Свет путеводной звезды сквозь морское стекло (Эссе о Ширли Коллинз)

Как мы уже писали, ПАНАРКТО вышли из мглы мрака, и их дебютное событие в новом воплощении, судя по всему, станет своеобразным манифестом этого странного проекта. Речь идёт о премьерных показах инди-байопика, посвящённого совершенно культовой Ширли Коллинз.

И это отличный повод поговорить о британском фолке и фолк-роке шестидесятых, от которого во многом ведёт преемственность апокалиптический фолк Британского Эзотерического Подполья, а также ещё многие культурные явления, дорогие нашему сердцу.

Мы однозначно рекомендуем к посещению премьерные показы фильма «The Bal­lad Of Shirley Collins» в Вавилонах на Москве и Неве, а вам представляем текст Раймонда Крумгольда о легендарной фолк-исполнительнице.

В 72-ом Ширли Коллинз и её муж, известный музыкант Эшли Хатчингс (один из основателей Fair­port Con­ven­tion и Steel­eye Span), по устоявшейся семейной традиции гуляли в South Downs, в сердце Сассекса. Трудно объяснить, что это за место, тем, кто там не был. Сотни миль холмов (само название происходит от староанглийского dūn — холм) и полей, сквозь которые идут тропы между кремниевыми шахтами времён неолита и фортами бронзового века. Это очень красивые места, которые тысячелетиями обрабатывались людьми: леса были вырублены 3000 лет назад. Искусство всегда отражает жизнь своих создателей, и народные песни, найденные и записанные в Сассексе, отражали жизнь в тени этих старых холмов.

Ширли влюблена в этот ландшафт, её книга мемуаров, откуда я взял пересказываемую здесь историю, прямо называется «All in the Downs — Reflec­tions on Life, Land­scape, and Song». В тот день они вместе с общей подругой дошли до Chanc­ton­bury Ring, ключевой точки психогеографии Сассекса. На этом холме стоял кельто-римский храм; позже окрестные крестьяне утверждали, что там можно вызвать дьявола с помощью довольно простого ритуала. Сейчас про него ходят слухи о частом появлении НЛО.

Ширли и Эшли не увидели там НЛО. Они услышали музыку. Откуда-то доносилась тихая мелодия морриса. Эту мелодию можно было напеть, оба музыканта слышали одно и то же.

Бывшая с ними подруга не слышала ничего. Два музыканта, как раз работавшие над альбомом «Mor­ris On», стояли среди пустых полей и слушали, как звучит музыка без исполнителя. Как звучат холмы и поля.

Через несколько лет Эшли предаст её. Действительно подло. От пережитого стресса она потеряет способность петь, саму силу, позволявшую прежде петь на публике, и уйдёт из музыки на 38 лет.

В любом случае – тогда они стояли и вместе слышали, как звучали пустые Саут-Даунс.

Главное, что нужно понимать про Ширли Коллинз, — она никогда не увлекалась магией и оккультными системами. Даже старые песни с фэйри, колдунами и превращениями не вызывают у неё особого интереса. Она предпочитала песни, загадку которых уже невозможно расшифровать, так как изначальный смысл был утерян при устной передаче из поколения в поколение. Шифр без ключа, который мог изначально быть магией, забытым уже суеверием.

Ширли — скептичный человек со скорее научным складом ума, но в её мемуарах хватает упоминаний о встречах с призраками и вещих снах, упомянутых между делом. Без попыток сложить из странных ситуаций некую объясняющую всё оккультную теорию. Даже Кроули для неё — старик, которого они с сестрой боялись в детстве. Они росли в Гастингсе в сороковые, и санаторий Nether­wood стоял прямо на пути к ферме их дяди. Город был заполнен слухами о его обитателе — спасибо жёлтой прессе. Ширли и Долли всегда переходили дорогу, крались мимо и убегали, как только оказывались на безопасном расстоянии. Возможно, сам Кроули с улыбкой наблюдал из окна за этим шоу, радуясь своей репутации. Но очень похоже, что так вели себя все дети из Гастингса.

Уникальность творчества сестёр Коллинз невозможно понять, если не учитывать стандарт, от которого они отталкивались. Английский фольклор всегда был на положении бедного родственника даже на фоне своих кельтских соседей по острову. В случае с угнетёнными нациями народные песни и стилизации под них оказывались важнейшим инструментом нацстроительства, что приводило к реальной популярности. В том числе и среди англичан. Но английский фольклор — совсем другой феномен. Для англичан даже не придумали своего национального костюма, несмотря на то, что есть законсервированный в среде танцоров морриса костюм крестьянина XVI века. Просто та среда, городская интеллигенция среднего класса, которая, по идее, должна была восторгаться «подлинной мудростью народных обычаев», в массе своей не испытывала тёплых чувств к реальным народным традициям, включая моррис. Как обычно в английской истории, это стало результатом сложных межклассовых взаимоотношений. Английской праворомантической утопией стал миф о «Mer­ry Eng­land», весёлой Англии до индустриальной революции, где любившие своих аристократических хозяев крестьяне вели чинные хороводы вокруг Майского дерева.

На фоне этой красивой сказки реальные традиции крестьян и рабочего класса выглядели пьяным дебошем по расписанию, и социальные реформаторы приложили максимум усилий для спасения идеальной традиции от деградировавшей реальности. Ощутимый процент того, что мы сейчас считаем английскими традициями, вроде выборов «майской королевы», был буквально создан викторианским средним классом и навязан всему обществу как социально приемлемая альтернатива буйным праздникам, подавляемым полицией во имя общественного спокойствия.

Нельзя сказать, что у реформаторов не было повода: изначальный английский футбол был скорее массовой дракой район на район за обладание огромным мячом, огромные костры в центре городов реально представляли угрозу, а традиции с жестокостью к животным заставили бы побледнеть современных диванных «традиционалистов». Там были «cock-thresh­ing», закидывание петухов до смерти палками, «goose-rid­ing», отрывание голов гусям в качестве весёлого конкурса (гусям при этом шеи жиром намазывали), и как вершина — «spar­row-mum­bling», откусывание голов воробьям.

Парадокс истории: сейчас потомки успешно реформированных не дают потомкам реформаторов развлекаться разрыванием собаками живых лис — к большому возмущению вышеупомянутых традиционалистов.

Ширли, конечно, никак не поддерживает жестокость к животным, её сердце на правильном месте. Но она не скрывает своей любви к народным праздникам непослушания: начиная с восстановленного в её родном Гастингсе карнавала «Jack in the Green» и заканчивая яростно неполиткорректным (в смысле антикатолическим) «Bon­fire Night» в Льюисе, городе, где она сейчас живёт.

Возвращаясь к истории вопроса. В итоге в Англии возникла уникальная ситуация: энтузиасты из среднего класса со свободными средствами и временем собрали огромные библиотеки из разных вариантов записанных у рабочего класса песен, но при этом носители английской культуры в целом относилось к этим песням с откровенным снобизмом. Воспринимая их примерно как в русской культуре воспринимают дворовые песни. Всё усложнилось в пятидесятые с появлением субкультуры folkies. Эту среду отличал интерес к народным песням (в первую очередь американским) в сочетании с левыми политическими взглядами и правозащитной деятельностью на практике. То есть появилось множество молодых людей в свитерах и с бородами, поющих под гитару авторские песни за мир во всём мире. Правильно, изгиб гитары жёлтой. Западные folkies похожи на советских бардов буквально до степени смещения, только с туризмом англичанам не повезло: негде сплавляться на байдарках.

Именно в этой среде и сформировалась Ширли. В детстве она полюбила голливудский фильм «Night Club Girl» («Glam­our Girl». — прим.) 48 года выпуска, в котором бедная девушка из штата Теннесси становится звездой в Нью Йорке, исполняя в ночных клубах народные песни своего края. Хотя Ширли не разделяла яростных коммунистических убеждений своей матери (ей было стыдно продавать по выходным «Dai­ly Work­er» и она вполне оправданно винила в разводе родителей разницу в политических взглядах отца и матери), основной её круг общения были именно левые folkies. Да и реальные взгляды, как показала жизнь, сформировались скорее умеренно левыми. Без красных знамён, но с ясной позицией по ключевым вопросам. Первые выступления на публике были в Oakhurst Hotel, где собирались местные коммунисты. Он стоял рядом с Nether­wood и, видимо, был снесён вместе с ним в шестидесятые — сейчас о нём напоминает только улица Oakhurst Close рядом с Nether­wood Close.

Переехав в Лондон, она полностью влилась в систему фолк-клубов. Правда, ей пришлось фактически с боем пробиваться в библиотеку Воан-Уильямса (Vaugh­an Williams Memo­r­i­al Library), архив EFDSS (Eng­lish Folk Dance and Song Soci­ety), причём очень похоже, что её не пускали в связи с происхождением. Общество народных песен и плясок возглавляла сама принцесса Маргарет, что прекрасно отражало классовый состав организации. Ну что в библиотеке, где собраны песни необразованных певцов из рабочего класса, делать певице рабочего происхождения без высшего образования? Что она там в принципе может понять?

В составе театральной группы «The­atre Work­shop» она даже дважды побывала за Железным занавесом: сперва в Варшаве, потом в Москве. Вместе со своим гражданским мужем, известным этномузыкологом и собирателем фольклора Аланом Ломаксом, она участвовала в длинной и рискованной экспедиции на американский юг, записывая афро-американские песни прямо в эпицентре расового конфликта. Возможно, именно нежелание открыто махать красным флагом спасло ей тогда жизнь: правозащитников там убивали.

Но даже если Ширли внешне и выглядела лишь одной из folkies, внутри неё уже происходила огромная внутренняя работа, которая вскоре вывела её за рамки субкультуры. Из Америки она вернулась с пониманием того, что нужно делать нечто своё, английское. Белых блюзменов в Лондоне и так хватает. В фолк-клубах кроме авторов-исполнителей вроде Боба Дилана (которого она услышала ещё в первый приезд в Англию и не обратила особого внимания) иногда приглашали настоящих народных певцов, тех, кого нашли фольклористы предыдущих поколений. И от этих стариков она научилась главному: не нужно играть песню. Оживлять. Украшать. Нужно петь людям, а не перед людьми.

Но главное — репертуар. В первую очередь английские и только зафиксированные фольклористами в реальной народной среде. Ширли прекрасно разбирается в авторских песнях и вполне способна оценить талант. Но она сформулировала твёрдую основу, чёткие и ясные принципы подбора репертуара. Народная песня — это текст, который прошёл через поколения певцов, учивших его друг от друга. Меняясь в процессе передачи.

Этот принцип подбора напоминает про её коллекцию морского стекла, ради которой она постоянно проверяла пляж в свои самые тяжёлые годы. Стекло, подвергшееся долгому воздействию морской воды, смягчается и изменяет форму, лишаясь острых граней. Каждый может выбросить на пляже пустую бутылку. Но только бывшая бутылка, пробывшая в воде десятилетия, достойна попасть в коллекцию. Слова, даже написанные конкретным автором по конкретному поводу, оказавшись в океане языка и обрабатываясь устной передачей теряют свою злободневную остроту.

Научный подход к текстам и сознательно минималистичный стиль исполнения означали, что просто петь под банджо уже не получится: слишком много вышеупомянутого минимализма. Морское стекло тоже нуждается в оправе, и всё экспериментирование, без которого не может быть творчества, концентрируется на аккомпанементе. В 1964-ом она вместе с джазовым гитаристом Дэйви Грэмом выпускает «Folk Roots, New Routes». Крайне радикальный для своего времени альбом с явным уклоном в восточную музыку. Этот альбом — краеугольный камень всего британского экспериментального фолк-рока. Даже психофолка, так как Грэм уже тогда вовсю экспериментировал с веществами и восточными практиками. Без участия Ширли, конечно, успешно прошедшей шестидесятые в здравом уме и твёрдой памяти.

Правда, она была не единственной folkie, экспериментировавшей со стилем. К середине шестидесятых всё сливалось в единый контркультурный поток. Боб Дилан, эта гордость и надежда правозащитной авторской песни, на глазах превращался в циничную рок-звезду. Ему откровенно надоело петь хором с пенсионерами «We Shall Over­come». В одном из лучших документальных фильмов о рок-музыке, «Dont Look Back», был зафиксирован сам период трансформации, когда новый Дилан вызывал удивление у своих прежних поклонников. Фильм снят на гастролях в Великобритании, и эти девочки, шокированные новым синглом с электрогитарами, были как раз эталонными английскими folkies. В 1965-ом на Фестивале фолк-музыки в Ньюпорте Дилан своим выступлением вызвал грандиозный скандал, буквально оскорбив и разбив сердца своим бывшим друзьям; в мемуарах Джо Бойда, отвечавшего за звук на фестивале, хорошо описано происходившее за кулисами.

Вслед за Диланом начал формироваться психоделический фолк-рок, поклонники быстро учились у кумира. В США самым ярким примером дилановских фанатов нового образца стали The Birds. В Англии — Fair­port Con­ven­tion образца первого альбома.

Тем временем в британской музыкальной индустрии появился молодой американец, Джо Бойд. Он уже был упомянут выше, но его роль в истории совсем не ограничивалась помощью Дилану в обеспечении фолк-фестиваля тяжёлым гитарным звуком. Бойд сам был одним из старых folkies, ещё подростком он начал организовывать концерты любимых исполнителей блюза, так как это был единственный способ услышать их живьём. Он возит их и в Европу, влюбляется в английскую публику и решает переехать в Лондон. Участвует в создании клуба «UFO» и становится охотником за талантами для компании Elek­tra.

Вскоре он находит свою уникальную нишу, во многом благодаря одному из своих эксцентричных увлечений, шокировавших друзей из лондонской богемы. Джо Бойд увлекается английским фолком и регулярно уезжает в северные города послушать концерты в маленьких клубах. Самого Бойда изумляет реакция друзей: он впервые сталкивается с ситуацией, когда народную музыку собственной нации подчёркнуто презирают, и пытается объяснить это для себя результатом нормандского завоевания, когда элита и народ говорили на разных языках.

Важно то, что этот американец благодаря взгляду со стороны заметил игнорируемую часть культуры с яркими музыкантами, которых можно задействовать в собственных проектах. Именно задействовать: Бойд подходил к организации музыкальных проектов как тренер, подбирая игроков на определённые позиции и провоцируя конфликтные ситуации.

Сперва он нашёл Incred­i­ble String Band, трио эдинбургских хиппи, игравших в местных фолк-клубах. Со второго альбома, когда из группы ушёл Клайв Палмер, бывший связующим звеном между двумя своими друзьями, откровенно не любившими друг друга Робином Уильямсоном и Майком Хероном, Бойд получил то, что хотел. Два конкурирующих таланта, чья вражда двигала группу вперёд. Плюс он вывел группу из фолк-клубов и, заказав обложку для «The 5000 Spir­its or the Lay­ers of the Onion» у арт-группы «The Fool», успешно подчеркнул психоделическую составляющую их музыки и текстов.

Похожим образом он сработал с Fair­port Con­ven­tion. Навязал им Сэнди Денни, певицу, услышанную в фолк-клубах. Его расчёт был прост: группа тихих интеллигентов получала контрапункт в виде грубой, голосистой и приземлённой девушки из рабочего класса, способной каждого из них съесть на завтрак. Они записали в этом составе два отличных альбома, после чего случилась катастрофа. Машина с группой попала в аварию на шоссе. Погибли барабанщик Мартин Ламбл и поехавшая в гастроли девушка гитариста Ричарда Томпсона. Немного пугающий момент: одной из лучших песен с альбома «Unhalf­brick­ing» явно был кавер на «Per­cy’s Song» Дилана, в которой говорится про автоаварию.

Пока выжившие приходили в себя, они слушали по кругу «Music from Big Pink» кантри-рок-группы «The Band», разумеется, связанной с Диланом… И тут с ними случилось примерно то, что произошло с Ширли после возвращения с американского Юга. Появилось желание сделать столь же английскую музыку, насколько эта американская. Так появился «Liege & Lief». Один из главных шедевров в истории фолк-рока, энергичные каверы на народные песни со староанглийским названием альбома и нотками язычества в оформлении. Ширли, конечно, настороженно относилась к аутентичности «Tam Lin», но люди, готовые её спеть под электрогитары, получили в свои руки хит.

После этого альбома из группы уходит Сэнди Денни. Вслед за ней ушёл и Эшли Хатчингс, решивший больше не исполнять авторский материал и полностью уйти в изучение народных песен. Не удивительно, что он сразу сошёлся с Ширли — на её беду.

Осколки Fair­port Con­ven­tion и вдохновлённые «Liege & Lief» группы создадут новый жанр, электро-фолк, в котором Ширли Коллинз будет принята как предтеча. И нужно понимать, что этот жанр возник в первую очередь благодаря Джо Бойду.

Сама Ширли не смогла работать с Бойдом. Они записали один альбом, изумительно красивый «The Pow­er of the True Love Knot», но Ширли категорически отказывалась следовать указаниям продюсера, пытавшегося спровоцировать её петь как вторая Сэнди Денни. Его попытка внести в альбом конфликт, добавив в список музыкантов Уильямсона и Херона из Incred­i­ble String Band, тоже не удалась. Ширли очень подружилась с обоими и потом высоко оценивала мудрость их песен, но поддаваться влиянию была совершенно не согласна.

В свою очередь Долли была приглашена делать аранжировки на великом «The Hangman’s Beau­ti­ful Daugh­ter», только её так и не удалось убедить принять ЛСД для правильного подхода к музыке. Она и так видела вещи правильно.

Джо Бойд в итоге даже не упомянул историю с «The Pow­er of the True Love Knot» в своих мемуарах «White Bicy­cles — Mak­ing Music in the 1960s». Это единственный альбом из его проектов, о котором он предпочёл ничего не писать. Впрочем, его работа с Ником Дрейком, из которого Бойд безуспешно и через сопротивление пытался сделать второго Коэна, добавляя сложные аранжировки (открыв в процессе великого Роберта Кирби) и накладывая женский бэк-вокал, хорошо показывает слабые места его подхода к творчеству. Свой лучший альбом, «Pink Moon», Дрейк записал самостоятельно, не предупреждая продюсера.

В принципе, сложившаяся фолк-рок-сцена была ещё далека от идей Ширли, но при этом сам факт появления околофолковой экспериментальной музыки давал ей новую аудиторию. К тому моменту Ширли Коллинз уже нашла себе идеальный аккомпанемент в лице собственной сестры Долли. Они понимали друг друга с полуслова. Начиная с концептуального альбома «Anthems in Eden» стало ясно, что в британской музыке появился грандиозный феномен, не похожий ни на что вокруг. Им дают контракт на новом лейбле Har­vest Records, выпускавшем на тот момент в первую очередь прогрессивный рок. Ширли и Долли были поражены тем фактом, что их размещают в одну категорию с Deep Pur­ple и Pink Floyd. Прозрачный и жуткий «Love, Death and the Lady» только закрепил репутацию.

Теперь всё было готово для трагедии. Ширли знакомится с Хатчингсом. Выходит за него замуж и пишет с ним «No Ros­es», один из величайших альбомов электро-фолка, на котором с ними играли лучшие музыканты жанра. Затем был развод, убивший певицу Ширли Коллинз и оставивший только уставшего человека, упорно доживавшего до пенсии на низкооплачиваемых работах и собиравшего на берегу морское стекло.

Как это часто бывает, уход из музыки на пике таланта только укрепил в итоге её репутацию. Она никак не участвовала в деградации жанра, снова вернувшегося в маленькие клубы. Открывавшие её люди, вроде Тибета, находили почти безупречный репертуар и загадку за ним.

Ширли Коллинз вернулась, когда её снова стали готовы услышать. Десятилетия в пустыне вне мейнстрима культуры только закрепили её принципы. Она стала тем, кем восхищалась в молодости. Пожилым человеком из рабочего класса, прожившим тяжёлую жизнь, но выучившим несколько сотен песен и исполняющим их с достоинством. Эта аутентичность, в сочетании с прежней готовностью к экспериментам, превратила «Lodestar» в лучший альбом её и так грандиозной по силе дискографии. Минималистичный фолк от музыкантов из Cyclobe и спетая потяжелевшим, куда более земным голосом старая песня о встрече со смертью. Целый альбом о том, как встретить старость и смерть.

В последние годы довольно часто из небытия возвращаются забытые голоса психофолка вроде Линды Перхакс или Вашти Баньян. Они записывают новые, хорошие альбомы, являющиеся лишь бледной тенью старых и великих. Случай Ширли Коллинз совсем другой. Когда она уходила со сцены, она уже была осколком прошедшей эпохи, её аудитория сводилась к «немолодым мужчинам из клубов народной музыки в вязаных свитерах». Просто она их пережила. Она пережила почти всех, следуя своей путеводной звезде. Следуя строгому принципу подбора песен и уважения к тем, кто исполнял их до неё.

Тем, кто стоит за её спиной, когда она поёт.

Раймонд Крумгольд