Повторение с Начала: Небесный капитал

Бог – это понятие, которым мы измеряем нашу боль.
                                          Джон Леннон

Вообще, конечно, дурацкая затея – словами ругать мир слов. Есть в этом что-то уроборическое и суицидальное. Всё-таки противоречия надо снимать, антиномии оставим для восторженных кретинов. Мысль это длящаяся структура. Нет логической или хотя бы композиционной связности, нет и мысли. Посему ответственно, эдак по-взрослому, можно сказать, смиренно, заявляю: тотальное Символическое (мир слов) это не просто путы, навязанные нашему Желанию злокозненными демиургами или тупорылыми родителями. Это просто форма. Без отстроенного Символического человек становится психотиком, галлюцинирует и гонит.

И дело не только в этом трюизме. У Лакана описана так называемая третья топика психического (это ежели считать от двух предыдущих, созданных самим Фрейдом, которые вы, товарищи, как люди культурные, я уверен, и так знаете). Она такова: Воображаемое, Символическое, Реальное. Так вот все три инстанции даны одновременно и связаны друг с другом, как кольца Борромео. И разорвать их нельзя, иначе беды не оберешься.
Я не стану пускаться в разбор всех тонкостей, связанных с этой топикой (тем паче, что я и сам не всё в ней понимаю). Кроме того, чтобы конгруэнтно осуществить такое предприятие, надо быть практикующим психоаналитиком. Психоанализ ведь появился не из философских спекуляций, а из клинической работы с симптомальной конкретикой, из эмпирического опыта. Я же, скромный вольный каменщик, хоть и имею общение с шибко умными друзьями-клиницистами (психиатрами и психотерапевтами), сам всё-таки не являюсь профессионалом в этой области.

Моя задача другая. Оттолкнувшись от структурного психоанализа (как наиболее удобной, по моему мнению, модели психики, интерсубъективной в самой своей сути), показать превращённую форму Повторения, и, выделив в ней, в этой форме, общую структуру человеческого Наброска-Entwurf, насколько это возможно, выйти к смысловым пределам нашего наброска-броска в будущее. Выйти к теоретическому пониманию Повторения, как такового. Это даст ключ к пониманию природы революции как таковой. С учётом всего вышесказанного вернёмся к критике, глядишь и получится структурку-то вытанцевать.

Я бы хотел ещё раз проговорить тему Символического, как капитализацию психического. Я уже много раз к ней обращался, но сейчас важно встроить эту проблематику в тему повторения.

Инстанция Символического работает как аналог банковской системы. Она выдаёт кредиты – те самые «последние обещания». И человек, дурилка картонная, им верит. Кредитная система опирается на веру-cre­do. Кредо человека → кредит Символического. Кредит даётся под определённые гарантии. Гарантом выступает, так же как и в реале, суверен. Вспомним, что по-гречески монета – опосредующее средство эквивалентного обмена – это «номизма», слово образованное от того же корня, что и «номос» – закон. Печать-тюпос с изображение бога или богоравного царя на монете символически олицетворяла собою клятвенную гарантию власти сохранить гармоничный миропорядок. Божественный суверен не обманет, его слово – закон, его сияющая слава-могущество (докса, хварно) явлена в золотом сплаве-электроне – образе субтильного золота богов. Привилегированное Означающее (а оно и есть инстанция суверена) до сих пор, так же как и в архаике, является хранителем монаршей истины – дление, через дискретное повторение, аристократического Золотого рода, теогенетически восходящего к некому божественному Первособытию. Символическое это Господство как таковое.

Но если суверен изменит Благу и впадёт в блажь, ставши тираном, то народ может и отнять мандат Неба у деспота. То же самое и в психике. Инстанция Символического не просто узурпатор, кормящий угнетённую психику обещаниями. Тут нам важно оставаться материалистами и ясно осознавать, что не слова являются реальными активами символического банка «Бог и сыновья», имеющего филиалы в каждой человеческой душе. Содержание Символического само по себе эфемерно, идеально, это всего лишь виртуальная знаковая система. Посему одними фантазмами сыт не будешь. Любой банк появляется за счёт инвестиций и вкладов, боги живут за счёт жертвоприношений. Да мало того. Уж извините за банальность, но деньги не съедобны. Они всего лишь средство обмена реальными благами. Такой ресурс есть и в психике. Жак Лакан назвал его инстанцией Реального.

Лакановское Реальное – одно из борромиевых колец психики, наряду с Воображаемым и Символическим. Реальное это никогда полностью не символизируемое ядро нашего существования. Если говорить строительными метафорами Маркса, то Реальное это базис под надстройкой Символического.

Существует общеизвестный исторический анекдот про Гегеля. Как-то раз ему сказали, что его Система не согласуется с некоторыми фактам действительности. На что Гегель заявил: «Тем хуже для действительности!» Лакановское Реальное и есть эта действительность, которой стало хуже. Реальное это несимволизируемый до конца остаток гегелевского бытия-в-себе в стройном бытии-в-себе-и-для-себя. Система  Абсолютного знания задумана, как тотальный и не имеющий прорех дискурс. «Всё действительное разумно» – лозунг гегелевской Системы, он так и просится на ворота концлагеря. А вот не всё разумно в разуме. Если говорить школярским языком, первичный тезис, казалось бы, снятый негативным антитезисом, всё равно теребит своими «хвостами» окончательный цельный синтез. В синтетическом Символическом присутствует некий шум бытия-Dasein (пока гегелевского Дазайна, не хайдеггеровского). Реальное – это помехи в Символическом, дающие сбой стройной системы. Это реликтовое излучение из самого ядра психической реальности. Реальное всегда за скобками означивания, оно, будучи вне непосредственного восприятия, дано символическому порядку лишь своими следствиями, едва ли не апофатически, никогда не проявляясь напрямую. Это отсутствие Реального, как пред-мета, и даёт основание считать Символическое равноправным регистром психического. Символическое – викарий Реального.

Реальное и есть ресурс для навязчивого повторения. Чёрная кошка – признак бесконечных апгрейдов Матрицы. Помехи Реального в символическом порядке и толкают последний на навязчивое повторение: раз не получается означить, попробуем ещё раз, и ещё раз.

Символическое опредмечивает гул Реального в понятийном пред-ставлении. Театральное представление на сцене сознания: что-то ставится перед взглядом и проигрывается вновь и вновь. Что за пьеса разыгрывается в повторении? Травма! Вы смотрите на кривляние Символического и через симптом понимаете, что за актёрскими личинами-персонами скрывается что-то «с другой сцены» (как называл это Фрейд), пытаясь получить голос через раструб маски. Метод психоанализа и состоит в том, чтобы обнаружить эту другую сцену и наконец-то повторить травму и избыть её. И тут мы вплотную подходим к самой сущности Повторения. Однако не будем торопиться.

Вернёмся пока к взаимоотношению Реального и Символического. Есть чёткая грань между реакционными толкованиями фрейдизма и толкованиями освобождающими. Это грань – объяснение природы сексуальности. Либидо,– утверждал Лакан вслед Фрейду,– не есть что-то такое онтологически-духовное, как интерпретировал его Карл Юнг, например. У Фрейда нет никакого гипостазированного имажинэра, как того хотелось бы участникам общества «Эранос». Желание либидозно и телесно в своём происхождении. Это аффект в самой своей сути. Но не стоит думать, что психоанализ это редукционизм. Напоминаю о равночестности колец Борромэо.

Лакановское Реальное инвестируется Воображаемым в Символическое в виде тонического напряжения. У самого Фрейда: либидо сублимируется в культуре. Такова структура целесообразного труда, например. Аффект отчуждается от самого себя опосредующей инстанцией Символического и опредмечивается ею в виде представлений о цели – в виде образов смерти. Ими и кредитуется психика. Такая петля. Врубитесь, товарищи. Я говорю не просто о вложении усилий в достижение цели, это было бы слишком просто. Речь идёт о том, что несимволизируемый остаток (которое и есть Реальное) выносится вперёд, получает какой-то ярлык-символ, ставится перед взором и назначается как цель. Неведомый исток петлеобразно становится «ведомой» целью. Тут следует заметить, что абсолютный покой (к которому, по Фрейду, стремится психика), в сущности, тоже штука апофатическая. Всё же мы не будды, и нам опытно неизвестно, что такое нирвана-угасание. Но у нас есть учёные ламы, они всё очень хорошо объясняют нам неразумным. Поэтому фрейдовский принцип нирваны, коль такой существует, работает лишь как целевая причина и как процессуальный механизм.

Зигмунд Фрейд задался вопросом, – «что же находится по ту сторону принципа удовольствия?», – столкнувшись с посттравматическим синдромом у ветеранов Первой мировой войны. Зачем-то они возвращались к травматическим переживаниям вновь и вновь, что очевидным образом противоречило господству принципа удовольствия. Карл Юнг (да-да, я опять о Юнге) обратил внимание, что эти переживания во многом фантазмичны. Другими словами, в них непросто отделить ретроактивный вымысел от правдивой памяти. Это, кстати говоря, была одна из причин, почему этот великий (да-да, всё-таки великий) ученик Фрейда начал изобретать свои красивые турусы на колёсах про вечные духовные архетипы и прочую эзотерику.

Дело в том, что психика интенциональна. Человек всегда смотрит только вперёд. И даже когда он созерцает образы памяти, он всё равно, пускай и бессознательно, смотрит в будущее. Этот фокус-покус бессознательного и есть ретроактивность. Человек выносит содержание памяти в пред-ставление, на сцену перед взглядом. Отсюда и фантазмичность образом памяти. Память это тоже театр. Но, как мы уже говорили, на сцене ставится трагедия. За представлением скрывается травма. Но зачем человеку вновь и вновь проигрывать травмирующие его образы?

Для наслаждения! Принцип навязчивого повторения служит для перевода удовольствия в наслаждение. Наслаждение – это дивиденд, возвращаемый банком Символического. Воображение даёт удовольствие в рост Символическому, психика готова терпеть и мучиться в ожидании возвращения долгов с прибылью. Фрейдовский Wieder­hol­ungszwang покоится на отложенном удовольствии. Приведу простой пример. Во времена неолитической революции беспечные люди истребили плейстоценовую мегафауну. Горы халявного мяса исчезли вместе с мамонтами. Воленс-неволенс им пришлось перейти на экономику отложенного удовольствия. Экономика стала экономной. Чтобы выжить, отныне нельзя просто взять и зарезать тёлку или сожрать весь урожай. Необходимо растить коровёнку ради будущего приплода и удоя, сохранять семенной фонд на будущий сезон. Как я уже говорил, удовольствие – процесс ровный, он тонкой струйкой течёт и быстро заканчивается. Удовольствие это просто разрядка. Но человек, бестия такая, хочет долго быть, и быть не в убытке. Поэтому он накачивает напряжение, копит его, как куркуль какой. Жак Лакан называл это эрекцией Желания. А потом наступает суперразрядка – Наслаждение: праздник, церебральный оргазм. А потом опять труды и будни, до новой вспышки Наслаждения.

Но я неспроста начал про Реальное. Принцип навязчивого повторения есть не что иное, как повторение травмы. Да, психика использует её как ресурс для накопления напряжения и цирка с Наслаждением. Но к этому всё не сводится. В самой травме есть некий остаток, являющийся дверью к истинному Повторению.

 Ракушечная Свобода, 2013