Перевод как сон поэзии

Если мир — сон, то поэзия — шепот, который доносится до слуха спящего. Новалис был, как никто, близок к истине: поэт творит в беспамятстве. С той лишь разницей, что внимающий и сам пребывает в забытьи. Между ними словно две завесы. Между двумя завесами — шумная сцена, на которой никогда не прекращается действо со множеством актеров. То ли сон, то ли явь.

Но иногда маскарад замирает, и тихий шепот различим. Даже если язык непонятен, слова, смутно осознанные, приближают к цели, неважно на сколько, тут меру не подобрать. Любовь, побуждающая к отказу от сухого умственного познания, — путь через neb­u­la igno­ran­tia, «облако неведения». Доверие к тому, чьего лица ты не видел и, верно, никогда не увидишь, — путь через отрицание, привычное современному холерику и эмпирику.

Но нужен ли посредник стихотворцу и слушателю, если те говорят на разных языках? Не обернется ли сказанное ложью в чужих устах? Как знать. Но возможно ли вообще со-переживание  — эмпатия, и именно эмпатия словесная? Очевидно, вопреки — все-таки возможна. Пусть лишь сполохами, эхом эха. А для того, кто переводит — перевозит слушателя через реку забвения, главное — не заглушить это эхо. Не усилить — тогда оно исказится, — но и не заглушить. Подземный перевозчик лишь дает советы путнику, готовит того к переходу в кромешный мир. Тем же целям служит переводчик.

Любой перевод тяготеет к апокрифу, к ино-сказанию. Обычно в нем куда больше от личности автора, чем в каноническом писании. Но нигде так не раскрывается само существо писания — подчас случайно, по наитию, — как в апокрифе.

В полной мере все сказанное относится к творчеству Дэвида Тибета (урожденный Дэвид Майкл Бантинг). Поэт и стихийный мистик, движущая сила музыкального проекта Cur­rent 93, он даже энергию заблуждения чудесным образом обращает в истинное откровение. Какое — духовное, душевное, печальное, нелепое, непостижимое, ироническое, психопатическое, наконец, мистическое или инициатическое, как поставил бы вопрос Генон… — разве важно? Между вершинами Тибета (а многие его стихи достойны называться вершинами) — пропасть. Пропасть между кеносисом и otfen­sein — хайдеггеровским «согласием на бытие», — в которой сквозят вечность и личность. А сам он — на пороге scared и sacred. Настороже. Как и его слушатель. Как и любой, кому известно, до каких бездн могут довести мечты.

Творчество Тибета — опыт противоречия и преодоления. От иконоборца — едва ли не к иконописцу — и снова в сторону. Начав с маргинальных и деструктивных практик, переосмыслив впоследствии учение Алистера Кроули, он обращает взор к христианству с гностическим флером. Или к гностицизму с флером христианским. Смотря как подойти. Позднее его стали называть «певцом Апокалипсиса», но идеи Дэвида Майкла отнюдь не сводятся к прикладной и теоретической эсхатологии. Равно как к религии вообще. Для Тибета нет познания, выстраданного по струнке. Он из тех, кто способен слова Кроули (Do what thou wilt shall be the whole of the law) возвести к наказу Блаженного Августина («Возлюби Господа и делай, что хочешь»), перевести императив в элегию, Imperi­um — в лоскутное государство, patch­work of ter­rors. В поэзии Тибета суфийская мудрость (ранние опусы — чем не ослепленность «черным цветом»?) встречается со средневековой теологией, песни из американских кинофильмов 30‑х — с цитатами из Верлена, изречения из древнеиндийской Дхаммапады — с шотландским фольклором, едкая пародия — с удивительной, трогательной лирикой, и вовсе не из любви к концептуальным парадоксам он сопрягает разнородные явления и объекты культуры и вводит их в причудливые отношения. Это особая форма организации слова — протеическая. Подобно Протею, он обращается в то, о чем повествует; и неслучайно это древний мифологический мотив не раз всплывает в его творчестве. И когда слушатель хочет закричать: «Не верю!», а точнее, «Не желаю верить!» — он отчасти прав. На руинах гротеска — пастораль. (Рим пал, и на руинах пасутся козы…) Взамен обвинению — смирение. После приказа — зевок в лицо неизбежности. Не только в речениях и образах проявляется сущность Cur­rent 93, но и в самой череде трансформаций. И точно так же в сочетании различных мотивов, цитат и метафор рождается нечто еле уловимое. Иногда чуть вычурная и вычерненная, а чаще приглушенная и грустная, повествующая об обыденном и чудесно: о зерне, пробивающему через почву, о Дикой Охоте, о мятежном эоне, о Гитлере как воплощении божества Калки, о майском дожде и зеленой улыбке весны, о крови, заливающей рапсовые поля… — поэзия Тибета несет в себе несколько главных, простых и мучительных, идей.

Ни религия, ни традиция, ни концепция не способны примирить человека с конечностью его бытия. Недаром Тибет так часто цитирует Блеза Паскаля.

Повторение, равно как и подражание, неизбежно и гибельно. Как мистический двойник — вестник смерти, так и подражание — примета разложения.

Освоение и присвоение мира — одно из худших заблуждений, доступных людям.

Подобно одним из лучших, а потому недопонятых творцов XX века, Целану и Реверди, сам Тибет чужд поэтике освоения и присвоения, не экспансивен.

Поэзия Тибета сродни изображенному на картине Макса Эрнста «одеванию невесты», алхимическому процессу наоборот. В высшей степени — до полной открытости — интимно. В высшей степени тайно, до того, что подчас выглядит лишь ловкой издевкой над поп-эзотерикой. Вчитайтесь в Crow­ley­mass Unveiled. Это ведь заклинание-гимн со всеми признаками пародии. По существу -

Телема, Телема, Телема, От тебя мы без ума.

И переводу поэзия Тибета поддается с трудом. При попытке дотошно передать потенциальные и латентные смыслы сопротивление материала становится абсолютным. Даже — абсолютом. А перед ним — то самое «облако неведение». Сколько впереди? Что впереди? Вот он, бартовский принцип «Текст — раскавыченная цитата» в действии и противодействии.

Тибету не свойствен литературоцентризм, так же как и теоцентризм. И тем не менее в Time Tryeth Truth говорят на равных Блез Паскаль, английский поэт XVII века Генри Кинг (его стихотворение Sic Vita как раз и положено в основу песни), Публий Овидий Назон (Earth cov­ers Earth — Ter­ra tegit ter­ram). А в композиции Let Us Go to the Rose (с альбома …of Ruine or Some Blaz­ing Starre) стихотворение Пьера Ронсара уживается с цитатой совсем иного жанра — фрагментом дневниковой записи английского художника Льюиса Уэйна.

Нередко, вступая в диалог, цитаты самоуничтожаются, разница между собственным и чужим словом исчезает окончательно, но остается нечто наподобие остаточного магнетизма. Переводя «апокриф к жизни», трудно не сделать его «эпитафией поэту». Трудно, но возможно.

Такой попыткой и является наш проект. The oth­er fields — ни в коем случае не замена творчества Cur­rent 93, не адаптация его для российского слушателя. У нас две задачи одинаковой важности.

Первая — дать Cur­rent 93 через свой личный опыт в переводе, не затмевая оригинал собственными измышлениями. Попутно — показать культурный субстрат, на котором покоится эта поэзия. А кого-то с ней познакомить.

Хороший перевод — диалог между теми, кто хочет понять собеседника. Путь от внутреннего, непередаваемого к общему. Плохой перевод — монолог психотика, укладывающего любое содержание в готовую форму.

Вторая идея — продолжение первой. The oth­er fields — это культурное расширение, если угодно, пограничное пространство вокруг Cur­rent 93. Нам хочется вывести рассуждения о творчестве Тибета за пределы чисто андеграундного дискурса, рассмотреть его с литературоведческой, музыкальной, культурологической, а порой и «оккультурологической» точки зрения, но без уклона в просветительное мракобесие. Но мы не отказываемся от любых опытов.

The oth­er fields — это поле экспериментов и место для диалога.

Ведь Cur­rent 93 — это когда игра модернистская букв и слов кратна священнодействию, а образ тождествен эйдосу.

Cur­rent 93 — это не музыка, не слова, даже не дискурс, а домен. Хронотоп — единство места и времени. Домен — единство пространства (scape) и замысла (design). Он постижим, но только через твое личное присутствие в нем.

Дэвид Майкл — проекция бога сна, о котором поет сам. Но заснуть во сне — значит уйти на глубину, пробудиться или умереть?

In a strange land the god of sleep has made his house of mar­velous design…

Творчество Тибета — труднодосягаемый, но влекущий к себе домен, и мы будем рады, если путь к нему вы пройдете по нашим полям.

© Михаил Боде