пара. Бог-Жизнь есть соединение мужского и женского начала, поэтому мужчина и женщина, впервые слившиеся в любовном экстазе, становились его идеальным подобием.

Жертву убивали так, как, согласно мифу, был некогда убит сам Бог-Жизнь, а плоть ее либо делили между всеми участниками обряда, либо закапывали на полях, чтобы придать им жизненную силу Бога. Надо сказать, что практически все известные сейчас способы смертной казни, кроме разве только электрического стула — отработанные еще в седой древности методы человеческого жертвоприношения, при помощи которых наши далекие предки чтили Жизнь.

У народов Севера и Юга, живших охотой и потому больше почитавших «звериный» облик Жизни — ее Силу, считалось, что человек и сам может уподобиться Богу, пройдя через смерть и возрождение. Побывав на пороге иного мира, увидев его, он возвращается обратно больше, чем просто человеком. Отныне он обитатель двух миров, обладающий властью и там, и тут.
С легкой руки исследователей русского Севера таких людей принято называть шаманами.

Шаман учится своим песням и танцам у зверей, птиц, растений, огня и воды — всего, в чем проявлен дух Жизни. Собственно, для него нет разницы между человеком, зверем, деревом и горой — все они суть живые существа, и среди всех них попадаются шаманы, обладающие силой в мире духов.

Обязанности шамана вытекают из его возможностей. Он насылает и лечит болезни, приносит удачу или неудачу на охоте, видит прошлое и будущее, провожает мертвых на тот свет и возвращает с того света души больных, улетевшие туда по неосторожности или из-за чужого шаманства.

Поскольку идея Жизни близка идее Силы, то и шаман — обладатель силы — был для соплеменников страшен и непонятен. И эта репутация бывала вполне заслуженной — шаман обычно не ставил ни в грош обычаи племени и нормы морали. Некий европейский ученый, долгое время живший с эскимосами и беседовавший с северными шаманами о тонкостях их призвания и учения, пишет, что один из его собеседников в молодости, посватавшись к девушке и получив отказ, попросту перебил всю ее семью — родителей, братьев и сестру — и взял невесту силой. Другой шаман в течение нескольких месяцев в одиночку вел войну против всей своей деревни, и арестовать его удалось только армейскому отряду, присланному администрацией.

В то же время шаман — отнюдь не дикарь, слепо следующий своим желаниям. В советское время шаманов часто ставили председателями колхозов: местные жители уважали их за спокойствие, ум и рассудительность.

На границе приполярного и экваториального поясов сталкивались народы, чтившие Бога-Жизнь в разных обликах. Сохранился любопытный миф земледельческого индейского племени, в котором с неба исчезает солнце, и бог-творец бросает вызов шаманам — кто из них сможет вернуть светило обратно? Шаманы совершают много впечатляющих чудес, но солнце зажечь не могут. Тогда бог-творец призывает всех людей и животных совершить определенный обряд, и все они находят дорогу в другой мир, озаренный ярким светом. Шаманы же, устыдившись, делаются жрецами, и бог-творец указывает им их место и роль в календарных обрядах.

Надо сказать, что и в реальной жизни шаманы порой способны на удивительные дела. Их особым признаком считается власть над огнем и водой. Случалось, что шаманы брали в руки раскаленные камни и железо, проводили много времени в ледяной воде и так далее. На Тибете, где шаманские практики оказались органично включены в местную разновидность буддизма, до сих пор при помощи «внутреннего тепла» монахи зимней ночью в горах высушивают на голой спине мокрое одеяло.

Но основные свои приключения шаманы переживают, и основные чудеса совершают не среди людей, а в мире ином — мире снов и видений, куда уносят их духи-помощники или зачарованный бубен. Там, находясь в экстазе, они ловят или спасают чужие души, там вытаскивают из тела болезнь в облике мелкого животного.

Как ни странно, именно из-за этого большинство шаманов — искусные фокусники. Простым людям не видно того, что видит шаман, поэтому, чтобы произвести на них впечатление, он вынужден прибегать к трюкам. А поскольку в нужное состояние не всегда удается войти достаточно быстро, то шаманы используют еще и наркотики — чаще всего дурманящие грибы.

Но в конце концов оба облика Бога-Жизни слились между собой. В результате, собственно, и родились Элевсинские мистерии, в которых любой человек, а не только особо одаренный шаман, мог пройти через символическую смерть и возрождение, чтобы стать подобием Бога. Правда, волшебных сил он от этого не обретал, но зато получал новое видение и понимание себя и мира.

Религии Бога-Света вырастают, как правило, из религий Бога-Закона. Это неудивительно, ведь Свет есть тот же Закон, только принятый в сердце или обретенный там. Поэтому здесь невозможны никакие шаманы — сама мысль об обретении силы в индивидуальном порядке кажется последователю Бога-Света кощунством. Возможности человека даны ему Богом от рождения, и желать стать кем-то, кем тебе не суждено — великий грех.

С другой стороны, если ты хочешь идти по пути, предписанному Божьей волей, то этот путь нужно еще найти, ведь он уникален и предназначен только для тебя. Поэтому к Богу-Свету обращаются за указанием, знаком, напутствием.

Обращаются к нему и по другой причине. Что, если предназначение потребует от тебя сил, превосходящих человеческий предел? Тогда воззови к Богу, и он непременно придет на помощь тому, кто делает все во исполнение его замысла.

И поэтому, если для учений Закона в почете были жрецы-толкователи, которые объясняли знамения небес и земли, а в религиях Жизни — жрецы-маги, через обряды и заклинания которых люди приобщаются к божественному бессмертию, то для учений Света главные люди — чудотворцы, пророки и прозорливцы, через которых Божья воля открывается людям. Собственно, для рядового последователя Света, не достигшего еще непосредственного общения с божеством, именно такой учитель-пророк и есть конкретный образ Бога.

Даже там, где нет образа Бога, и Свет становится безличным — например, в буддизме — фигура Учителя, познавшего Истину о себе самом и потому получившего власть открывать ее другим, стоит на его месте.

Такой учитель вполне может отрицать, что обладает особыми силами или качествами. Он был призван Небом, иногда даже против своей воли, чтобы нести людям Истину. Может быть, он даже пытался убежать от своего предназначения, но в конце концов вынужден был осознать и принять его.

Но если он все же шел к учительству сознательно, то всегда путем аскезы. Свет однозначен, чужд всякой раздвоенности и рассеянности, и тот, кто хочет стать проводником Света, должен сам уподобиться ему. Суровая внешняя и внутренняя дисциплина, полная концентрация на задаче, отвержение всего, что хоть чем-то может помешать Великому Пути — только так человек может достичь Истины.

Современное церковное христианство — то есть католичество, православие и реформатские церкви — по большей части религия Закона. Однако иерархии священства — воплощению Закона — противостоит, особенно у нас в России, неформальная сеть старцев: учителей, наставников, чудотворцев и прозорливцев. Их авторитет основывается не на толковании Писания или апостольской преемственности рукоположения, а на личном мистическом озарении.
Обычно старцы — монахи или священники, но иногда ими становятся и миряне, особенно те, кто был призван помимо своей воли (например, юродивые). Можно сколько угодно вспоминать о неправедной жизни Григория Распутина, но невозможно отрицать, что он исполнял ровно те же обязанности, что и любой признанный церковью старец.

В религиях Бога-Слова перед нами открывается настоящее царство магии. Это и неудивительно: сам Бог-Слово, Бог-Ум — великий маг и чародей. Он одновременно и спящий, чьим сновидением является мир, и активно действующий игрок в этом царстве иллюзий. Он установил правила игры, и он же всегда в силах обойти их.

Тот, кто идет путем Слова, точно так же учится воспринимать мир, как сновидение Бога, в котором всякая истина двойственна, а всякое постоянство и неизменность иллюзорны. И вполне естественно при этом, что такой мир подчиняется слову, знанию и воле мага.

Шаман, служащий Богу-Жизни, тоже в известной степени маг. Мир сновидений, где он летает с духами и предками — тот же самый невидимый мир, где маги плетут свои чары. Но шаману приходится переходить границу всякий раз, когда предстоит работа, маг же, понимающий взаимосвязь двух миров, может активно действовать в обоих сразу.

Различие между Гермесом и Гекатой — это существующее у множества народов различие между «высшей» и «низшей» магией. Низшая, иногда называемая черной, исследует мистические и символические значения повседневных вещей — трав, узлов, камней, крови — и с их помощью пытается воздействовать на высшие сферы — ум, чувства, судьбу, память. Высшая, или белая магия идет противоположным путем — изучая, как абстрактные понятия проявляются в повседневном, она использует их, чтобы произвести изменения в низших областях.

Естественно, это разделение условно, как и все вообще разделения в области Бога-Слова. И сами маги отлично это осознавали, когда изображали предмет своих исследований — духовную божественную силу — в виде змея, схватившего собственный хвост и непрерывно движущегося от неба к земле и обратно.

Народная магия повсюду одинакова. Она использует именно «низшие», интуитивно найденные методы: травы, зелья, грибы и заговоры. Книги колдунов и знахарей — что-то среднее между сборником рецептов и русско-английским разговорником. Там записаны средства на все случаи, с которыми может столкнуться маг в повседневной практике.

Это основа, без которой не будет ничего другого. Но, как и в науке, в магии рано или поздно происходит качественный скачок, когда на смену разговорнику приходит учебник языка. И точно так же как в свое время Ньютон и Лейбниц — по разным поводам, с совершенно разными символьными обозначениями, но почти одновременно — изобрели дифференциальное исчисление, в разных странах и частях света почти одновременно сложилась высшая магия.

Символьные обозначения, надо сказать, тут тоже были очень разными. Поверхностный наблюдатель не найдет почти ничего общего между астролого-алхимическими трактатами европейских герметиков, рублеными стихами и угловатыми рунными вязями скандинавов, яркой пугающей образностью тибетских мандал и мантр и витиеватой иероглифической магией китайских даосов.
Но и мифы народов мира пользуются разными символами и образами, хотя рисуют нам одни и те же образы Бога. И точно так же учения магов — последователей Бога-Слова — создают повсюду одну и ту же картину волшебной реальности.

В Индии, то есть в индуизме и буддизме, мир есть сон, учения расходятся лишь в том, кто его видит. Для индусов это Вишну, для буддистов — непросветленный ум, забывший, что он есть ум Будды. Впрочем, учение Махаяны утверждает, что есть только один Ум Будды, он же Тело Закона, и только в мире иллюзий кажется, что живых существ множество, так что по сути разница не так уж велика.

На Западе, больше склонном к логическому мышлению, мир есть текст. О книге Тота, в которую верили египтяне, я упоминал уже много раз. Арабы полагают, что прежде всего Аллах создал калам (трость для письма) и записал все судьбы мира — правда, они же верят, что раз в году, в Ночь Аль-Кадар (Ночь Силы), можно упросить Аллаха переписать твою страничку в лучшую сторону.

Та же самая вера движет и еврейскими каббалистами, когда они извлекают имена Бога и тайные знания о мире ангелов, переставляя буквы в священной Торе. Бог, утверждают они, творил мир, говоря по-еврейски, а потому в буквах и звуках еврейского языка зашифрована вся мудрость мира.

Да и скандинавы полагали, что руны (в действительности возникшие в шестом веке нашей эры на основе греческого алфавита) — изначальные символы, описывающие мир как он есть. Потому владеющий рунами может сделать все, что угодно.

И божественный сон, и божественный текст — поток символов, в котором каждый отдельный образ не имеет собственного значения, но всегда есть проявление чего-то большего. Таков мир Слова.

 Anairos, 2013