Сопромат Платона/Икота Агафона

– Ты не можешь взорвать мне голову усилием ума!
– Тогда я соглашусь, что у тебя аневризма!
– Прекрати!
– Вы видели? Он ударил меня. Ты ударил меня!
– Ты пытался взорвать мне голову.
– Значит, это сработало!
– Нет, не сработало! Ты псих!!!
– Вот посмотрим! Люди в первом ряду, пригнитесь, вы в зоне поражения!
Преподобный Леонард Лики Хофстедтер и преподобный Шелдон Ли Купер.

I

Уважаемые товарищи, в контексте нашего разбирательства материальных материалов дела гражданина Платона показательным примером, что такое есть материя, может послужить проблема солипсизма. Памятуя о ленинских филиппиках в «Материализме и эмпириокритицизме» покажу опровержение солипсического мировоззрения. Оно простое как три рубля и в нём сходятся философия и житейский здравый смысл. Если содержание моего ума и восприятия есть порождение моего же ума, то в таком случае я являюсь полновластным хозяином этого содержания и могу управлять им по своей воле.

Во всяком солипсическом случае, я обладаю абсолютным знанием по отношению к содержанию своего сознания и восприятия. Другими словами, я есть всеведущий Бог-Творец и Вседержитель. Но вот ведь незадача какая – Путина почему-то усилием мысли я прогнать не могу. Не получается. Я даже не знаю, что он там задумал в своём Кремле. Может быть, потому что я не всеведущий Бог-Творец и Вседержитель? Значит, моя воля ограничена и что-то в моём жизненном мире ей сопротивляется, что-то непроницаемо для моего ума, тем самым, это что-то является внешним к моей воле, уму и сознанию.

То есть, тут всё житейски просто. Например, вы солипсист и захотели пройти сквозь стену. Ну что ж, похвальное желание. Перед тем, как осуществить задуманное, феноменологически зафиксируйте, что это именно ваше желание и ничьё иное, и желание это достаточно сильное, чтоб свернуть горы, не то, что свой лоб. Разбегаетесь. Хуякс! – убились ап стену. Эксперимент вполне проверяемый.

История философии сохранила известный анекдот: Диоген Синопский (в других версиях – Антисфен) пытаясь доказать, что Ахиллес догонит черепаху, начал расхаживать перед учеником Зенона Элейского. Элеат в раздражение на тупицу, подменившего чистую мысль натурализмом, ударил того палкой. Наверняка бамбуковой. Но в том-то и дело, что солипсизм отвергает существование внешнего реального мира, а не какой-то мыслительной конструкции. Ну вот пусть мир феноменологически и докажет себя упрямцу бамбуковой палкой Стеной.

Мне могут возразить, – дескать, а что если сопротивляющиеся моей воле и ускользающее от  понимания содержание моего жизненного мира есть просто моя же навязчивая галлюцинация, кошмар от которого трудно избавиться. Таким критикам я отвечу: навязчивая галлюцинация есть признак схизиса – психопатологического расщепления личности.

А расщепление на то и расщепление: уже усматривается Я и внешнее мне не‑Я. Шизофреник, во всяком случае, ничуть не сомневается, что голоса в его буйной головушке или видения имеют внешний источник. Именно феноменологическая неуправляемая навязанность галлюцинаций (а доказывать или опровергать солипсизм нужно только и исключительно феноменологически, другие доказательства не работают) есть доказательство их дистантности к Я. Галлюцинации суть Иное личности.

Но что же сопротивляется, точнее говоря, что такое сопротивление как таковое? Сопротивляются не просто вещи, даже если эти вещи машут кулаками и дубинками, норовя удручить побоями многомудрое чело солипсиста.

Упругое сопротивление вещи моей устрояющей воле и ускользание вещи от моего понимания, взятые как понятие, и есть материя. В искусстве и ремесле есть такая штука – сопротивление материала воздействию мастера (да-да, демиурга-ремесленика). Одна из задач искусства – это преодоление косности материала в процессе воплощения мастером своего идеального замысла. И конечно уместна отсылка к сопромату, важнейшим понятием которого является прочность материала, которая, в свою очередь, есть свойство этого материала сопротивляться разрушению под воздействием внешних сил.

Вот это вот сопротивление вещей идеи и есть антитипия Демокрита, усвоенная Платоном – сопротивление идеальным тюпосам. Это одно из главных качеств материи. Я говорю «качество» условно, конечно, поскольку по Платону материя бескачественна. Ещё раз акцентирую ваше внимание, товарищи: материя – это не сопротивляющаяся, ускользающая, непрозрачная идее вещь; материя – это сопротивление, ускользание, непрозрачность как таковые, абстрагированные от вещи. И мы помним из «Тимея», что Демиург побеждает эту антитипию хоры убеждением. Уболтал как казанова ломающуюся кокетку. Вообще, надо сказать, что эротические образы эМ-Жо ключевые для Платона.

Итак. Материя неотменяемо и даже навязчиво есть. Я намеренно говорю слово «есть», хотя меня могут тыкнуть в тот очевидный момент платонизма, который гласит, что материя не есть, она – нечто-ничто, мэон, несущее. Это всё так, но об этом противоречии чуть позже. Пока важно снова зафиксировать утверждение Тимея – есть три рода сущего, совечных друг другу: идея, хора и вещь.

 II

– А может быть, – спросил Сократ,
– это не просто вероятность, но необходимость,
что вожделение вызывает то, чего недостает,
а не то, в чем нет недостатка?
Мне, например, Агафон,
сильно сдается, что это необходимость.
    Платон, «Пир»

Итак, продолжим срывать покрова Майи и подрывать устои. Для понимания политического аспекта Материи, архиважно обратиться к проблеме Желания, как нехватки.

Задолго до Жака Лакана, Платон в диалоге «Пир» (а Лакан в своих построениях и опирался на этот диалог, прямо заимствуя оттуда свой objet petit a – агальму) устами Сократа, допытывающего участника симпосиона Агафона (Ἀγαθόν – буквально «благо»), показывает, как желание вывести из нехватки:

[– Следовательно, и этот человек и всякий другой желает того, чего нет налицо, чего он не имеет, что не есть он сам и в чем испытывает нужду, и предметы, вызывающие любовь и желание именно таковы?] …

[– Ну, а теперь, – продолжал Сократ,  – подведем итог сказанному. Итак, во-первых, Эрот  это всегда любовь к кому-то или к чему-то, а во-вторых, предмет ее – то, в чем испытываешь нужду, не так ли?]

Общее, что объединяет любую сотериологическую духовную  традицию и материализм – это корысть. Я говорю – «корысть» вполне безоценочно, имея в виду движение человека или группы людей от худшего к лучшему. То есть речь идёт о пользе, о выгоде. Кто бы что ни говорил, но первую Благородную Истину ещё никто не отменял. Жизнь есть страдание. Вторая же Благородная истина поясняет: страдание берётся от танхи – ненасытного желания. Раз так, то любую сотериологию и прогресс объединяет движение от желания к объекту желания, от нехватки к благу. Это до такой степени элементарно, что не сразу бросается в глаза, в то время как в этом вся соль.

Ключевым свойством хоры (χώρα) является отчуждение – хоризмос (χωρισμός). Что это за отчуждение? Разумеется, отчуждение от блага. Всякому здравомыслящему человеку понятно, что отчуждение от блага есть нехватка блага. Нехватка блага вызывает страдание. Я не стану задаваться вопросом «что есть благо – кусок хлеба, автомобиль «Бентли» или божественный смысл?», просто зафиксирую: благо – хорошо, нехватка – плохо. Кстати сказать, именно поэтому платоники и склонны были описывать материю как зло.

С благом, вообще-то, товарищи, тоже не всё понятно. В словаре Даля, например, нет слова «благо», но есть «благий», «благой». У этого русского прилагательного два смысла:

1. хороший, добрый;

2. плохой, злой.

Такие дела. Это всё неспроста. Отвлекаясь в сторону, скажу, что у Платона благо – подсудимое. Благо допрашивается Сократом – а благо ли оно на самом деле? И в конце-концов выясняется, что благо для человека – это и есть сам диалог о благе. Диалог – космическое тело Сократа. Ну да ладно, оставим пока эту тему до вашего, товарищи, просветления в сократтовости, да поможет нам команданте Гаутама.

Возвращаемся к нехватке. Хора – это чистая нехватка. Пустота. Но не какая-то там физикалистская или, скажем, буддийская пустота, а пустота, прежде всего, экзистенциальная – фундаментальная бессмыслица обычной жизни, принципиальная отделённость нашей юдоли от смысла. [Забегая вперёд, скажу, что отождествление хоры и пространства – это метонимия. Хора не пространство в прямом смысле (хотя, что такое прямой смысл пространства? – хотел бы я знать).] Таким образом, нехватка-хора онтологически несамостоятельна. Это лишь некая абстракция в величественном здании платоновской онтологии. Реально есть лишь вещи. И о вещах мы можем высказать нечто осмысленное и, кроме того, понять, что сама вещь и её смысл совсем не одно и то же. Как я уже говорил, налицо три рода:

1. вещь;

2. cмысл вещи;

3. отделённость вещи от её смысла.

Раз живое существо испытывает нехватку в чём-то, то разумно предположить, что оно, это существо, станет стремиться к этому чему-то, как к своему благу. Собственно само слово «нехватка» однокоренное со словами «хватать», «схватывать», «схватка». Русское отглагольное существительное «схватка» даже само по себе прекрасно и многосмысленно: рукопашная схватка, когда борцы сцепляются в единство кома; схватка-бой, как непримиримое противостояние; родовые схватки матери; и, конечно, сам глагол «схватывать» – хватать, хищно присваивать что-то, делать это что-то своей собственностью, отрывая, отчуждая его от некоего целого.

Важно ухватить умом этот переход, это драматическое перетекание от нехватки к достатку (когда всего уже наконец-то хватает). Это второе «свойство» хоры – быть восприемницей блага. Восприемство-восприятие с оттенком хищности. Это перетекание от худшего к лучшему есть становление. Становление есть принцип целесообразного движения. От нехватки к цели-благу, которая насытит нехватку.

И тут встаёт вопрос, в известном смысле ключевой: что заставляет материальное сущее тянуться к благу? Несмотря на то, что вопрос уже заранее несколько «отравлен» самой его постановкой – ценностной телеологией Капитала – всё же, раз мы пока двигаемся в створе платонизма, то ставить вопрос об Эросе необходимо. Тем паче, что меня интересует активный аспект материи, коль такой сыщется для пробуждения мультитюда к политическому действию. Но об этом в другой раз.

 Ракушечная Свобода, 2013