День Свиньи

Вествест совершает обход своих пастбищ.

Мужчина сидит на цепи, а из его горла торчит трубка, как будто ему только что сделали трахеотомию. Когда загорается красная лампочка на стене, мужчина садится на корточки, как на задние лапы, а из трубки в его шее сочится и падает на пол слюна.

Как только это происходит, его отводят на общее пастбище, он становится достойным членом общества. Женщины и дети здесь пасутся на лугах, щипая травку, чтобы давать много молока для графского кувшина, а мужчин запрягают, для работы в полях, как лошадей.

В древности, каждый член общины имел равный размер труда, для того, чтобы прокормить себя и свое потомство, труд для человека – это вопрос выживания. На людей, которые не хотели трудиться, смотрели как на сумасшедших, так же смотрели и на жадных людей, ведь община – это единый организм, в котором нет места жадности.

Представьте, что ваша печень не хочет отдавать кровь вашим почкам, это означало бы смерть для вас. А теперь представьте, что ваша печень очищает кровь, работает исправно, но отдает эту кровь вашему мозгу или почкам только за определенную плату.

В древней общине существовало не так уж и много видов ремесел, в основном их можно отнести к собирательству и скотоводству, и конечно же скотоводство было доминирующей отраслью для всех членов общества. Богатыми в общине могли становиться лишь те люди, которые научились пасти и воспитывать свой скот с особым усердием. Их арсенал пополнили разного рода хлысты, палки и средства убийства животных – это быстро, эффективно и выгодно. Когда одним скотоводам было жалко резать свою любимую лошадь, из-за ее непригодности в эксплуатации, другие скотоводы рассуждали так, что им не нужен лишний рот в хлеву. Они могли зарезать лошадь, да еще и поменять ее мясо на пару поросят. Все собаки такого скотовода скулят при виде хозяина. Ни один внутренний орган животного не выбрасывался на улицу, все действия скотовода были направлены на наращивание собственного капитала, котором, конечно же, он и не думал делиться с общиной.

Его стада разрастались вместе с нажитым капиталом, пока его состояние не начинало многократно превышать состояние других крестьян, которые, пытаясь себя прокормить, постоянно натыкались на преграды вышерассматриваемого капиталиста. Он устанавливает разнообразные налоги, взносы, десятины за труд, необходимый для обеспечения личной жизнедеятельности крестьянина или, теперь уже, рабочего.

Кончено же капиталист, недавно бывший скотоводом, не хочет больше работать со своим стадом, он эксплуатирует рабов, свою новую собственность. А всем уже известно, как этот скотовод обращается со своей собственностью, и как он к ней относится – как к скоту, а как же еще?

Приток рабов лишь способствовал увеличению его капитала, покуда в мире матриархальный уклад постепенно сменялся на патриархальный, ведь если раб не будет раболепным, он погибнет. Это суровый закон нашего мира. Пастбища скотовода росли, заполняясь мясом, а скотовод передавал все это по наследству своим детям. Он обретал невиданную власть и силу.

Теперь свиньи и коровы не видели своего скотовода перед кормежкой или смертью. Они видели лишь слуг, а слуги, в свою очередь, так же не видели своего хозяина, ведь тот забрался так высоко, что теперь о нем ходили лишь слухи и легенды. Одни называли его графом, другие богом, но конечно же его титул был гораздо выше всех тех титулов, что известны рабам.

Свинья

Графский скот жил в своих хлевах, ожидая дикой и неизбежной участи. Мужчина сидит на четвереньках, в ошейнике, на коротком поводке. В его руках большая куча нажитого, он жаден и не хочет отдавать это, но он готов подчиниться хозяину. Если хозяин сказал – значит надо. Его отводят на скотобойню, пробивают его череп струей пороха и свинца, после чего берут из его рук все золото его жизни, бессмысленно и беспощадно, как крестовый поход Толи, его руки все еще сжимают золото.

Свинья Хрюшка сидела в загоне, там было тесно и темно,  копаясь в своих фекалиях, она кушала аппетитную похлебку, которую ей приносили слуги Вествеста. Этих слуг воспитали их родители – тоже слуги. Длинная иерархия графских дворняжек  – люди, которые живут здесь, на этой земле, уже столетиями, воспитывая новые поколения приемников. Эти люди врастают в землю своими корнями, превращаясь в деревья. Они приносят ей похлебку дважды в день. Хозяева носили ей пищу, но когда их ноги ушли слишком глубоко в землю забвения, они воспитали своих детей. Их дети вырастали, становясь мужчинами и женщинами. Глядя в зеркало они видели себя и надписи на стекле “Будь здесь; Останься здесь, расти, как дерево, мы были деревьями, мы будем деревьями”. Эти дети кормили её два раза в день. Они заходили в помещение, глядя на нее с презрением, слушая ее визги, наблюдая, как она бьется об загон, чувствуя запах ее дерьма, которое они должны выгребать из под нее. Они смотрели, как она получает пищу и успокаивается. Она провоняла так, что слилась с этим загоном. Хрюшка никогда не думала, зачем слуги прикармливают ее. День ото дня ей носили похлебку, глядя, как она жиреет. Она жирела, не задумываясь над тем, куда пойдет жир, сало, деньги, земля, огонь, воздух. И остальные свиньи в загонах не думали над этим. Раз в полгода слуги убивали свинью, чтобы преподнести ее сало, мясо и потроха к графскому столу. УИИИУИИ. Жертвенный стол.  Все, что могла сказать Хрюшка. Только раз в жизни ее сестер выводили из загона. Она хотела кушать, просто хотела кушать.

Поросята, поросята, вы хорошие ребята, вы не жалуйтесь когда вас уводят в никуда. Хрюшка тоже видела, как слуги графа подходили к свиньям из соседних загонов и уводили их куда-то, надевая на их головы мешки или ведра. Ее любимых сестер. Куда их уводили Хрюшка не знала, так как еще, будучи поросенком, она была посажена в этот загон с дерьмом, и кроме этого загона ничего не знала. Она кушала и спала, кушала и спала, кушала и спала, в своем загоне она видела бога, он приносил ей похлебку, иногда пиная Хрюшку под зад.

Когда хозяйские собаки за стеной начинали скулить, она автоматически понимала, что это граф, с плеткой в руке, обходит свои владения. Граф бьет собак и рабов этой плеткой, но кормит свиней.

Она едет в автобусе :”Какого хера он делает? С хрена ли он вытворяет? Ебанный педофил, какого хера ко мне прижимается эта жирная туша”. Вчера ее отымел один ублюдок, когда она говорила ему, что ей больно, он не реагировал, просто продолжал свой сунь-вынь. Когда она окончательно разозлилась, она взяла с полки утюг, и выбила из его поганой морды все дерьмо, его череп превратился в кашу, когда она закончила, она сказала бесполезному, обезглавленному куску мяса: “ Зачем тебе увлажняющий шампунь, там и так влажно”. Она смеялась над своей шуточкой вываливаясь из его квартиры. Она заблевала всю лестничную площадку. Теперь она едет в автобусе, и толстый мужик прижимается промежностью к ее плечу, может быть это случайно, но она хватает его за яйца и откручивает их нахер. “Какого хера он вытворял?”. На своей остановке она вышла, пошла, пришла, прогулочным шагом, блять, как будто последний раз в жизни она смотрела на солнышко и полянку за домом, пока к ее затылку приближался металлический кружок, БАМММММММ!

Как же, она переместилась в новое тело, ибо она убила свинью, за что была наказана самым изящным образом.

Теперь она здесь, как ее сюда занесло? Это чо, ебанная реинкарнация? “Я такая мерзкая, волосатая свинья”, думала Хрюшка, она ненавидела свое новое тело, но ей явно нравилось свое положение. Мммм, гламур, она кушает и спит, сидя на большом троне из дерьма. Вообще то она, это он, но не потому что она – гермафродит, а потому что ей отрезали яйца в детстве, чтобы мясо не воняло.

В загон заходят слуги с ведром, и вроде как в ведре похлебка, как обычно, но неожиданно слуга накидывает ей ведро для похлебки на голову, а второй бьет Хрюшку по заднице, чтобы она шла вперед, и конечно Хрюшка растерялась, даже, можно сказать, перешла в состояние фрустрации, которое быстро испарилось, когда с ее головы сняли злополучное ведро. Она села на снег и начала оглядываться. За всю ее короткую жизнь, за все те девять месяцев, что она провела в загоне, она не видела ничего красивее своей похлебки, но в этот момент она увидела солнце. Оно было так прекрасно, наполняя каждую клетку ее организма чистой энергией, солнце затмевало своим присутствием всю ее жалкую жизнь. Она увидела небо. Она увидела открытое пространство, настоящее, настоящее, настоящее. После вони воздух чист и свеж, белый свет, она прощает любой самообман, она любит тех, кто ее кормит, и если бы она могла, она бы, наверное, улыбнулась.

В затылок свинки уткнулся металлический кружок, из которого выскочила пуля. “УИИИУИИИИ” закричала Хрюшка, когда пуля пробила ей мозга. Она обосралась на снег, и я быстро сгреб эту гадость лопатой, бросив ее подальше, в сугроб. Я вскрыл кожу на ее шее, чтобы парализовать свинью, она перестала кричать, просто задергала конечностями, вырисовывая ангелочка на снегу.

К ней тут же сбежалась стайка хозяйских собак, которые начали пить кровь из свежих ран, хозяева отгоняли собак, когда те пускали в ход клыки. Хрюшку начали обжигать газовыми горелками, чтобы снять верхний слой кожи, пропахший нечистотами. Ее кишки бросили собакам. На запах слетелись стаи ворон-падальшиков, которые то и дело пытались клевать потроха свиньи, которые яро обороняли собаки, как будто это была их новая собственность. Кабели пытались поймать птиц, что выглядело не столько глупо, сколько жалко, как бы они не старались – та тварь, что летает в небе получает больше.

Мы разрезали ее сало, мы продали ее мясо, мы завели двух новых поросят, мы вырастили их, мы кормили их, мы убирали их дерьмо, мы были людьми. Мы встали на колени, мы сделали это, мы сделали это, мы убили себя, мы убили своих детей, мы положили своих беспомощных младенцев на жертвенный стол, услышь нас, услышь нас, скажи нам, что нам делать, скажи нам, граф, господин, мы встали на колени перед тобой, занеси свой хлыст, что? Ты хочешь, чтобы на твоем столе было сало? Хочешь, чтобы было мясо? Хочешь свиные потроха опробовать? Мы вскармливали твой скот, мы тоже твои, прости нас за то, что мы иногда воображаем себя солнцем, ведь мы лишь серое небо, прости нас за то, что мы осмелились шептать за твоей спиной, пусть наши спины будут стонать от ударов твоей властной плети, купи нас, дай нам жизнь, мы подберем ее с земли, это не деньги, это жизнь, кровь и сперма, бог и дьявол, мы вырастим их, как своих детей, они будут на твоем столе.

© Aza­tot, 2012