Психоделический оккультизм в фашистской Италии

По материалам т.н. Русского Герметического Общества

Иллюстрации — Пресвятаго Юлиуса Эволы.

В 80‑е годы, при посещении проходившей в Риме выставки, посвящённой дадаизму, я испытал курьёзный эффект «когнитивного диссонанса». Среди выставленных работ находились несколько картин Юлиуса Эволы и расписанный им деревянный столик. Картины поразили меня своим визионерским содержанием, несколько выбивающимся из тематики остальных экспонатов. Однако ещё больше меня изумил столик.

По стилю и колоритам покрывавших его образов казалось, будто он появился не в Риме 20‑х, а в Сан-Франциско 1967 года, а именно: в доме «детей цветов», находящихся под кислотой. В довершение всего имя его автора связывалось мною с лозунгами и деятельностью крайне правых в 70‑е годы, но, конечно же, не с цветными фантазиями. В общем, здесь было что-то не так. Тогда я не стал углубляться дальше. Несколько лет спустя различные прочитанные когда-то книги об изменённых состояниях сознания и сближение с миром эзотеризма привели меня к углублённому изучению сочинений Эволы, и я обнаружил, что за теми картинами и столиком действительно скрывалось нечто «психоделическое». Более того, нечто по-новому освещавшее современную историю психоделических веществ.

(тот самый столик)

История «официальная» повествует о том, что нынешняя психоделия начинается в 1943 году с открытия ЛСД, сделанного швейцарским химиком Альбертом Хоффманном, и продолжается в 50‑х годах, когда писатель Олдос Хаксли пробует мескалин, а супруги Гордон и Валентина Вассон открывают мексиканские галлюциногенные грибы. 1955‑й – год первого эксперимента Хаксли с ЛСД, чьё дело в 1959‑м продолжил Аллен Гинсберг. В 1960 году Тимоти Лири учреждает Проект исследования психоделических веществ в Гарвардском университете, а три года спустя его увольняют из учебного заведения и он начинает свою авантюру в качестве гуру молодёжной оппозиции. В 1966‑м ЛСД становится незаконным, а в 1967‑м движение хиппи переживает интенсивную стадию «Лета любви». В 1970 году около 1,2 миллиона американцев попробовали ЛСД. Таким образом, речь идёт об истории, в которой наша страна [Италия] не играет никакой особенной роли и в которой употребление этих веществ представляется почти естественным образом связанным с прогрессивными и «левыми» инстанциями.

Поэтому для меня настоящим сюрпризом стало обнаружение в первых десятилетиях [XX] века группы итальянских «исследователей» уже тогда знакомых с расширяющими сознание наркотиками, интерпретировавших их употребление в свете древних духовных учений и собиравших наблюдения, кои по сей день поражают глубиной эрудиции и оригинальностью. Эти изыскатели следовали путём наркотиков, каковой мы можем назвать «инициатическим», отличающимся, в чём нам предстоит убедиться, от «утопического» и «индивидуалистического» путей более известных в этой сфере фигур.

Рим, 1927 год. Трамвай с грохотом пересекает заполненные велосипедами столичные мостовые. Из домашних радиоприёмников раздаются звуки танцевальной музыки. На уличных углах господа в шляпах и с тростями обсуждают политику. Некая неоднородная группа людей, напротив, успокаивает свой ум упражнениями на концентрацию, практикует йогу, декламирует мантры, открывает магическую силу секса, изучает искусство осознанных проникновений в сон, пробует разнообразные наркотики.

Это – Группа Ур. В неё входят масоны-пифагорейцы (Артуро Регини, Джулио Паризе), оккультисты-неоязычники (Эрколе Квадрелли, Леоне Каэтани), антропософы (Джованни Колацца, Массимо Скалиджеро), поэты (Джироламо Коми, Артуро Онофри), традиционалисты (Гвидо де Джорджо) и иные личности. Среди них также Эмилио Сервадио, масон и будущий председатель Итальянского психоаналитического общества, и юноша Пио Филиппани-Ронкони, который станет одним из самых авторитетных итальянских востоковедов. Над всеми выделяется фасцинирующая и противоречивая фигура аристократа Юлиуса Эволы, художника-дадаиста, поэта, философа и альпиниста. Если они не предаются обрядам и инвокациям, то стремятся читать и страстно комментировать классику тантры, Житие Миларепы и Тибетскую книгу мёртвых.

Рядом с восточной традицией среди их любимых книг – тексты пифагорейства, неоплатонизма, греческой и римской религии, алхимии эпохи Возрождения и немецкого мистицизма. Свидетельства так называемого «римского традиционалистского движения» собраны на страницах журналов Athanor, Ignis, Ultra, Ur, Krur и La Torre. Перечитывая их, удивляешься ясности при изложении самых туманных и сложных проблем. Однако деятельность Эволы и Группы Ур – это не только любопытное отступление в истории итальянской культуры. Предложенные ими интерпретации действительно крайне актуальны и касаются тем, известных в те годы только элите, тогда как ныне, спустя 60 лет, они стали массовым феноменом. В деятельности Группы Ур встречаются, в частности, две гипотезы, небезынтересные для занимающегося изучением сознания.

Первая состоит в том, что религии находят причину своего существования в психологических опытах, пережитых в состояниях сознания, отличающихся от обычного, и что эзотерические, то есть секретные, учения разных традиций соответствуют техникам, способным провоцировать эти опыты или, как сказали бы мы сегодня, индуцировать изменённые состояния сознания. Вторая гипотеза заключается в том, что среди упомянутых выше техник, помимо управления дыханием, концентрации, визуализации образов, секса, танца и так далее, «коррозивные воды» (так на алхимическом языке называют наркотики) играют значительную и всегда свойственную им роль только при использовании в верном контексте. Лишь в самые последние годы эти гипотезы заслужили некоторое признание и до сих пор вызывают критику, возражения и неправильные толкования.

Но какие «психоделические» вещества могли находиться в распоряжении итальянских эзотериков той эпохи? Для ответа на этот вопрос небесполезно перечислить несколько исторических фактов, которые также позволят лучше оценить оригинальность Группы Ур в её хронологическом и географическом контексте и в её связи с похожими группами из других стран.

396 год н.э. – дата разрушения элевсинского храма, а также, что знаменательно, прекращения ритуального употребления психоделических веществ в Европе. На продолжительный период от Средневековья до современности использование галлюциногенных растений и субстанций подвергается изгнанию в мир колдовства и алхимии. С 1700 года по настоящее время путь веществ, «открывающих разум», продолжается благодаря двум факторам: успехам химии и контактам с народами других культур. Алхимии он обязан открытием эфира, летучей и горючей жидкости, известной сегодня в качестве анестетика. Раймонд Луллий обнаруживает его в 1275 году и называет «сладким витриолем».

В 1540 году Валерий Корд выполняет первый синтез эфира, а Парацельс описывает его усыпляющие свойства. В 1730 году Фробений меняет название «сладкий витриоль» на эфир. Ингаляция эфира с анестетической целью начинается в 1846‑м. Тем не менее, уже много лет в разных частях Соединённых Штатов и Европы практикуется его употребление с развлекательными целями. Одним из первых отчётов о мистическом переживании или, сказали бы мы сегодня, расширении сознания, вызванном ингаляцией эфира, было сообщение доктора Оливера Холмса из Гарвардской медицинской школы, который пишет: «Могучая музыка триумфального марша в ничто влияла на мой мозг и наполняла ощущением безграничных возможностей, которое в тот момент превращало меня в архангела. Покрывало вечности было поднято.

Единственная великая истина, лежащая в основе всего человеческого опыта и являющаяся ключом ко всем тайнам, каковые философия тщетно пытается раскрыть, вспыхнула во мне внезапным откровением». Среди употреблявших эфир упомянем Данте Габриэля Россетти и Ги де Мопассана. В настоящее время использование эфира вышло из моды, но не следует недооценивать способность этого вещества глубоко изменять сознание.

Закись азота – газ, открытый в 1772 году английским учёным Джозефом Пристли. В 1779‑м другой англичанин Хамфри Дэви экспериментирует с его эффектами и называет «веселящим газом». В ходе своего опыта он воскликнет: «Не существует ничего иного, кроме мыслей! Вселенная образована из впечатлений, идей, радостей и болей». До его применения в качестве анестетика основной разновидностью использования закиси азота было развлечение. Публика ярмарок и передвижных театров платила мелкую монету, чтобы вдохнуть глоток газа. Его пробуют многие художники и писатели, среди которых поэт-романтик Кольридж. В XIX веке визионерские эффекты закиси азота привлекают интеллектуальные круги и модное общество того времени. В трактате 1874 года Анестетическое откровение и суть философии американский медик Бенджамин П. Блад заявляет, что закись азота предоставила ему «раскрытие Секрета Жизни».

Блад рассылает копии своей рукописи различным поэтам и философам, среди которых поэт Теннисон и психолог Уильям Джеймс. Последний вскоре начинает собственные исследования и в 1882 году в журнале Mind публикует статью с названием «Субъективные эффекты оксида азота», в которой с величайшей подробностью описывает изменения собственного восприятия и процессов мышления под воздействием газа. Джеймс переживает опыт космического единения со вселенной и преодоления противоположностей гегельянской философии. В 1902 году он напишет следующее: «Оксид азота и эфир в чрезвычайной мере стимулируют мистическое сознание. Вдохнувшему их кажется, будто ему открывает себя глубочайшая истина. Однако сия истина улетучивается или ускользает в момент возвращения к нормальному состоянию, и даже если остаются облекающие её слова, они предстают совершенно безумными. Несмотря на это, ощущение достижения глубокого смысла продолжается, и мне известны люди, убеждённые в том, что в трансе от закиси азота можно получить подлинное метафизическое откровение».[4] Среди исследователей закиси азота мы также находим Петра Успенского, русского ученика Гурджиева, который употребляет её с 1912 по 1929 годы, пытаясь стимулировать свою способность к ясновидению, предсказанию и прочим формам магического мышления.

В очерке Экспериментальный мистицизм он утверждает, что эти опыты «с неоспоримой ясностью установили для меня возможность соприкосновения с реальным миром, пребывающим по ту сторону колеблющегося миража мира видимого». Некоторые описания экспериментов пионеров эфира и закиси азота, похожи на переживания, о которых сообщают современные потребители другого анестетика, кетамина.

В числе последствий египетской кампании Наполеона оказалось открытие западным миром гашиша. В 1845 году, во Франции, Моро де Тур использует коноплю для лечения психических заболеваний и депрессии и, таким образом, даёт начало современной психофармакологии. Один из лучших отчётов того времени предоставлен американским юношей Фитцем Хью Ладлоу в его автобиографии 1857 года с названием Поедатель гашиша. Ладлоу открывает гашиш в 16 лет, после опытов с эфиром, хлороформом и опиумом.

Он наблюдает, в частности, ряд глубоких искажений в восприятии времени и пространства, указывая, что их можно интерпретировать в мистическом ключе как достижение вечности и бессмертия. Ладлоу также отмечает феномен разделения «я» на две части: «Одну часть меня неодолимо привлекала траектория этого страшного опыта, другая же свысока смотрела на своего двойника, спокойно наблюдая, рассуждая и оценивая все явления». Использование гашиша в Италии распространяется в среде некоторых миланских медиков, которые пробуют его в дозах, приготовленных их другом, аптекарем Карло Эрба. Эти врачи публикуют множество статей в научных журналах, среди которых, вследствие действенности описанных методик, выделяются очерки доктора Джованни Полли. Чтобы понять отчёты этих авторов XIX века, нужно учитывать, что, говоря о «гашише», они подразумевают не сигареты с марихуаной, но мощные твёрдые экстракты, полученные из растительной смолы. При их надлежащем дозировании конопля полностью проявляет свою психоделическую, а не просто вызывающую эйфорию природу.

В 1886 году во время своего исследовательского путешествия в Америку немецкий ботаник Левин становится обладателем нескольких экземпляров пейота, священного кактуса американских индейцев, которые испытывают его воздействие, пережёвывая или выпивая настойку этого растения. В короткий срок в Америке и Европе начинаются аутоэксперименты многих врачей с этим веществом, которые сразу же выявляют его галлюциногенные свойства. В 1897 году немецкий химик Артур Хеффтер испытывает на самом себе основные экстракты пейота, чтобы распознать те из них, которые наделены психоактивными качествами – так ему удаётся выделить и идентифицировать мескалин. В 1898‑м английский врач Хэвлок Эллис, основатель движения за половое освобождение, пробует мескалин и публикует статью «Мескаль: новый искусственный рай». В 1919 году Эрнсту Спату удаётся синтезировать это вещество в лаборатории, сделав его доступным в чистой форме и контролируемых дозах.

В 1927‑м Александр Руйе публикует статью «Растение, которое изумляет глаза». В том же году издаётся книга Курта Берингера Мескалиновое опьянение, основательное исследование эффектов мескалина, в котором автор высказывает предположение о том, что это вещество вызывает расстройства, похожие на некоторые симптомы шизофрении. Так рождается «психотомиметическая» теория, согласно которой галлюциногенные вещества воздействуют на мозг согласно закономерностям, подобным процессам психического заболевания. Данную теорию ждёт значительный успех вплоть до 50‑х годов, когда термин «психотомиметический» будет заменён на «психоделический». Психотомиметическая гипотеза вызывает интерес многих итальянских психиатров. На страницах таких журналов как Обозрение психиатрических исследований и Экспериментальный журнал психиатрии появляются многочисленные отчёты врачей, например, Гвидо Морселли, отважно пробующих мескалин в попытке воссоздания «экспериментального психоза».

1871‑й – год публикации Картин человеческой натуры Паоло Мантегацца, текста, продвинувшего нашу страну в авангард исследования наркотиков, кои автор назвал «пищей для нервов». В 1880 году миланский врач Баттиста Грасси испытывает на своих пациентах в качестве «пищи для нервов» мухомор [Amani­ta mus­caria]. Но эта личная интуиция Грасси не находит отклика у других экспериментаторов той эпохи. Повторного открытия западным миром галлюциногенных грибов придётся ждать ещё несколько десятилетий.

Наконец, в 30‑е годы научная среда признаёт существование в колдовстве и средневековом демонизме токсикологического элемента. В одной статье того времени утверждается, что «зелья, используемые ведьмами при отправлении их сатанинских служб, известны – если и не все, то, по крайней мере, значительная их часть. Мы знаем, что они действуют благодаря алкалоидам, содержащимся в определённых растениях, алкалоидам, которые могут вызывать галлюцинаторные состояния почти всегда ужасающего характера. Таковы, например, опий, белена, чёрный паслён, мандрагора, белладонна и т.д.»

Итак, подведём итог. В аптечке у того, кто в 20‑е годы хотел воспользоваться «коррозивными водами», мы можем обнаружить – помимо известных «богемных» наркотиков, таких как кокаин и опий – хлороформ, закись азота, гашиш, мескалин и некоторое количество «колдовских растений». Данные субстанции действительно упоминаются в текстах Эволы и Группы Ур, явно, либо сокрыты за аллюзиями. Это не значит, что такие вещества были неизвестны другим группам или магическим кругам на рубеже двух столетий. На самом деле, нечто аналогичное можно сказать и относительно Герметического ордена Золотой Зари, секретного общества масонского происхождения, основанного в Англии в 1888 году, членами коего были поэт Уильям Б. Йейтс и знаменитый маг Алистер Кроули: вступивший в орден в 1898‑м и двумя годами спустя исключённый из него, в 1905 он основал собственное конкурирующее тайное объединение с названием Серебряная звезда.

Секретным обществом, которое в ещё большей степени развило систематическое ритуальное употребление психоактивных веществ, был Орден Восточных Тамплиеров, чьим гроссмейстером в 1922 году стал тот же Кроули. Кроме того, романы оккультиста Густава Майринка полны упоминаний о галлюциногенных субстанциях. В общем, оккультизм и наркотики шли рука об руку, даже если опыт Эволы и Группы Ур значительно отходит от ценностей и убеждений прочих оккультных групп.

Статья Эволы 1926 года, посвящённая мистериям Митры – развившемуся в последние века Римской империи солнечному культу – начинается такими словами: «Существует уровень, из коего по непосредственной очевидности следует, что мистериософские мифы в сути своей являются переработками, содержащими намёки на ряд состояний сознания, каковой отмечает путь самореализации». Революционное заявление для эпохи, в которую оно было написано, и даже теперь далёкое от широкого признания. Современная наука о состояниях сознания появляется в 70‑е годы вместе с книгой американского психолога Чарльза Тарта Состояния сознания и завоёвывает всеобщее внимание научного сообщества совсем недавно, что засвидетельствовано успехом Туксонских конференций в Аризоне.

К сожалению, большинство психологов продолжают считать мистические и визионерские переживания галлюцинациями патологического происхождения. Общественные науки, со своей стороны, видят в мифе только стремление примитивного ума объяснить природные явления или источник социального устройства. Для многих учёных мифические легенды и образы суть аллегории, значимость которых определяется их поэтической ценностью. Некоторые люди, обладающие более непредубеждённым мышлением, готовы допустить, что за определёнными аспектами религии и мифа находятся подлинные психологические переживания, всегда, тем не менее, понимаемые как упадок ординарного осознания, как состояния транса, при котором преобладают бессознательные и иррациональные компоненты. И совсем мало тех, кто готов признать, что, как писал Эвола в процитированной выше статье: «Речь идёт вовсе не о выраженных иносказательно идеях, но об опыте. Это значит, что со временем можно прийти к пониманию чего-то существенного в таких вопросах, поскольку об этих переживаниях уже что-то известно из собственного опыта. В противном случае дверь неизбежно остаётся закрытой».

Напротив, дверь не осталась закрытой для тех, кто действительно желал открыть знание, утаённое в писаниях и обрядах древних традиций: «Проходить посвящение значит освобождаться от «камня», реализовывать состояние сознания, не обусловленное более связью с телесным аппаратом. Разнообразные события, на кои теперь, следуя за мифом, мы будем ссылаться, исходят из равноценных внетелесных опытов, реализованных в особом состоянии, вызванном практикой, разглашать которую здесь неуместно».

Когда в 60‑е годы с распространением ЛСД большое количество художников и учёных смогли испытать состояния расширения сознания, сразу же стали очевидными аналогии с рассказами мистиков, созерцателей и шаманов. Однако, в общем, всё ограничивалось рассмотрением сходств с восточными религиями. Анализ Группы Ур, наоборот, распространяется на все аспекты западной Традиции: египетские, греческие и римские культы, гностицизм, алхимию, цикл романов о Граале, «натуральную магию» Возрождения. За папирусами, ритуальными писаниями, манускриптами и средневековыми романами перед ними предстают тайны человеческого ума, устремлённого к духовному измерению: «[…] именно в состоянии мнимой смерти у Ланцелота (в Смерти Артура) было видение Грааля, а в состоянии, которое он не может назвать ни сном, ни бодрствованием (в Поисках Грааля), – видение раненого рыцаря, бредущего к Граалю, дабы умерить свои страдания. Это – опыты за пределами обычного сознания».

Только тот, кто уже пережил некоторые из подобных опытов, «[…] может предощутить, каковы были те странствования и мучительное шествие во тьме, со страхом и ознобом, испариной и ужасом, кои предвещали появление Света, описанного в мистической литературе; каким, кроме того, было прохождение сквозь стихии после достижения границ смерти и пересечения порога Прозерпины; что такое аналогия Земли в Воде, Воды в Огне, Огня в Воздухе, упоминаемая в тибетском тексте как переживание, происходящее сразу после смерти. Речь идёт о следующих изъянах твёрдой опоры (Земли, то есть Тела), каковые отмечают фазы разделения: утрата чувства земли и ощущение броска в пустоту – низвержения или обрушивания – растворённость в огромном море или в головокружительной протяжённости Воздуха».[11] В Италии тех лет Эвола был одним из немногих понявших, что алхимические символы и аллегории «[…] таят сходный опыт: птицы с крыльями, несущие с собой бескрылых, отчаянно пытающихся не “утратить землю” »; моря, по которым путешествуют; течения, коим необходимо противостоять; падения, похищения в воздухе и т.д. Предоставим читателю, который найдёт всё это в текстах, усвоить [сие] sub specie inte­ri­or­i­tatis и понять».

Признав решающую роль «иных» состояний сознания в качестве инструментов доступа к истине инициатического и духовного типа, приходится признать, как сделала Группа Ур, что «подлинная проблема имеет исключительно практический, оперативный характер. Каковы способы достижения трансформации и интеграции моего опыта?»

Что касается возможных способов, они перепробовали почти всё: от медитации до магии, от сексуальных обрядов до наркотиков, предвосхищая практики и модные веяния, которые в 60‑х годы были распространены в молодёжной среде, сначала американской, а позднее европейской, а ныне опошлены и упрощены в пёстром мире кругов «нью-эйдж». Размышление, настроенное психотропными веществами, поражает: «В этом порядке вещей уже в греческих текстах обнаруживается указание на употребление магических трав. В общем, нужно вновь приобщиться к древним традициям, касающимся таких «священных напитков» или «напитков бессмертия» как ведическая сома, иранская хаома, эддический мёд и само вино». Здесь говорится не об общей интуиции, но о глубоком исследовании, основанном на практических опытах.

Прежде всего, происходит освобождение от предрассудка, согласно которому одни вещества были бы сами по себе более или менее предпочтительны, нежели другие: «На самом деле не существует священных опьянений, противоположных опьянениям профанным, но опьянение является священным или профанным в зависимости от того, каким способом ученик принимает его и переживает, в зависимости от того, на каком плане оно даёт возможность действовать». За многие десятилетия до того, как Лири сказал об «установке и обстановке», уточняется, что «[…] эффекты этих субстанций довольно различны в зависимости от конституции, от специфической способности к реакции и – при упомянутых случаях их непрофанного употребления – от духовной подготовки и намерения использующего их». Пояснительным ключом, обеспечивающим постижение места психоактивных веществ на духовном пути, является алхимия. В алхимии часто говорится о «растворителях», «коррозивных водах», «философских уксусах», и именно за покрывалом из подобных терминов следует искать указания на употребление веществ: «[…] поэтому то, что на самом озадачивающем из жаргонов в некоторых алхимических текстах называется uri­na vini [винной уриной], эквивалентно «моче пьяного человека»».

Технику, основывающуюся на действии определённых субстанций, можно причислить к категории методов, именующихся «влажным путём», называемым так, поскольку в нём действует, прежде всего, сила Воды, иначе говоря, витальных энергий, коим предоставлена свобода: «Сие похоже на открытие плотины. То, что подобно Меркурию или фиксированной и запертой в теле жизни, пребывало в состоянии рабства и ограничения, после разделения переходит в состояние абсолютной свободы. Но […] подразумевается видение момента, до которого сознание будет способно выдерживать неожиданное изменение состояния и активно трансформироваться, дабы сохранять непрерывность и реализовывать его именно как освобождение». На влажном пути происходит резкое преобразование, переносящее сознание в непоследовательном режиме от одного состояния к другому, по контрасту с аскезой и дисциплиной «сухого пути», в рамках которого «Огонь» воли медленно действует на Я, очищая его от нечистот.

На многих страницах, посвящаемых Группой Ур коррозивным водам, содержатся настоящие инструкции, которым позавидуют самые известные современные психоделические «гуру». Например, утверждается, что трудность состоит в сохранении и развитии ядра сознания, активной позиции, даже без поддержки обыкновенных ощущений, приходящих от тела: «Активная позиция подобна позиции того, кто находится в готовности, намереваясь сделать прыжок. Поэтому не нужно просто ждать, что проявятся ощущения и изменения сознания, но, подобно пауку, стерегущему в центре паутины, надо тут же хватать их и подчинять своему сознанию».

Здесь появляется первое и фундаментальное отличие от чисто мистического подхода: «Следующая фаза – более высокая экстатическая свобода, освобождающая от психического содержимого. Она соответствует общеупотребительному состоянию сна. Обычно момент перехода отмечен чувством страха или тревоги. Представляется, что единственный шаг вперёд приведёт к смерти. Образы и голоса также могут усиливать данное ощущение. Нужно иметь отвагу и желать решительного продвижения вперёд, «что бы ни случилось». Если сознание остаётся непоколебимым до этого состояния (мёртвой точки), то после перехода в него могут происходить феномены инициатической важности […]»

Но кто-нибудь возразит, не говорится ли всегда о том, что в «путешествии» необходимо отдаваться течению опыта? Это верно и для указаний Группы Ур. Тем не менее, алхимическая точка зрения не исключает второй возможности: «Так, уже трудная игра по смыканию глаз и способствованию падению без страха осложняется ещё одной необходимой и тонкой задачей: нужно убивать и в то же самое время быть убитым, нужно «фиксировать» то, что осуществляет перенос».

Очевидно, подразумеваются не общие способности – на самом деле «[…] немногим удаётся достигнуть состояния, в котором после анормальных физических ощущений, видений, галлюцинаций и т.д. происходят любопытные в инициатическом отношении переживания. Чаще всего сознание теряется прежде, чем доходит до этого. Кроме того, прерываются также и возможные отношения с возможными присутствующими». Вот почему фундаментальную роль могут сыграть периоды подготовки и очищения, созерцание магических и религиозных символов, предназначенных для соответствующего управления процессом, или присутствие опытного проводника: «С мескалином также проводились контролируемые эксперименты, поcкольку субъект, в ходе переживания этих опытов, может поддерживать отношения и общаться с другими. Это открывает определённые возможности в присутствии Мастера. Последнему следовало бы быть сведущим относительно дозировки вещества».

Понятность и ясность этих записей сильно контрастирует с неопределённостью и зашифрованным языком, посредством которого аналогичные проблемы порою трактовались в других эзотерических кругах той эпохи. Не говоря уже о том, что в большинстве случаев рассматривались темы, кои было лучше игнорировать. Достаточно сказать, что Рене Генон, самый известный из современных эзотериков, не посвятил этим вопросам ни единой строчки в своём довольно обширном наследии. В наши дни нет недостатка в книгах и журналах, в которых мнимые «посвящённые» вышивают фантастические гобелены догадок о том или ином аспекте Традиции, даже мимоходом не упоминая коррозивные воды; если же подобная тематика и всплывает на поверхность, то только в крайнем случае: для предупреждения об их опасности. По этому поводу Теренс Маккенна однажды выразил занимательную мысль, а именно, что последователи различных групп эзотеризма и «нью-эйджа» имеют пристрастие ко всем самым странным методам изменения сознания, кроме тех, что действительно эффективны.

На «инициатическом пути» Эволы и его попутчиков к наркотикам психотропные вещества являются лишь орудием, находящимся в распоряжении адепта, когда он пытается преодолеть порог, отделяющий обычного человека, ограниченного и смертного, от мира богов и героев. Значение имеют цели, а не средства. На том же инициатическом пути в современную эпоху могут находиться члены такого тайного общества как Золотая Заря или Орден Восточных Тамплиеров и, в частности, Алистер Кроули.

Последний поддерживал использование научного метода для изучения того, что иные называли «духовными» переживаниями. Девизом его журнала Equinox был «метод – наука, цель – религия». В этом его можно даже считать предшественником Лири и исследований о состояниях сознания. Несмотря на подобные громкие заявления, в работах Кроули тем не менее обнаруживается довольно мало от человека науки, и поэтому они привлекли недостаточно внимания вне оккультистских и альтернативных кругов. Относительно таких фигур как Олдос Хаксли, Тимоти Лири и Теренс Маккенна мы, напротив, можем говорить об «утопическом пути». Для них психоделические вещества являются мостом к совершенному обществу, в котором больше нет социальных и индивидуальных различий. Их точка зрения – эволюционистской разновидности.

Неслучайны культурные корни Хаксли в мире английского социализма, в котором Дарвин и Маркс идут рука об руку, а также существование многочисленных точек соприкосновения между Фабианским обществом (интеллектуальным движением, основанным в Англии в 1884 году с целью распространения социалистических идей) и магическими и эзотерическими кругами. Фабианцы верили, что социальных изменений можно достичь не с помощью революции, а посредством постепенного и терпеливого подхода, пронизывая своими идеями круги обладающих властью личностей, и именно таким способом Хаксли и другие планировали распространять ЛСД в Соединённых Штатах. На эту «миссию» был направлен Тимоти Лири, чья стратегия, всё же, оказалась ещё более радикальной, поскольку он хотел сразу же вовлечь массы в практическую трансформацию, что в некоторой степени и произошло. Утопия Маккенны принадлежит милленаристскому типу и реализуется в ожидании конца времён довольно гармонично с апокатастическими тенденциями наших дней.

«Индивидуалистический путь» – путь таких личностей, как Альберт Хоффманн, Эрнст Юнгер или Александр Шульгин – наоборот, черпает вдохновение из психоделиков для собственного научного или художественного исследования, не обращаясь к определённому мировоззрению или традиции и не пытаясь убедить других в своей точке зрения. Индивидуалистический путь – это тропа психонавтов, предпочитающих, скорее, плавать в собственном разуме, нежели становиться богами или изменять мир. В заключение мы можем сказать, что психоделический опыт настолько таинственен и поразителен, что каждый из этих путей пытается уловить некую его часть и сделать её каким-нибудь образом интерпретированной и понятной. И произойти это может в Сан-Франциско, в Базеле, в Амазонии или, как вероятно мало кто себе представлял, в фашистском Риме 20‑х годов.

Перевод с итальянского: © Вадим Проскуряков