Притяжение Черных Звезд (памяти Дэвида Боуи)

Человек – это существо, осознающее свою смертность. Возможно, единственный объективный критерий для оценки личности – то, как личность ведет себя перед лицом смерти. Конечно, такие качества как талант, оригинальность или честность тоже важны. Но именно смерть выступает в роли знака качества – Черной Звезды, поставленной на всю предыдущую жизнь. До ее наступления всегда остается этот зазор, возможность внезапно изменить финальный счет. Написать и создать нечто выдающееся, или наоборот, совершить некую подлость, которая перечеркнет все сделанное прежде. Зато после смерти человек уже виден как на ладони, со всеми взлетами и падениями.

Нужно обладать очень высоким интеллектом и большой силой воли, чтобы сознательно, уже умирая от рака, завершить эту игру финальным плюсом. Знаком качества. Черной звездой.

Боуи никогда не был просветленным мудрецом, проповедующим любовь к человечеству. Единственный раз, когда он попытался что-то проповедовать, его обвинили в нацизме самого примитивного толка. К огромной его ярости. Конечно, он никогда не был нацистом, но и огромной любви к человечеству тоже явно не испытывал. Скорее внимательный, холодный интерес. Видимо это был результат его страха перед безумием. Его сводный брат Терри Бурнс, бывший кумиром его детства, успешно сошел с ума. Парадокс состоит в том, что культивируемая в себе холодная отстраненность в определенный момент привела Боуи, к кокаиновой паранойе самого жесткого толка с собиранием в баночки собственных экскрементов для защиты от возможной магической атаки. Другой парадокс состоит в том, что он успешно и самостоятельно вышел из этого состояния.

Мать – участница фашистского движения Освальда Мосли. Отец – алкоголик. Сводный брат – шизофреник. (Сбоку появляется Григорий Климов с записной книжкой). Разноцветные глаза. (Быстро делает пометки) Бисексуальность. (Потирает руки и мерзко хихикает). Подросток мод. Танцор в авангардной театральной труппе. Хиппи, увлекающийся дзэн-буддизмом. Эстрадный певец, выступающий в пабах с популярными песнями перед пьяными докерами. Каждая из этих ипостасей, как детали калейдоскопа, вливалась в другую, пока не возник тот образ, который мы знаем. Среди деталей этого калейдоскопа явно не хватало страсти и подлинной оригинальности, но их успешно заменяли высокий интеллект и сила воли. По правде сказать, в шестидесятые, с их культом психоделического шамана-солиста, сжигающего себя на сцене, эти качества не были очень популярны. Он тогда записал один блестящий альбом психоделического фолка, в котором были умело использованы все необходимые штампы. Однако в лучшей песне этого альбома речь идет не о любви и свете. В ней говорится о человеке, падающем в глубину космоса, в неуправляемой железной посудине, и внимательно смотрящем на звезды. Для того чтобы такой взгляд на мир стал действительно популярным, требовалось великое разочарование. Требовались семидесятые.

Источник его стиля очевиден. В то время в актуальном искусстве безраздельно царил Нью-Йорк. Точнее «Фабрика» Энди Уорхолла. Они были близки по духу. Холодный, безэмоциональный эпатаж, начисто игнорирующий общепринятые нормы поведения. Препарирование массовой культуры в продезинфицированных медицинских перчатках.

Этот стиль уже прорывался в музыку, но был на тот момент крайне непопулярен, словно колючий куст среди цветов. Но время уже менялось, и Боуи вовремя сделал свой ход, оказавшись на гребне волны.

Он совершает несколько предельно рискованных шагов. Для начала снимается в женском платье для обложки «The Man Who Sold the World». Затем подтверждает все возникшие у публики подозрения, публично объявив о своей бисексуальности. К всеобщему удивлению, эти самоубийственные шаги вовсе не ломают его карьеру.

Другой его шаг наглядно показывает, сколь холодный и точный ум скрывался за косметикой и блестками. В выбранной им «пост-уорхолловской» музыкальной нише уже были два исключительно талантливых, даже гениальных на тот момент, исполнителя. Умнейший поэт Лу Рид и сгусток бешеной энергии на сцене – Игги Поп. Карьера обоих была не очень успешной, но они оставались очень опасными конкурентами. Боуи не стал с ними бороться. Наоборот, он их начал горячо и искренне поддерживать. Помогал, продюссировал альбомы, постоянно упоминал в интервью, пока у всех не закрепилось восприятие их как единой группы и части культурного движения. Его собственное знакомство с Уорхоллом не удалось, но он успешно превратил себя в британского представителя Нью-Йорка.

В итоге сорвал банк. Выпускал один отличный альбом за другим. Заработал невероятные деньги. Но внимательный слушатель уже тогда мог заметить первые признаки надвигающейся катастрофы. Возможно, это просто ретроспективный взгляд, но выбираемые им образы становились все более и более жуткими. Отстраненный взгляд на человечество в «Life on Mars?». Суицидальный протопанк на «The Rise­and Fall of Zig­gy Star­dust and the Spi­der­s­from Mars» Одинокая молния, символ движения Мосли, в оформлении «Aladdin Sane». Человеку, изначально склонному к параноидальному взгляду на мир, не стоило получать доступ к бесконечному потоку кокаина. Его все дальше и дальше уносило этим потоком в сторону Млечного Пути.

Этот момент прекрасно передал фильм «Человек, который упал на Землю». Боуи там даже не играет, на тот момент он употреблял такое количество кокаина, что проводил время перед камерой, практически не приходя в сознание. Николас Роуг, с его метким взглядом великого художника-оператора, идеально передал эту завораживающую безжизненность живого человека. Холод и пустоту.

Еще лучше ее передает альбом «Sta­tion to Sta­tion». Боуи на нем снова надевает маску, придумав образ Изможденного Белого Герцога. Только по этой маске уже ползут трещины. Альбом оказался далек от холодного исследования оккультного взгляда на мир. Наоборот, его явно разрывали две тенденции: страх перед оккультным и притяжение к нему. Он там цитирует Кроули, но это не альбом телемита. Наоборот, он скорее отражает панику человека, запертого в магическом представлении о вселенной с ее могущественными и непредсказуемыми силами. Судя по злобным рассказам его жены, в наркотическом бреде Боуи тогда окончательно закрепился паттерн «преследования черными магами, пытающимися украсть его сперму для зачатия Антихриста».

На следующем этапе он уходит совсем далеко.

Уезжает в Западный Берлин изучать на месте нацистскую мистику. Альбомы, которые он там запишет, окажутся лучшими в его карьере. Но на этот момент уже нельзя говорить о карьере. Формально его инстинкт «культурного стервятника» снова не обманул хозяина, он блестяще смешал арт-глэм и протоэмбиент (продюссером альбомов выступил Брайан Ино, собственно создавший на своих личных альбомах это сочетание) с краут-роком. Только тут важно не что, а как. «Low» звучит не просто «низко», он кажется серией посланий с очень далекой орбиты. Настолько далекой, что часть слов заменена космическим шумом.

После такого альбома нужно было просто исчезнуть. Раствориться. Пропасть в темноте. Однако произошло ровно противоположное. Боуи пришел в себя.

Следующие десятилетия он проведет как нормальная поп-рок звезда. Будет регулярно выдавать хиты. Менять стили, от диско и танцевальной музыки до хард-рока. Просто жить.

С другой стороны, он по-прежнему будет внимательно следить за происходящем в культуре. К примеру, наступление пост-индастриала он заметит уже по альбомам «Young Gods».

Только его собственный пост-индустриальный альбом «Out­side» выйдет лишь в 1995 году. Это был реально интересный альбом, концепт которого описывается словами «the Rit­u­al Art-Mur­der of Baby Grace Blue: A non-lin­ear Goth­ic Dra­ma Hyper-Cycle». С киберпанковским рассказом в буклете про расследование в недалеком будущем убийства, совершенного с целью создания «преступного искусства». Все равно, этот альбом не возглавит новую культурную волну. Он просто присоединится к ней.

Взгляд Боуи на мир будет по-прежнему очень мрачен, что проявится в полный рост на альбоме «Hea­then». Однако от этих альбомов уже не будет этого ощущения медленного падения в бесконечную пустоту. Просто хорошие альбомы талантливого автора. Словно траектория орбиты вынесла его снова в тепло и свет. Обратно к людям.
В 2004 Боуи снова исчезнет. Сердечный приступ прямо на сцене, в середине гастролей. Реанимация и тяжелая операция. Затем – десятилетнее молчание. Никаких новых альбомов, крайне редкие появления на чужих концертах.

Сейчас очень интересно, чем он занимался все это время. Медитировал? Читал? Думал? Ясно одно, он внезапно возвращается в 2013 году с новым, отличным альбомом. Сейчас пишут, что он боролся с раком последние полтора года. Из этого можно сделать вывод, что он вряд ли знал про свою болезнь в период записи, но почти наверняка уже все понимал при выборе обложки. Белый квадрат, закрывающий оформление первого из «берлинских» шедевров. Следующий этап. Next Day.

Дальнейшее навсегда останется в истории мирового искусства. Режим полной секретности по поводу самого факта смертельной болезни. Совершенно некоммерческий, неприятный для неподготовленного слушателя альбом, записанный в ускоренном порядке – всего за три сессии. Клипы, в которых все сказано прямым текстом. Премьера в собственный день рождения. Смерть.

Одно дело – завершить проект к задуманному сроку. Совсем другое – не умереть до этого срока. Десятки масок, которые он сменил за жизнь, привели к тому, что вид умирающего в муке, но преодолевающего свой страх старика, снова показался маской. Показ отчаянной попытки успеть дописать нечто – новой игрой.

В темном джазовом звучании «Black­star» снова слышен тот космический шум, заглушающий слова. Но есть одно серьезное различие. На «Low» перед нами тоже был человек, подошедший к самому краю. Приблизившийся, но оказавшийся явно не готовым. Это ведь был неконтролируемый полет. Путь одиночества и спровоцированного наркотиками безумия. Nigre­do. Режим воды.
Возможно, ему было необходимо вернуться к людям и прожить эти скучные десятилетия. Все, что казалось предательством раннего творчества и смирением перед миром, в действительности могло быть постижением этого мира. Серьезной работой, происходившей внутри человека и никак не заметной снаружи. Может быть наоборот, он реально позволил миру усыпить себя и проснулся только в реанимации. Мы этого не знаем и никогда не узнаем.

Ясно только одно. Он незаметно превратился в человека с пуговицами на месте разноцветных глаз, спокойно, без патетики и жалости к себе рассказывающего про опыт собственного умирания. Майор Том долетел до мира под черным солнцем. Его череп украшен драгоценными камнями. Его скелет падает в небо.

Мы все, в каком-то смысле, летим в маленькой жестяной банке в глубокий космос по неконтролируемой нами траектории. Мы все смотрим на эти звезды. Но очень немногие способны взглянуть на черные звезды и солнца вблизи и передать остальным то, что они там увидели. Перед окончательным исчезновением, превращением в звездную материю, из которой, как известно, состоят наши кости.

Раймонд Крумгольд