Святой Жене: комедиант и мученик

История французской литературы во все времена в изобилии была
представлена гениальными отступниками — ворами, убийцами,
извращенцами, безумцами, криминалами и маргиналами всех мастей.

От Франсуа Вийона — последнего и величайшего поэта французского средневековья, прославившегося, помимо сочинительства  баллад, убийством, грабежами и разбоем, до наших дней растянулась эта литературная эстафета «проклятых поэтов», где участниками в разное время выступали маркиз де Сад, Бодлер, Рембо, Лотреамон, Жарри, Селин, Арто, и многие другие.

Жан Жене — «святой вор», как назвал его Сартр, без особого труда вписался в эту эстафету, еще при жизни образовав настоящий культ собственного имени, возведя гомосексуализм из разряда греха и извращения в категорию избранности, а преступление в область изящных искусств.

Он родился в Париже 19 декабря 1910 года. Оставленный матерью во младенчестве в родильном доме на рю де Асса, 22, что позади
Люксембургского сада, на попечение благочестивых сестер милосердия, а позже переданный на воспитание в крестьянскую семью — вечный изгнанник, мученик, беглец,  «бедная сиротка», абсолютно диккенсовский персонаж — всю свою жизнь он бежал ото всех и отовсюду, ведь этот благополучный мир был не для него, и, кажется парадоксальным, что лишь оказавшись в тюрьме, он нашел там, наконец, себя.
Существуют разные версии, как и почему юный Жене вдруг вознамерился стать вором. Сам он потом напишет:

«Брошенный семьёй, я счёл естественным усугубить это любовью мужчин, а эту любовь усугубить воровством, а воровство — преступлениями или участием в них. Так я окончательно отверг мир, отвергший меня».

Впервые Жене оказывается в исправительной колонии для несовершеннолетних в пятнадцать лет. В восемнадцать вербуется
добровольцем на военную службу. В общей сложности он проводит в армии шесть лет, но в 1936 году внезапно дезертирует из колониального батальона в Марокко, прихватив с собой чемоданы сослуживцев, чтобы отправиться в длительное «турне» по городам Европы.

Его много раз арестовывают, сажают в тюрьму, высылают — маршрут Жене петляет из страны в страну: некоторое время он живет в китайском квартале Барселоны, ворует и занимается проституцией (Жене признавался, что проституция привлекла его своей —«легкостью»), а в 1937 году зачем-то возвращается в Париж, где его тут же арестовывают и выдвигают обвинения по двенадцати правонарушениям, среди которых дезертирство, бродяжничество, подделка документов и несколько краж.

В 1938–1939 гг. Жене снова в пути, он предпринимает «путешествие в Италию»: Рим, Неаполь, Бриндзини, затем Албания, Греция — его путь лежит на Корфу, он хочет получить здесь вид на жительство, но местные власти отвечают отказом. По военным дорогам Европы бродяга пробирается в Югославию, проходит Австрию, Чехословакию, Польшу, вступает в царство Рейха — гитлеровскую Германию. Вспоминая Берлин, Жене скажет о постигшем его там разочаровании:

«Даже на Унтер-ден-Линден у меня было ощущение, что это лагерь, организованный бандитами… Это была страна воров, я это чувствовал. Воруя, я тем самым поддерживал бы заведённый здесь порядок».

Однако Жене вовсе не был антифашистом. Напротив, он с восхищением отзывался о нацизме:

«Одним лишь немцам во времена Гитлера удалось совместить Полицию и Преступление. Этот глобальный синтез противоположностей оказался наделен каким-то пугающим магнетизмом, который еще долго будет преследовать нас».

«Крутые жесты, которые пришпоривают нас и заставляют стонать, как тот виденный мною город, чьи бока кровоточили жидкой массой движущихся статуй, приподнятых дремотой, статуй, марширующих в едином ритме. Батальоны-сомнамбулы продвигаются по улицам, как ковер-самолет или колесо, проваливающееся и подскакивающее в согласии с медленным тяжелым ритмом. Их ноги спотыкаются об облака… Невежественные,оплодотворяющие, как золотой дождь, они обрушились на Париж, который всю ночь унимал биение своего сердца», — так будет живописать он в 1942 году шествие нацистских палачей в «Богоматери цветов», закончив признанием жертв: «Мы же дрожим у себя в камерах, поющих и стенающих от навязанного им наслаждения, потому что при одной только мысли об этом гульбище самцов мы кончаем, как если бы нам было дано увидеть гиганта с раздвинутыми ногами и напряженным членом».

Но это будет позже, а пока, через Антверпен, он снова возвращается в Париж.

22 июня 1940 года Франция капитулирует в войне, немецкие войска вошли в Париж еще 10-го. Жене воспримет поражение так:

«Франция была схвачена почти без боя несколькими батальонами красивых и воинственных блондинов. Из-за избытка красоты, светлых волос и молодости Франция пала… Легла ничком. Я там был. Потом она спаслась, испуганная, дрожащая у меня на глазах… ».

В период нацистской оккупации он продолжает «гастролировать» по тюрьмам. В 1942 году Жене на спор с сокамерниками пишет «Приговоренного к смерти» — и так становится поэтом. В том же году ему удается подпольно напечатать сто экземпляров поэмы за свой счет.

Жан Кокто, с которым Жене  знакомится в перерывах между отсидками, после прочтения «Приговоренного к смерти», запишет в своем дневнике: «Мне кажется, что его стихи — единственное важное событие нашего времени».

Как и положено гению, Жене литературу презирал, и все написанное им вплоть до 1952 года, следует рассматривать в первую очередь как единую и непрерывную психоаналитическую штудию, где автор, погружая нас в мир воров, убийц, предателей, гомосексуальных проституток, трансвеститов, как будто совершает публичный акт дефекации, лишь только с той разницей, что как один прочищает кишечник,так Жене совершает очищающий обряд своей души.

В 1945–1948 гг. он друг за другом пишет и официально издает «Торжество похорон», «Кэрель из Бреста» и «Дневник вора». В тот же период появляются и первые пьесы Жене: «Строгий надзор», «Служанки» и «Splen­did’s».

В 1949 году, благодаря петиции писателей, инициаторами которой выступил дуэт Сартра-Кокто, Венсан Ориоль, тогдашний президент Республики, подписывает окончательное помилование для Жене. В тюрьму он больше не вернется.

Этот литературоведческий mag­num opus, где Сартр рассматривает творчество Жене с позиций экзистенциализма, соотнося маргинальную философию автора-героя с христианской моралью, в своем истинном значении есть в первую очередь апокрифический текст, «житие святого Жене — человека экзистенциального», нежели обычный критический анализ творчества.

История благочестивого десятилетнего ребёнка, однажды обвинённого в воровстве и, раз названного вором, решившего быть им до конца, под пером Сартра приобретет значение величайшего акта экзистенциального выбора.   Книга имела громкий успех среди западных интеллектуалов, и вместе с ним навсегда закрепила за Жене статус живого классика французской литературы.

Вслед за Сартром работы о Жене пишут Батай, Деррида, выходят статьи, защищаются диссертации — он становится объектом многочисленных исследований, его пытаются педантично объяснить, разложить по частям, анатомировать – ведь недаром уже на первой странице «жития святого мученика» Сартр напишет:

«Жене мёртв; если кажется, что он ещё жив, то он живет той скрытой жизнью, которую некоторые люди приписывают покоящимся в могилах. Все его герои умирали, по меньшей мере, однажды в жизни».

Тогда же Жене произнесет знаменитую фразу, обращенную к Жану Кокто, наряду с Сартром, приложившему немало усилий для популяризации (читай — умерщвления) его творчества:

«Ты и Сартр — вы оба превратили меня в статую! Но я иной!»

В итоге нежданное, ненужное самому Жене — это триумфальное признание ознаменовало последующие шесть лет литературного молчания. Статуя заняла отведенную ей нишу в пантеоне, среди себе подобных, — в компании с Рембо, Бодлером, Прустом, Мориаком, Жидом, и прочими небожителями, пока реальный, по неизвестным причинам до сих пор живой (ведь классику куда удобнее быть мертвым) Жан Жене пишет пьесы, употребляет наркотики, уничтожает рукописи, пьет, пытается уравнять баланс — в 1967 году в итальянском Домодоссоле, в номере отеля, он принял смертельную дозу нембутала, но попытка суицида провалилась.

Он обращается к политике, пересекает континенты, влюбляется в роковых мужчин — он поступает так, чтобы доказать свою реальность самому себе, когда литературный мир — всегда открыто презираемый Жене — окончательно и безвозвратно помещает его, как принаряженный манекен, за витрину вечности.

Жан Жене больше никогда не сможет оттуда выбраться — впрочем, как и создать что-то значительнее «Богоматери цветов», «Дневника вора» или «Служанок». Враз поднятый со дна Парижа, и на руках старших покровителей стремительно вознесшийся на литературный Олимп, в тот миг он навсегда утратил естественную среду обитания — его насильно выдернули из мира преступления и наказания, единственно знакомого и до конца понятного ему с ранних лет, когда он регулярно сбегал от приемных родителей, воровал, бродяжничал, чтобы, в конце концов, попасть на два года в исправительную колонию для несовершеннолетних в Метрэй.

Именно тогда и именно там юный Жене окончательно и в полной мере постигает неразрывную связь собственной судьбы с миром криминала (маленький бродяжка приобретает здесь мировоззрение закоренелого преступника). Здесь же происходит и половая самоидентификация Жене как гомосексуала — в Метрэй он получает первые уроки любви и первый сексуальный опыт.

Много позже, в «Дневнике вора», он напишет:

«Главные темы этой книги — предательство, воровство и гомосексуализм. Они связаны между собой единой, не всегда очевидной нитью; по крайней мере, мне кажется, что я распознаю некий кровообмен между моей тягой к предательству, воровству и моими страстями».

Мисима — настолько же близкий к Жене писатель, насколько и чужой, в своей статье о  «святом воре» скажет:

«Это действительно так. У Жене происходит партеногенез. Постоянно общаясь с природой, он осуществляет свои деяния во имя святой троицы: воровства, гомосексуальности и предательства. Его лик всегда обращен к свету».

Большинство текстов Жене посвятил своим многочисленным возлюбленным, в разное время вдохновившим его на создание того или иного произведения.

Эдмунд Уайт — один из лучших биографов Жене, сообщает в своей книге, что он принадлежал к тому типу гомосексуалов, которые испытывают влечение в основном к гетеросексуальным, «натуральным» мужчинам. Это обстоятельство придавало необычайную трагическую напряженность всей его личной жизни. Любовь была для Жене всепоглощающим чувством. Он настолько страстно и серьезно воспринимал каждое свое увлечение, что посвящал ему большую часть времени.

«Моя сексуальность всегда была смешана с нежностью, — вспоминал Жене в одном из последних интервью, — даже если это была мимолетная привязанность. До самого конца моей сексуальной жизни я никогда не занимался любовью в пустоте, то есть без капли человеческого чувства. Для меня никогда не играли значения сексуальные роли, мне была важна индивидуальность парней, с которыми я имел секс. Я мог заниматься любовью только с парнями, которых любил. Иначе я делал это за деньги».

Между 1956 и 1961 гг. Жене пишет и публикует три пьесы: «Балкон» (1956), «Негры» (1959) и «Ширмы» (1961), заставившие критиков заговорить о феномене «театра Жене».

Обратившись к драматургии, Жене смог окончательно избавиться от автобиографического бытописания мира тюрем и гомосексуалистов-преступников. Он больше не напишет ни одного романа. Сеанс психоанализа был завершен.

Мартин Эсслин в книге «Театр абсурда» видит квинтэссенцию театра Жене как

«образ человека, затерявшегося в лабиринте кривых зеркал, искажающих его лик, стремящегося вырваться из этой ловушки и соединиться с теми, кто рядом, но отделён от него стеклянными барьерами (этот образ Жене использовал в либретто балета «Зеркало Адама»). Пьесы Жене — отражение его беспомощности и одиночества, противостоящих отчаянию человека, оказавшегося в тисках жизни, обернувшейся залом кривых зеркал; безжалостно обманутого бесконечно множащимися искаженными отражениями, — ложь на лжи, фантазии, вскармливающие новые, кошмары, питающиеся кошмарами внутри кошмаров».

12 марта 1964 года Жене узнает о самоубийстве Абдаллы Бентага — восемнадцатилетний циркач-канатоходец, с которым у него были длительные отношения, вскрыл себе вены, не вынеся известия о новом романе Жене с автогонщиком Джэки Маклиа, завязавшимся между ними еще в июне 1963 года.

Сокрушенный внезапной смертью Абдаллы, Жене впадает в длительную депрессию, объявляет друзьям о прекращении литературной деятельности (с февраля 1961 года, когда издательство «Арбалет» напечатает «Ширмы», он больше не опубликует ни одного художественного текста) и пишет завещание.

22 декабря 1967 года, спустя более трех лет со дня смерти Абдаллы и семь месяцев со дня неудавшейся попытки собственного самоубийства, Жене отправляется в путешествие по Дальнему Востоку и Японии, откуда вернется уже совершенно другим человеком.

В мае 1968 года, когда в парижских университетах вспыхнули первые очаги студенческих демонстраций и массовых беспорядков, Жене находится в Марокко, но молниеносно реагирует на события, происходящие в Париже.

Жене выступает на стороне восставших студентов — 30 мая Le Nou­v­el Observ­er публикует его первую политическую статью под заголовком «Любовницы Ленина», посвященную одному из самых известных лидеров студенческого движения — двадцатитрехлетнему Диниэлю Кон-Бендит.

С тех пор политика занимает Жене все больше и больше. Три месяца спустя, в августе 1968 года, он отправляется, по приглашению американского журнала, на демократический конгресс в Чикаго. В США Жене принимает участие в демонстрациях американских левых против войны во Вьетнаме, а по возвращении во Францию, активно включается в борьбу за права алжирских и марокканских эмигрантов.

1970‑й — год наивысшей политической активности Жене — проходит для него под знаком «Черных пантер» — афроамериканской организации, ставившей своей целью продвижение гражданских прав чернокожего населения и выступавшей за вооружённое сопротивление социальной агрессии в интересах афроамериканской справедливости.

Жене вновь прибывает в США, чтобы организовать кампанию в поддержку «пантер»: с марта по май он живет и путешествует с ними по Америке, дает многочисленные конференции в университетах и интервью для прессы. Осенью того же года Жене, по приглашению представителя Организации Освобождения Палестины, отправляется  в Иорданию, чтобы посетить палестинские лагеря. Вместо восьми запланированных дней он остается там на полгода. В начале ноября в лагере Вахдат Жене встречается с Ясиром Арафатом.

Он еще три раза посетит Иорданию — во время четвертого посещения Жене будет арестован и выслан из страны. После запрета на въезд в США и Иорданию, Жене возвращается в Париж, где оседает на последующие десять лет. Он ведет активную политическую деятельность, пишет статьи, вместе с Фуко встречается с членами комитета по защите прав заключенных.

В это же время Жене начинает работу над последней своей книгой, посвященной его пребыванию в палестинских лагерях и у «Черных пантер». Книга будет называться «Влюбленный пленник» — он завершит над ней работу лишь через пятнадцать лет, и на прилавках книжных магазинов она появится, когда самого Жене уже не будет в живых.

Политическая репутация ультра-левого Жене в 70‑х гг. среди либералов была хуже некуда. Однако его слава, его авторитет не позволяли подвергнуть Жене остракизму до тех пор, пока он не перешел все возможные границы. Так в 1977 году разгорается крупный скандал, когда Le Monde поместила на первой полосе его статью «Насилие и жестокость», где он выражает солидарность с Фракцией Красной Армии — немецкой леворадикальной террористической организацией, декларировавшей ведение городской партизанской войны, направленной против буржуазии и государственного аппарата. Жене обвиняют в пропаганде насилия и симпатиях к террористам, в следствие чего он вынужден замолчать на два года.

В мае 1979 года у Жене диагностируют рак горла. Последние семь лет жизни он проводит большей частью в Марокко, рядом с Мохаммедом Эль Катрани — последним своим возлюбленным, вместе с которым он воспитывает его сына Аззедина.

В 1982 году, в разгар гражданской войны в Ливане,  Жене вновь отправляется на Ближний Восток, и в ночь с 16 на 17 сентября, когда случается кровавая резня в палестинских лагерях Сабры и Шатилы, случайно оказывается в Бейруте. Наутро, после того как ливанские христиане-фалангисты, союзники израильтян,провели в лагерях беженцев военную операцию по поиску палестинских боевиков, в итоге обернувшейся резней мирных жителей, когда за одну ночь погибли более трех тысяч человек, Жене оказывается первым европейцем на месте чудовищной трагедии, и  по горячим следам создает свое самое значительное политическое произведение — «Четыре часа в Шатиле».

В июле 1983 года в Марокко он возвращается к работе над «Влюбленным пленником», намереваясь закончить книгу прежде, чем прогрессирующий рак сведет его в могилу.
В июле 1984 года, спустя полгода после получения Большой национальной литературной премии, Жене в последний раз отправляется в Иорданию, чтобы в последний раз увидеть главных героев своей последней книги.

В ноябре 1985 года он заканчивает работу над «Влюбленным пленником» и отправляет рукопись в «Галлимар».

В марте 1986 года, вычитав первую корректуру, Жене уезжает на десять дней в Марокко, как будто зная, что нужно обязательно проститься с Мохаммедом и Аззедином, а после снова возвращается в Париж, устраивается в «Джекс-Отель» на улице Стефан-Пишон. В ночь на 15 апреля 1986 года, во время работы над второй корректурой «Возлюбленного пленника», Жене скоропостижно умирает.

25 апреля, следуя последней воле умершего, его хоронят на маленьком испанском кладбище в Лараше, близ Танжера в Марокко. Кладбище находится на скале над морем. С одной стороны его расположена тюрьма, с другой — публичный дом.

Вряд ли стоит сегодня идеализировать Жене, пытаясь навесить на него или на его творчество какой бы то ни было обобщающий ярлык-классификатор.

Во всей его жизни было что-то романно-неправдоподобное, отдающее непримиримым противоречием, наполненное грандиозным противостоянием в определении предназначения — перефразируя Ницше, мы станем  называть это рождением музыки из духа трагедии.

«В желании быть вором он доходит до предела возможного, погружаясь в мечту; в стремлении довести мечту до точки безумия он становится поэтом; в жажде довести поэзию до финального торжества слова, он становится человеком; и человек делается истинным поэтом так же, как поэт был истинным вором», — размышляя об удивительной судьбе Жене, резюмирует Сартр в 1952 году.

Сам Жене еще раньше высказывается по этому поводу в «Дневнике вора», и куда более лаконично:

«Моя жизнь призвана стать легендой, — говорит он, то есть должна быть прочитана, и это чтение породит некое новое чувство, которое я называю поэзией. Я — лишь повод для этого, вот и все, что я собой представляю».

Так все и вышло на самом деле.

Павел Бельдюгов, 2011