Кровь моей крови

 

 

Идя по улице, ты понимаешь, что внутри нет никого, кроме тебя, и поэтому ты одинок, улица пустеет и исчезает, потому что и тебя не станет когда-то. То, что показывают тебе твои глаза – как экран, от которого можно отвернуться, и взглянуть по сторонам, и только самая незначительная и тонкая преграда отделяет тебя от этого движения. Ты не помнишь, когда ты стал так сильно зацикливаться на мелочах, но помнишь, что раньше значение имело нечто большее, чем проявления твоей жизни. Когда впереди не остается ничего, ты в унынии, и ты хочешь что-то поставить перед собой, чтобы избежать его. Ты можешь поставить что угодно, у тебя появляется выбор и в предоставленных тебе картинах ты должен выбрать самую красивую, самую прекрасную, или умереть на месте.

Ты можешь не выбирать слишком долго и увидеть, как что-то искрится на фоне весеннего неба, на котором тучи освободили солнце. Это золотые и черные купола, которые заостряются ввысь. Ты можешь поставить перед собой правду мученика, который был избит, кастрирован и распят, для того, чтобы ты мог очиститься, и насладиться этим небом. Своим примером он скажет тебе, чтобы ты жил без скорби, но с любовью, чтобы ты прожил жизнь красиво и сам стал прекрасным, очистившись, но главное – любил, искренне и тепло, ведь если нет ничего перед твоим взором, и если мир опустел, то почему же не наполнить его любовью, которая спасет тебя, и мир, ибо так велит тебе Бог.

И ты усомнишься, потому что таков твой склад ума, и, когда ты не найдешь бога, ты отвергнешь все ,что сказал тебе мудрый мученик, и вновь сметешь весь мир, оставшись наедине с мелочным собой. И ты вновь будешь искать, и ты найдешь другую картину, противоположную той, первой, ведь второе, что увидишь ты после купола, на фоне небо, будет грязь и лужи на земле, под ногами грешных. И ты станешь более мелочным, чем когда то, ты полюбишь страсти простых бытовых людей, и будешь убежден, что в мире нет и не может быть правды.

Но не забывай, что нельзя доказать, есть ли какая-либо правда, или же ее нет, все это равноценно бессмысленно, поэтому не будь слишком горяч, ведь если ты захочешь поставить перед собой людей вместо Бога, то поберегись, потому что люди глупы, люди жестоки, люди подвержены страстям неоправданным и разрушительным. И ты попадешь в это болото по своей воле и тебе придется выбираться из него своими силами, из болота криков, голых тел, слез и смеха без повода. Радость утратит весь смысл и ты поймешь, что никогда не просил быть рожденным, что не выберешь себе смерть, и что жизнь от того и безрадостна, что не твоя, а ты захочешь власти, ведь в пучине мирской упрямство – это не порок, а смирение – высмеивается. И если ты все таки выберешься, ты будешь потерян.

Ведь приняв Бога, ты принимаешь обязательства, и любое их нарушение – это лицемерие, а так как ты не мученик Божий, то ты лицемер, ведь живешь ты в мире. И отвергнув бога, ты поверил лишь в плоть, где нет любви, а есть только работа наших организмов, в котором нет духовного начала, а значит и нет любви, и от уныния и загнивания ты отвернешься от всех этих экранов и будешь в растерянности. Ты посмотришь вперед и захочешь уехать, убежать, ты посмотришь на мир, на то, как растут деревья и умирают птицы, на то как рождаются дети и строятся жилища, и ты, уже уставший от этой смены ориентиров, примешь её, эту жизнь, где ты всего лишь рожденный смертный, как и все вокруг, летом, осенью, зимой и весной.

И наконец ты перестаешь пытаться понять, как все устроено, изучать историю и точные науки, ты уходишь с улицы, отходишь подальше от дороги с мертвыми автомобилями, сегодня утро, сегодня день, лучи солнца прорежут дыры в воздухе между зеленых березовых листьев, лето в самом разгаре и в солнечной дымке летят твои воспоминания. Время само стирает свои границы, и ты всматриваешься в свои воспоминания, как если бы ты умер. Семья, школа, пустота, на которой мы поселились и начали жить, солнечный свет отразился в луже и проник в самое сердце, солнечным зайчиком проскакав по улыбке, и все петухи мира провозгласили весну дня.

 

Мы перестанем говорить, потому что знаем, что слова пачкают наши простыни, возводя грязь, и мы помним, что красота – есть отражения нечистот, слитое с ними воедино. Вокруг моей планеты прошел поезд, а где-то над головой начался дождь, он никогда не кончится, но мы быстро перестанем замечать его.  Мы брались за руки, медленно наклоняясь друг к другу, как кроны тех задумчивых деревьев, что после смерти остаются на ногах. И сердце злое обрастет континентами лепестков, смягчившись, под мягким напором всепроникающего внимания, которое делает вещи существующими.

И вот, однажды, ты, свободный, сидя за столом, перед окном, с листком бумаги и шариковой ручкой, будешь мечтать и думать о своих чувствах, о том, откуда им всем взяться, о том, что с раннего детства, еще ничего не понимающий, ты уже видел их во снах.  И за окном, над лесом и дачными домишками вблизи, и даже над облаками, раскроется, как бутон мака, тонущий корабль, и он послужит для тебя навязчивым сигналом, знаком, от которого нельзя отвести глаза, и ты посмотришь вниз, и прямо под тобой и солнцем увидишь ты канализационный люк, и через него ты отправишься в мрачный город, и в этом городе подземном будет свое, подземное солнце, как то, что отражалось в луже. И все эти деревья, которые показывают на него пальцами, как на глаз, который выжил из ума, и ты поймешь что мир тебе не нужен, но нужен только смысл.

И Вожделение всегда встает между его объектом и его субъектом. Любовь не может быть границей, настоящая любовь разрушает границу, объединяя, приоткрывая завесу истины. И может быть, когда настанет старость, ты постигнешь весну, как будто ты на пороге воскрешения своего сна, ты вот-вот вспомнишь его и все изменится. И при смерти наступит лето.

У Брайона Гайсина есть известная фраза “Nothing is true, everything is permitted”. Кто-то перевел ее, как “Ничто не истина, все дозволено”. На мой взгляд, более уместно было бы “Ничто – есть истина, все дозволено”.

 

 

Ты просыпаешься, начинаешь искать свои штаны в темноте, чтобы не разбудить девушку, пытаешься чистить зубы, затем борешься с собой, чтобы как-то размять свое тело, мускулы, связки, сухожилия, пробуешь сделать зарядку, еще утро, но сил уже не хватает. Полезные микроорганизмы и топливо, которые качает по телу сердечный насос, все это отравлено синтетическим миром, внутри которого ты только что проснулся. Твоя кровь – это яд, твои вены – это химические ожоги. Ты вспоминаешь, как нюхал бензин в школе. Ты выходишь из своей квартиры, нащупываешь ключом замочную скважину, смотришь на кошку, которая поселилась в твоем подъезде, чувствуешь вонь, выходишь на улицу, тебя обдает ветер, ты пробуешь фантазировать, но тебе мешает шлейф дыма от человека с сигаретой и ты пытаешся уговаривать себя не закуривать, потому что знаешь, что этот мир станет еще более разбитым, если ты начнешь. Ты встаешь на остановку рядом с остальными людьми, вы стоите вне какого-либо порядка, не в линию, не в шахматном порядке, не парами, они специально выбрали место на остановке таким образом, чтобы их положение относительно друг друга было непредсказуемым. Тебя не устраивает этот принцип, как и все в жизни в целом. Не устраивает не абсолютно, не полностью, не достаточно для того, чтобы это неустройство повлекло что-то за собой. Но тебя не устраивает каждая деталь примерно на одну треть. Что-то не так во всем. Ты фантазируешь о другом мире. Ты хотел бы жить в стране, где все люди встают в одно и то же время. Все люди одеты в одинаковую одежду, одного цвета, на четыре сезона, желательно серого цвета. Когда они выходили бы из дома и подходили бы к остановке, они вставали бы в ряд, или в шахматном порядке. Они получали бы одинаково небольшую зарплату, их жилищные площади были бы одинакового размера, им всем не о чем было бы говорить со своими супругами, когда они возвращаются домой, потому что все равны и всё одинаково, все люди имели бы богатый, очень яркий внутренний мир и ценили бы красоту. Ты освобождаешься от фантазии, сидя у окна. Пробка затянется на полчаса, твой автобус встал на путепроводе, люди вдалеке переходят железную дорогу, в десяти метрах друг от друга, в ряд, ты провожаешь взглядом каждого из них.

Ты добираешься до работы и садишься за компьютер. Твои напарники обсуждают пробки на дорогах, погоду, одежду “по погоде”, свои машины, машины друг друга, ремонт этих машин, свои семьи, своих детей, выгодные покупки, электротехнику, теплотехнику, компьютеры, новые телефоны, новые ноутбуки, деньги, портативные компьютеры, беспроводные оптические мышки, интеллектуальные книги, интернет магазины, мебель из икеи, абонементы в бассейн, музыку по радио, домашнюю еду, фастфуд, прически, одежду, выгодные предлжения, большие ассортименты. Ты не замечаешь простую вещь – твои потребности растут. Нельзя с уверенностью сказать, что ты покупаешь и требуешь то, что тебе не нужно, на это у тебя не хватило бы денег. Скорее тебе постоянно нужно то, без чего ты мог бы и обойтись. Мощный компьютер, стопки книг, беспроводной интернет, обед в дорогом ресторане, телевизор, плеер, огромное количество одежды, более удобная кастрюля, второй коврик в ванну, красивые шторы на кухню, подставка для вилок и ложек, домашние животные, вторая точилка для карандашей, чай в пакетиках, пижама, гель для душа, телефон с сенсорным экраном, абонемент в бассейн.

Ты смотришь в окно и наблюдаешь прекрасную погоду. Там солнце и мороз, мороз и солнце, радостный день для прогулок, покупок, встреч с друзьями, выпивки в парке, интересных историй, неожиданных встреч. Но ты смотришь в окно и не выходишь из квартиры. Ты куришь, возможно выпиваешь, а в итоге пьешь безмерно. Тебе нравится уничтожать возможность полноценности, которую предложила тебе твоя среда. Ты выходишь в и ходишь в магазин за очередной бутылкой, с отвращением превозмогая компанию прохожих и выдавливаешь из себя просьбу толстой продавщице с тупыми, свинячьими глазками.

 

Тебя сбивает грузовик, или, в лучшем случае, тебя сбивает общественный транспорт, переполненный теми, кто является срезом общества. Возможно это будет троллейбус, или это будет поезд. Ты хочешь чувствовать каждый хруст твоих костей, когда железные колеса будут перемалывать твое тело, которое стало местами тщедушным, местами жирным. Асфальт быстро приблизится к твоим глазам, но ты не почувствуешь, как он сломает тебя. К тому времени, как это произойдет, тебя уже не будет в живых. Все останется на своих местах, мир будет таким же твердым, как и раньше, сотканным из стали и бетона. У тебя нет того врожденного запаса сил, который помог бы тебе обуздать эти материи. Ты родился слабым и немощным. Возможно даже, что ты был недоношенным, когда покинул теплое тело матери, и всегда чувствовал грусть и скуку, осознавая, что хотел бы в него вернуться. Возможно твоя мать курила и пила, пока не узнала, что вот уже два месяца, как ты начал формироваться в ее животе.

Ты попробуешь бежать от людей, обвиняя их во всех своих бедах. Твоя жизненная позиция сформируется таким образом, что ты будешь считать, что некое общество виновно в твоей неполноценности и в создании самой категории неполноценных. Ты попробуешь уехать из города, который ты олицетворяешь с обществом. Ты будешь жить на отшибе несколько недель, может месяцев, тебе станет скучно и ты захочешь вернуться к общению с людьми, к друзьям, родственникам, учебе, работе, дорогим и дешевым, нужным и ненужным вещам. Потом ты начнешь сомневаться. Ты будешь думать о том, что начинается осень, а прожить здесь зимой ты не сможешь, твои припасы кончаются и их источника просто нету поблизости, что заботы растут, что книги, которые ты захватил с собой, уже прочитаны. И вот ты уже на остановке пригородных автобусов. С собой у тебя только мелочь, которой с трудом хватает на проезд и твои закрома пусты. Ты уезжаешь в город разочарованным, и с разочарованием встречаешь высокие кирпичные стены на горизонте.

Ты вернешься и город помутит твой рассудок, словно табак, который ты так давно не курил. В тебе появится много сил, которые некуда будет расходовать. Ты будешь принимать наркотики, снова начнешь пить, но ты выйдешь из этого состояния полный энтузиазма. Ты устроишься на работу и с радостью будешь брать сверхурочные. Ты начнешь ходить в спортзал, делать зарядку, приходить на работу раньше остальных сотрудников. Ты будешь пытаться сделать как можно больше, хотя опытные люди будут говорить тебе, что в таком темпе ты быстро устанешь. Ты их не слушаешь, потому что у тебя нет никакой цели. Тебе начинают платить все больше, ты снимаешь квартиру получше, покупаешь множество ненужных вещей ,привыкаешь к обедам в приличных кафетериях и закусочных. Но со временем ты и вправду, незаметно для себя, выдыхаешься. Усталость подкрадывается к тебе незаметно и медленно, ты не замечаешь, как тебе все труднее просыпаться, что ты становишься все более безразличным к окружающему. Твой рабочий энтузиазм стал падать и ты теперь работаешь как все, если не хуже остальных. Ты не обращаешь внимания на то, какие глупые и до ужаса мелочные мысли крутятся у тебя на уме постоянно. Ты не думаешь ни о чем конкретном. Твой взгляд останавливается на рекламных щитах, и их яркие цвета и посылы вызывают в тебе ряд тупых и жалких ассоциаций с другими рекламными щитами или чем то другим, незначительным, глупым.

 

Рано или поздно, ты потеряешь работу. Возможно в какой то из дней ты решишь не вставать с кровати, не тащится на остановку в сотый раз и не ждать там автобуса. Раньше ты жил без работы, но денег тебе всегда хватало. Теперь ты уже не можешь оплачивать эту квартиру, тебе трудно отвыкнуть от приличных заведений. Ты не покупаешь дорогое вино по субботам и сыр с плесенью. Ты пытаешься ухватиться за пышную жизнь, слушая музыку на дорогом проигрывателе, который ты когда-то мог себе позволить. Ты думаешь, что придется все это продать, сменить квартиру, откладывать деньги. Ты снова пьешь, и круг замыкается, но в этот раз все хуже и трагичней для тебя. Ты разыскиваешь своих друзей тех, что всегда нетрезвые и никогда не работают. Ты выясняешь, что тебе их не хватало, чтобы напиться, а им не хватало тебя, чтобы полноценно упороться. В один вечер ты пьян,  лежишь на кровати у какой-то девушки, с которой познакомился за день до этого. Тебе звонит твоя бывшая и говорит, что она беременна. Она беременна от тебя. Ты не начинаешь паниковать, но краски сгущаются. Ты не долго думаешь и решаешь вернуться к ней, чтобы заботиться о ребенке. Тебя не берут на прежнюю работу, в твоей трудовой книжке стоят прогулы. Тебя не берут в университет на очной основе, только за деньги, которых у тебя нет. Ты устраиваешься на фабрику мебельной фурнитуры, чтобы часами складывать колесики для офисных кресел. Фабрика находится за городом и ты вынужден каждый день вставать рано. Приходя домой ты ложишься спать, а просыпаясь – идешь на работу. Ты работаешь месяц, затем два месяца, затем год. Твоя бывшая стала твоей женой, она тихо воспитывает ребенка, ты этого даже не замечаешь. В один момент тебе предлагают взять отпуск, чтобы отдохнуть и восстановить силы. Ты понимаешь, что не знаешь, чем ты будешь заниматься в этот отпуск. Тебе некуда ехать, денег у тебя всегда мало. Ты запираешься в отдельной комнате от криков жены с ребенком, чтобы непрерывно пить, курить и заниматься онанизмом. Через две недели ты снова на фабрике, еще более уставший, чем прежде. У тебя нет друзей. Все школьные друзья где-то потерялись. Друзьям из взрослой жизни неоткуда взяться. Ты совершенно один.

Нельзя сказать, что твоя жизнь устраивает или не устраивает тебя. Ты безразличен ко всему. Безразличен к людям, к продавщице из продуктового, к начальнику цеха, к жене, к ребенку.

Твое одиночество заставляет тебя вспоминать хорошие моменты твоей жизни, и ты наслаждаешься этими воспоминаниями. Но почему-то ты не допускаешь улыбку к своему лицу. Здесь не положено улыбаться. Со временем ты понимаешь, что хороших воспоминаний не так много, как ты думал. На самом деле почти вся твоя память омрачена чем то, и ты называешь это судьбой.

Ты вступаешь в новый период жизни. Ты пока что ещё молодой и ты принимаешь решение быть обманутым. Телевизор, интернет, образ жизни, все вещи обманывают тебя и ты принимаешь этот обман в самое сердце. Ты начинаешь думать, что постиг красоту мира, что красота – это что-то материальное, словно оболочка, словно занавеска на действительность. Ты любуешься всем. Когда ты идешь по улице, ты с наслаждением смотришь, как снежинки пролетают под фонарем, как свет фонаря проникает сквозь ветви кленов. Твой взгляд находится в забвении от красоты, твоя душа распускается словно цветок, при виде любого источника света. Ты приходишь домой и тебе кажется, что ты любишь жену и ребенка всем сердцем. Ты не замечаешь, как они с недоумением смотрят на твою улыбку. Иногда, не в силах выдержать напора красоты ты начинаешь тихо плакать. Это случается с тобой везде. В автобусе – когда вид из окна трогает твое сердце. На работе – когда ты физически ощущаешь совершенство пластиковых деталей, которые ты собираешь по девять часов в день, пять дней в неделю. По выходным ты долго не можешь встать с кровати, рыдая от красоты света, который проникает в щелку между штор. Тебе кажется, что мир понимает твою жизнь. Его красота трагична, как и твоя судьба, омрачившая все воспоминания о юности. Твоя супруга волнуется за тебя, ты худеешь, твое лицо приобретает нездоровый окрас. Рано или поздно ей придется вызывать скорую, чтобы они приехали и сделали тебе укол, который тебя успокоит, остановит твои слезы, высушит от них глаза и лицо, усыпит тебя. Ты проснешься в больнице. К тебе в палату будет приходить твой лечащий врач, чтобы задать несколько вопросов. Ты будешь спрашивать у него, когда тебя выпишут, а он будет приободрять тебя скорым выздоровлением. Ты с сомнением слушаешь его реплики, ведь твои соседи по палате провели здесь уже много лет, а некоторые почти всю жизнь. Они пугают тебя, с ними что-то не так, они чем то обеспокоены и ты это чувствуешь, тебе неприятно находиться с ними здесь. Тебе кажется, что здесь не твое место. Если бы тебя выпустили, ты мог бы начать все заново, получить образование, найти хорошую работу. Твоя жизнь не была бы такой трагичной. Жена навещает тебя раз в неделю. Потом раз в две недели. Потом раз в месяц. Ты начинаешь сохнуть по ней, без нее ты вянешь, время тянется долго, ты постоянно спишь от этих уколов, а если не спишь, то просто лежишь, в сотый раз глядя на голое дерево, что растет за больничным окном. Она приходит все реже, затем перестает приходить вообще.

Мир перемолол тебя, поезд сбил тебя и сломал все кости, весь общественный транспорт мира раскатывал твое тело колесами по холодному и твердому асфальту, пока все птицы мира летали над твоим телом и громко кричали. Они начали поедать твое мясо резкими движениями клюва. Они переваривали его, взлетая, чтобы выпустить тебя на асфальт с их испражнениями. Ты никогда не верил в бога, но всегда был по-христиански хорошим человеком, как и все, почти все в этом мире. Ты не виноват, что так вышло, ты не виноват, что сам Бог нашел тебя, чтобы взять тебя за руку после всех этих испытаний и повести дальше, в иной мир.

 

 

 

© Azatot, 2014