Burzum: а потом он упал в небо

силясь описать, передать словами комплекс субъективных переживаний и ощущений, испытываемых при соприкосновении с материалом того или иного современного (неклассического, или постклассического) произведения, каждый из нас вынужден столкнуться с множеством непреодолимых препятствий, лежащих в области языка или вообще коммуникации как таковой. вот два главных для меня препятствия, не будь которых я бы с тысячекратно большим удовольствием писал о новом альбоме burzum.

1. какое бы место в аксиологической пирамиде не занимало то или иное произведение (при всей относительности любых ценностных иерархий), к какой бы ветви искусств оно не относилось (при всей относительности разделения результатов современного искусства на какие бы то ни было ветви) – в нем почти всегда присутствует пространство, отведенное для активного со-творчества автора и воспринимающей стороны. почти всегда произведение открыто, почти всегда оно – средоточие потенций, связка энергетических импульсов, узлов, которые я для удобства понимания именую катарсическими. объект, полученный в результате любого акта творчества, – прежде всего призыв к строительству собственного эстетического комплекса, своей прекрасной вселенной.

утверждение это справедливо и для любого предмета материального мира вообще: скала, ветка тополя, песок, вкус воздуха, запах полыни – все это (да и вообще что угодно), в тех или иных обстоятельствах способно источать Сияние, все это может послужить причиной для всплеска невероятной чувствительности, эмоциональной восприимчивости, именуемой вдохновением или восхищением. «я восхищен, моя кожа тонка, меня так легко ранить» говорит влюбленный.

я иду дальше. я говорю, что любой видимый предмет – тоже произведение. мир, космос – это грандиозное собрание сочинений, каждое из которых провоцирует напряженную работу воображения и чувств. я, ослепленный Сиянием предмета, способен пребывать во влюбленности к какому-нибудь камню или коряге.

не всякий и не всегда способен испытать катарсический экстаз, многим сродни любовному, от прикосновения к куску земли или сухой ветке, читая книгу или слушая простую песенку – конкретные переживания, испытанные при взаимодействии с конкретным предметом не есть признак зрелости или особенной чувствительности человека. такая чувствительность, если вы и обнаруживаете ее в себе, не всегда свидетельствует о вашей силе. более того, несмотря на то, что условные катарсические узлы находятся везде и во всем, они не являются универсальными, они не есть обязательное условие сильного переживания абсолютно у всех. одни и те же предметы или образы или мелодии могут вызывать радость и восхищение равно как и глубокое отвращение. в любом случае, такая чувствительность находится за пределами рационального и поэтому опыт соответствующей чувствительности не может быть передан средствами коммуникации.

влюбленный безъязык. это первое препятствие, стоящее передо мною. я понимаю то, что сказано мне творцом на языке любви, но я не владею этим языком и сам сказать ничего не могу. строя какие-то вербальные конструкции я, с тем или иным успехом, лишь хожу вокруг да около, но по существу – я нем. в космосе, наполненном невыносимой красотой, все мы – оглушенные счастьем рыбы, забывшие язык ловца.

2. если первое препятствие состоит в невозможности передать мое восхищение образами, возникающими перед моим внутренним взором, в их гнетущей не-универсальности, то суть второго препятствия сводится к моему омерзению и нежеланию делиться чувствами по причине крайней недостойности и их и самого описываемого предмета. действительно, если я изначально отказываюсь от попытки передачи эмоций, единственное что мне остается это говорить о самой музыке. но и музыки как таковой в той записи, которую я все никак не могу начать описывать, тоже нет. и все же я постараюсь что-то написать, потому что обещал. хотя бы и знаю что провалился с самого начала в главном – в передаче Света на языке слов.

первое препятствие я с легкостью разрушу своей наглостью и вероломством. только наглость движет тем, кто пытается передать опыт души с помощью слов. вероломство – горючее наглости. второе препятствие разрушает сам описываемый предмет, разрушает силой удивительного противоречия, ради которого и была задумана вся эта невыносимая писанина.

***

я падаю

я падаю

я падаю

я падаю

я падаю

я падаю

я падаю

дорогой вниз

к материалу fall­en можно подходить по-разному. в зависимости от угла зрения пластинка может казаться мастеровитой, но беспомощной поделкой, а может и откровением, рвущим себя изнутри пророчеством. рассмотрим крайности и постараемся повиснуть как и следует – где-нибудь посередине.

с первого взгляда fall­en – не более, чем конструктор, собранный умелым ремесленником: саунд чуть более сух и чуть менее объемен, чем звук belus’а, записанного по лекалам прекрасной filosofem.

в основе рисунков на этот раз не мономелодии in loop, а доведенные до филигранности гитарные дуэты, позволяющие варгу с шизофренической прытью менять настроение, выскакивая из глубин боевитой тоски нырять в солоноватое море юношеской восторженности и экстатики.

несмотря на некоторое гармоническое разнообразие, привнесенное дуэтами, мелодика пластинки аскетична, незамысловата, а местами и вовсе примитивна. из раза в раз с неизбывной навязчивостью повторяющие квадраты, отсутствие какого-либо композиционного развития, минимализм изобразительной палитры – все это замыкает взгляд музыканта на себе, делает каждую песню герметичной и закрытой. повторение здесь – не примета композиторской беспомощности, но функциональная составляющая, как в краут-роке – выжать максимум из минимума. мелодия настолько проста, а ритм настолько прямолинеен, что после пяти минут колец слушатель слышит мелодию совершенно иначе. попробуйте пять минут повторять слово в два слога.

обилие clean voice – также серьезный шаг вперед (при всей условности движения вперед и назад в bm). иногда кажется что fall­en был задуман как альбом, на котором должны петь чистым голосом. основной вокал уже и не скрим вовсе, а скорее тихий, чуть шершавый и абсолютно беззлобный шепот.

ритм-секция, несмотря на сохранение традиционной блистательной простоты, все же изменилась. в fall­en очень много милого моему сердцу синкопирования. оно присутствовало и на belus, но только в glem­se­lens elv – самой нежной песне прошлого диска.

перечисленное – симптомы смягчения. эволюция композиционных элементов свидетельствует о том, что предметом исследования на этот раз является нечто совершенно иное. каждая песня на этот раз наполняется не воинственной, но нежной, исполненной мягкости тоской, иногда переходящей почти что в торжествующий витальный экстаз и восклицание «о мои нежные ясноокие боги!».

теперь подробнее о «дуэтах», позволяющих ювелирно состыковать противоположные по заряду эмоциональности куски. в каждом полноценном треке альбома, как глина, присутствует один тремоло-рифф. более или менее удачные – они использовались уже сотни тысячи раз, и варгом и братьями. основной рисунок bud­stikken и вовсе – чистый, ничем не замутненный дебилизм. и все было бы очень тоскливо, если бы каждый из этих риффов не выворачивался наизнанку, взрывал и себя и пластинку в целом изнутри (топография разломов гармоний: jeg fall­er – 00:36, valen – 00:36, van­vidd – 00:31, bud­stikken – 01:49).

и на выходе это – чистейшая алхимия. из мусора, выброшенного на окраины музыкальной вселенной, коим является bm, сотворяется сияющая, светозарная мелодия.

ровно это и угробило новую запись. belus гармоничен, содержание его полностью соответствовало форме. fall­en противоречив, он разрывает себя изнутри. таким образом, если расценивать новую запись burzum как образец bm – опыт вышел неудачным.

если же рассматривать ценность ее лично для меня – это едва ли не самая великая пластинка варга и уж точно – один из шедевров bm нового века. объяснять я не стану потому что бессмысленно – о чем и было в начале. я ничего не сказал о сопровождающем альбом архетипе падения, без которого запись не понять, о прекрасной обложке, невероятно гармоничной и соответствующей сути музыки. влюбленный нем и безъязык, он не открывает свою любовь миру. тем более что любовь эта выдумана им самим и с объективностью не имеет ничего общего.

(с) Роман Унгерн