ТХТ: Несколько тезисов о копирайте

То, что вы сейчас читаете, а я сейчас, в свою очередь, пишу, представляет собой текст.

Это констатация очевидного факта.

Однако и в случае с очевидным стоит уточнить терминологию.

1.

В 1971 году французский философ-структуралист Ролан Барт публикует статью «От произведения к тексту», оказавшую, несмотря на свою лаконичность, серьёзное влияние на теорию интертекста. Пожалуй, самой парадоксальной идеей статьи оказалась формулировка различия между авторским правом на «произведение» и на «текст». Согласно Барту:

Произведение есть вещественный фрагмент, занимающий определённую часть книжного пространства (например, в библиотеке), а Текст — поле методологических операций.

Далее он обратился к идее авторского права в целом:

Автор считается отцом и хозяином своего произведения; литературоведение учит нас поэтому уважать автограф и прямо заявленные намерения автора, а общество в целом юридически признаёт связь автора со своим произведением (это и есть «авторское право» — сравнительно, впрочем, молодой институт, так как по-настоящему узаконен он был лишь в эпоху Революции). Что же касается Текста, то в нём нет записи об Отцовстве. Метафоры Текста и произведения расходятся здесь ещё более. Произведение отсылает к образу естественно разрастающегося, «развивающегося» организма (показательно двойственное употребление слова «развитие» — в биологии и в риторике). Метафора же Текста — сеть.

В начале семидесятых эта статья, при всей её радикальности, всё же оставалась в области чистого теоретизирования, тогда её выводы могли повлиять только на отвлечённые гуманитарные дисциплины. Определение текста как динамического процесса, возникающего только в момент работы над ним, в момент написания или чтения, безусловно, помогает при литературоведческом анализе, но не приводит ни к каким практическим выводам в целом. Точнее, не приводило. За прошедшие десятилетия развитие техники достигло того уровня, что термин «сеть» перестал быть метафорой. И вопрос об авторском праве на текст вышел далеко за пределы прежних проблем с пиратскими изданиями произведений и плагиатом.

2.

Важное замечание. Авторское право, действительно, очень молодое понятие. Причём не только в юридическом смысле. Фактически само понятие «автор», как его понимают сейчас, сформировалось только как побочный результат технологии книгопечатания. Маршалл Маклюэн в невероятно информативной работе «Галактика Гутенберга: Сотворение человека печатной культуры» проанализировал принципиальное различие между авторством в средневековой рукописной культуре и современным понятием. Что характерно, описываемая им средневековая литература, построенная по мозаичному принципу, заметно напоминает теорию интертекста. Автор в ходе подготовительной работы должен был изучить все доступные рукописи по интересующей теме и сделать все необходимые выписки. При этом отношение к цитированию было следующим:

Не вызывает сомнения то, что средневековых книжников не волновал вопрос о точном установлении авторов книг, которыми они пользовались. С другой стороны, и сами писатели без всякого педантизма относились к вопросу о заимствованиях, и, цитируя, далеко не всегда указывали, что они «цитируют», умалчивая об источнике. Они проявляли нерешительность даже в том, чтобы недвусмысленно подписаться под тем, что однозначно принадлежало им.

Можно сказать, что именно книгопечатание, превратившее книгу в товар массового производства, спровоцировало появление как юридического понятия «авторское право», сперва защищавшего не автора, а издателя, так и самого понятия «автор». Значит, если книгопечатание перестанет быть единственным техническим способом распространения текстов, то подобное социальное изменение неизбежно приведёт к радикальному изменению обоих  вышеупомянутых понятий. Не к исчезновению, но к определённой трансформации. Уже сейчас мы можем различить первые контуры будущей ситуации. По крайней мере, если не произойдёт некой глобальной катастрофы, которая вернёт уцелевших обратно к рукописной книге и устной традиции и, соответственно, к традиционному обществу.

Сам Маклюэн считал, что развитие электронных медиа, скорее всего, приведёт к возвращению человечества в «дописьменное», первобытное состояние сознания. К возвращению «внутренней Африки». Реальность, как всегда, сложнее: возникновение электронных медиа, основанных на письменном тексте, явно усложнило его схему. Ясно, что уже происходит гигантская социальная мутация, – вот только понять, что именно вырастает из современного общества, пока что довольно трудно. Человечество по-прежнему блестяще играет в описанную Честертоном игру «Cheat the Prophet», переведённую на русский как «натяни нос пророку». И прямо сейчас оно продолжает в неё играть, поэтому невозможно понять из имеющихся сейчас данных, чем именно закончится борьба сторонников и противников копирайта. Зато можно проанализировать уже не исполнившиеся пророчества, чтобы понять, что именно помешало им исполниться.

3.

Маклюэн далеко не единственный мыслитель, размышлявший над проблемой трансформации человечества под влиянием техники. Одним из самых блестящих примеров подобного анализа являются философские работы Эрнста Юнгера. Он подошёл к этой проблеме совсем с другого конца: его просветлил собственный опыт во время Первой Мировой Войны. Поэтому его основная тема – военные технологии, превращающие солдата в «рабочего», а человеческие массы – в ресурс. Тем не менее он часто приближался в своих размышлениях к тем аспектам проблемы, которые, независимо от него, разрабатывал позднее в своих работах Маклюэн. И самый интересный пример можно найти в его научно-фантастическом романе-притче «Гелиополис». Написанный в разрушенной послевоенной Германии, этот текст представляет собой размышление о недавнем прошлом, помещённое в условное будущее. И в мире Гелиополиса тоже произошла информационная революция, причём многие аспекты описанного им процесса очень похожи на нашу реальность. Настолько похожи, что я даже встречал мнение, что Юнгер в «Гелиополисе» смартфоны описал. Дело в том, что все персонажи романа имеют в кармане устройства под названием фонофор. Эти устройства позволяют им связываться между собой, но что ещё важнее, они дают возможность подключаться к гигантской базе информации, в том числе и к книгам или музыке. Верный себе, Юнгер посвящает очень неплохой абзац анализу того, как подобная технология влияет на мышление её пользователя. Очень точное размышление, за одним важным исключением. В мире Гелиополиса проблема копирайта просто отсутствует – точно так же, как и породивший эту проблему вопрос свободы информации.

Всё очень просто: Юнгер – человек эпохи модерна, можно сказать, что образец человека подобного типа со всеми его достоинствами и недостатками. В его картине мира информация может распространяться только централизированно. Либо передаваться через единичные экземпляры редких книг. Поэтому фонофор демонстрируют социальный статус своего хозяина. В прямом смысле этого слова: от места в государственной иерархии зависит мощность этого девайса, поскольку в продажу поступают только слабые модели. Представьте себе мир, в котором смартфоны последней модели получают только люди на государственной службе и где только высокопоставленные чиновники могут пользоваться торрент-трекерами. Всю информацию, при этом, предоставляет специальное министерство, получившее вместе с запасами информации практически неограниченную власть.

Не трудно заметить, что государства и корпорации в реальном мире стараются добиться чего-то похожего, то есть собирать максимум информации о гражданах, одновременно стараясь ограничить доступ этих самых граждан к информации. Но в реальности всё гораздо сложнее: нет никакой государственной централизированной библиотеки, содержащей максимум информации. Скорее, наоборот, пока что всё, что потенциально может стать основой для подобной библиотеки, создаётся снизу и встречает сопротивление государственных структур.

4.

Здесь стоит обратить внимание на то, как именно создаются эти сетевые базы данных, служащие источником не вполне легальной информации. Они совсем не похожи на коммерческие структуры в старом смысле этого слова. Пока ещё рано говорить с уверенностью, но очень похоже, что мы наблюдаем рождение новой этической модели поведения. Я не имею в виду ничего утопического, суть человечества всегда остаётся неизменной, мы иерархические существа, склонные к лицемерию. Но форма выражения этой иерархии и особенности неизменного лицемерия всё-таки меняются в зависимости от эпохи. Так вот, при взгляде на «пиратские» сообщества в сети на ум приходит одно полузабытое слово. Потлач.

Как всегда, нужно уточнить точное значение. Как раз реальный, традиционный потлач был очень далёк от всего современного.

Этот феномен был зафиксирован у североамериканских индейцев. По сути дела это было уничтожение (или раздаривание) собственного имущества в ритуальных целях – настоящий фестиваль экономического саморазрушения. Батай в своей блестящей работе «Проклятая часть» вывел очень точные параллели между этим обычаем, схожими обычаями в Южной Америке и массовыми человеческими жертвоприношениями, предположив, что всё перечисленное является разными выражениями одного и того же феномена. Если это так, то в «метафизическом» плане потлач близок к ритуальным самоистязаниям или принесению себя самого в жертву. В социальном же плане описания потлача мне лично напоминают некоторые аспекты криминальной этики, возможно, самой архаической этики в современном мире. Я имею в виду то, что ещё недавно для достижения реального авторитета было полезно, если человек легко избавлялся от добычи, отдавая часть на общак и сразу тратя оставшееся. Понятно, что аналогия далеко не полная, но вполне возможно, что индеец, уничтожавший накопленное за год, зарабатывал таким образом уважение со стороны других индейцев и что для воина это уважение стоило гораздо больше.

Ясно, что поведение участников сетевых библиотек очень далеко от вышеописанного. Однако кроме реального потлача есть ещё и утопический, созданный воображением ситуационистов. Даже журнал Леттристского Интернационала назывался именно «Потлач». Дело в том, что ситуационисты – вслед за Батаем – видели в потлаче пример некой иной экономики, экономики дарения. В нашем материальном мире такая экономика, даже более того, такая этика фактически невозможна. Но самые утопические идеи обретают плоть, когда дело касается чистой информации. Человек, который передаёт информацию дальше, не уничтожает собственный оригинал. С того момента, когда текст оцифрован, он может бесконечно копироваться. В итоге тот, кто оцифровывает произведение первым, тратит собственные деньги на оригинал, тратит своё время на процесс оцифровки – всё ещё весьма трудоёмкий в случае с книгами, – не получая взамен ничего материального. Кроме благодарности и определённого уважения от тех, кто скачивает полученный текст. По крайней мере, в теории – практика, как всегда, сложнее.

5.

Ну а теперь вернёмся к идеям Барта, процитированным в начале этого текста. Возможно, я не прав, но, по-моему, нынешний конфликт между сторонниками и противниками копирайта основан на непонимании разницы между текстом и произведением. Цифровая копия тоже занимает определённый объём памяти на жёстком диске, но это вовсе не делает её «произведением». По крайней мере, в глазах обладателя. Проблема в том, что это именно произведение в глазах правообладателя. Прежние юридические термины не очень подходят к новой реальности, в которой копирование уже почти не тратит материальные ресурсы. Только время. Естественно, можно написать множество законов, уравнивающих цифровую копию с материальным произведением, а скачивание – с покупкой. Однако закон не будет соблюдаться, если это равенство не будет восприниматься массовым сознанием как аксиома. На данный момент с этим проблема.  Католическая церковь тоже надеялась на то, что создание индекса запрещённых книг поможет избежать негативных для католичества последствий книгопечатания. При этом за Католической церковью стояла серьёзная традиция, и искренне верующие действительно считали, что чтение запрещённых книг погубит их душу. У проповедников копирайта подобного козыря нет.

И не похоже, чтобы хоть кто-то из них задумывался о том, как подстроиться под уже существующую реальность. Ситуация, когда большинство людей в своей повседневной жизни беспрерывно нарушают закон, приводит только к юридическому нигилизму и отрицанию законов в целом. Именно это мы наблюдаем в конфликте сетевых библиотек и писателей-фантастов. Причём с обеих сторон внезапно превратившиеся в оплот реакции и регресса господа фантасты демонстрируют ничуть не меньший уровень правового нигилизма и лицемерия. Хотя термин «лицемерие» не стоит использовать в ситуации этического парадокса, когда сталкиваются две этические системы. Понятно, что, с точки зрения новорождённой этики «сетевого потлача», сражающиеся за копирайт писатели/музыканты/режиссёры теряют свою репутацию. Понятно, что для самих писателей/музыкантов/режиссёров, мыслящих в рамках классической капиталистической морали, вышеприведённое мнение является просто бессмысленным бредом. Всё усложняется тем, что основная масса потребителей цифровых копий плевать хотели на эту самую репутацию и желают потреблять именно модный продукт, то есть именно то, что создают «жадные авторы». Именно этот круговорот человеческой жадности и создаёт парадокс. Люди, сформированные современной массовой культурой, стали злейшими врагами создателей этой самой массовой культуры. Таланты пытаются запугать своих поклонников, пока поклонники разоряют талантов. Великолепная картина, если честно.

Нужно понимать, что таланты объективно правы в своих претензиях, но при этом поклонники невольно выступают на стороне прогресса. Оцифровка и распространение культурного наследия человечества осуществляются силами энтузиастов, но ресурсы, которыми они пользуются для распространения, держатся на плаву именно благодаря популярности у массового потребителя. Следовательно, если борцы за копирайт уничтожат эти ресурсы, то они уничтожат зародыш будущей мировой библиотеки, ничего не предлагая взамен.

Я лично постоянно покупаю лицензионную продукцию и воспринимаю цифровые копии просто как возможность ознакомиться с произведением, которого у меня ещё нет. Как цитату, по объёму информации сопоставимую с оригиналом, наличие которой на жёстком диске вовсе не означает, что уже не нужно покупать лицензионную версию. Подозреваю, что если бы подобный подход был общепризнанным, то все проблемы, связанные с вопросом копирайта, исчезли бы сами собой. Хотя и осознаю, что это звучит как утопия – учитывая реальное состояние общества.

Люди ещё долго будут путать текст и произведение – несмотря на наглядные примеры различия между этими понятиями. Особенно это касается тех, кому выгодно это путать.

Текст (?) — Раймонд Крумгольд (?)