Чужие в чужом рою

«It’s a very idio­syn­crat­ic script. I think that oth­er writ­ers can hear those voic­es. Those voic­es are from my past. Every time some­body tries to rewrite it, the script just does­n’t come togeth­er. That’s been part of the prob­lem».

Clair Noto

Помимо бесконечного перечня фильмов разных лет, являющихся во многом программными для психоделического подполья и искателей тайного знания, по ноосфере блуждает плеяда не менее интересных лент, примечательных в первую очередь тем, что они так никогда и не были сняты. Нереализованный проект, о котором пойдет речь, мы считаем возможным поставить в один ряд с «Дюной» Ходоровски – если не по масштабу, то по новаторству.

Речь идет о «The Tourist», сценарий которого был написан вундеркиндом Clair Noto в начале восьмидесятых, а художником, воплотившим часть ее идей о гетто инопланетных ссыльных, тайно доживающих свой век посреди Нью-Йорка, стал не кто иной, как Ганс Руди Гигер.

На первый взгляд рифмовка с «Дюной» может показаться нескладной. Действительно, «Дюна» – экранизация культового романа культовым режиссером, «The Tourist» же – оригинальный сценарий голливудской бесприданницы Noto. Над «Дюной» ломал голову пул таких персонажей как Гигер, Мёбиус и т.д. (что-то похожее из первого приходящего в голову было в минисериале «Wild Palms», где в качестве консультантов засветились Уильям Гибсон и Пи-Орридж, а критики упорно обзывали проект «Twin Palms» по аналогии понятно с чем) а в «Туристе» в конечном счете, за всех пришлось отдуваться одному Гигеру. «Дюна», (по крайней мере, в реконструированном по кусочкам видении Ходоровски) что бы там нам ни возражали, все равно должна была частично сохранить дух оригинала с его переосмыслением средневековой арабской философии, замешанным на гностике, психоделии, некоторых аспектах социальной кибернетики и снова психоделии, психоделии и еще раз психоделии, где пророческие видения обдолбанного Муад-Диба о своем мессианстве хотелось бы описывать на языке теории систем, а «The Tourist» же…

«…Люди занимаются сексом с пришельцами, и попадают в кокон…»

«…Гуманоидный пришелец своего рода насилует червеобразного пришельца…»

«…Нечто бесформенное с помощью щупалец облапывает главную героиню, и ей приходится это терпеть…»

Странноватая городская одиссея с оттенками неонуара, ксеноэротики и фантастического триллера, «The Tourist» должен был разыгрываться в тех декорациях, которые сегодня можно увидеть на страницах альбома Гигера «N.Y. City» – того самого, к которому Тимоти Лири написал свое знаменитое предисловие.

«Нью-Йорк Сити – это современный пик земного человеческого разума. Нью-Йорк – это улей из девяти миллионов гуманоидов. Гуманоидов, неистово носящихся вокруг, нервно подающих сигналы своими антеннами. Роящийся город гудит энергией улья. «Нью-Йорк Сити» Гигера сталкивает нас с тем фактом, что наши тела – это огромные, мембранные города, где роятся триллионы клеток, снующих по созданным РНК улицам, артериям, зданиям костных тканей. «Нью-Йорк Сити» Гигера напоминает нам, что городская жизнь, цивилизация – это инсектоидная стадия, которую проходит наш вид. Эпоха городов подходит к концу. Конечно, никакая свободная, разумная личность не захочет провести свою жизнь как скрытный, таящийся в тени грызун, бегающий в пещерном метрополисе. Нравится нам это или нет, все мы инсектоидные чужие, роющие норы в наших урбаноидных телах. Гигеровские ландшафты плоти, его микроскопические срезы – это сигналы к мутации. Внимание, жители города! Настало время развиваться! Мы больше не должны цепляться, как рачки, и ползать, как гусеницы, в темноте тканей наших метрополисов. Искусство Гигера проливает свет биологического разума в темноту пещер наших городов. Генетические сигналы ясны. Выползайте из городских туннелей! Подставляйте свои плоские мембранные тела солнцу и небу! Расправляйте свои восхитительные, шелковые крылья! Воспаряйте над поверхностью планеты и летите в космическое пространство!»

(перевод Ibso­rath)

Судя по высказываниям Noto в некоторых ее интервью, эти строчки Лири могли бы исчерпывающе характеризовать не снятый «The Tourist», если бы к этому панорамному «взгляду сверху» с высоты психоделического полета добавился бы испуганный, затравленный взгляд изнутри Мегаполиса с упором на одиночество и безумие. Кипящее, клокочущее буйство плоти и ее трансформаций, слияний и распада, описанное в скрипте, в значительной мере посвящено лестнице принятия себя и ближнего своего в современной городской среде.

Сюжет вращается вокруг Грейс Рипли (Рипли, да) – успешной бизнесвумен, отмеченной при этом целым букетом странностей (например, боязнью прикосновений). Один из светских приемов, завершается для Грейс предложением делового партнерства со стороны загадочного бизнесмена Фрогмана.

В ходе беседы Грейс понимает, что Фрогман не тот, за кого выдает себя, после чего последний сбегает. Поиски Фрогмана, цель которых долгое время остается загадкой, в конечном счете, приводят Грейс в здание похоронного агентства в китайском квартале Манхэттэна. Выясняется, что внутри находится тайное сообщество называемое его членами «The Сor­ri­dor» – нечто среднее между ночным клубом, баром, борделем и гостиницей, где проводят большую часть времени инопланетные существа, тайно обитающие в Нью-Йорке в человеческих обличиях и только в стенах «The Сor­ri­dor» не боящиеся открыть свою истинную сущность.

Здешние пришельцы являются своего рода ссыльными со всей галактики, а Нью-Йорк для них – что-то вроде лагеря беженцев или поселения каторжников, в котором они, обреченные на бесконечные мутации и медленное умирание, стараются забыться, предаваясь причудливым удовольствиям…

При желании в тексте сценария можно отыскать какие-то сайентологические корни, или приветы даже РАУ, но, если честно, больше всего это чем-то неуловимым напоминает ранние комиксы Enki Bilal, особенно «La trilo­gie Nikopol» (да и ее трижды оплеванную, но оттого не менее прекрасную экранизацию «Immor­tal») – такая же социальная потерянность, неприятие своей телесности, надломленная коммуникация, насквозь процветающая шизофренией, полные непостижимого опыта взгляды, которые никак не могут встретиться и большую часть времени обращены куда-то внутрь себя, лишь изредка и полуслучайно регистрируя как должное размытую мешанину из пришельцев, древних богов, жертв евгенического законодательства во все том же съехавшем с катушек Нью-Йорке.

История об инопланетянах, тайно живущих среди людей и ютящихся в гетто посреди Большого Яблока, производит странное и достаточно тягостное впечатление. Эти пришельцы не готовят плацдарм для захвата Земли, не плетут паутину Заговора, не интересуются прогрессорством, не несут идеалы Вселенской Большой Любви; в их глазах нет той загадочной наивности и отрешенности, которая могла бы стать зеркалом для землян (как например в отличном «The Man Who Fell to Earth» с Дэвидом Боуи 76-го года,). Обитатели «The Сor­ri­dor» не недруги по разуму и не благодетели, но такие же как и люди Нью-Йорка растерянные, потерянные, жестокие, сентиментальные существа, увязшие в липкой паутине привычек, бытовых условностей, странных отношений с поправкой на непреодолимую бездну всей своей чуждости. Отверженные другими мирами, сосланные со всех уголков вселенной медленно умирать в гигантский лепрозорий человеческого мегаполиса, где так легко затеряться.

Именно здесь нам видится неявная рифма с «Дюной» Ходоровски, главным проявлением которой (помимо фигуры Гигера) является то ледяное одиночество героев, которое сопровождает их при прохождении через самые странные области опыта. «Одиночество-над-толпой» (разумеется метафизическое) в сущности не так уж сильно отличается от «одиночества-в-толпе», «не быть частью целого» столь же одинокое состояние как и осознание целостности, связанности, неразрывности всех процессов, которые удается поместить в сознание.

Муад-Диб на пике своих мистических озарений осознает себя одновременно в двух качествах: с одной стороны он видит себя инструментом чего-то большего, чем он сам, результатом некоего системного эффекта, который вытолкнул его из очень плотной, шизофренической паутины взаимосвязей в ту точку опоры, откуда можно перевернуть весь мир и, более того, – откуда его нельзя не перевернуть. С другой, он видит себя источником свободной воли, которая (возможно отчасти даже в кроулианском смысле) может реализовываться наиболее полно, начиная с момента принятия и трансформации внутри себя идеи предопределения, кальвинизма, самоисполняющегося пророчества.

Для Грейс Рипли из «The Tourist» конфликт между этими, казалось бы, противоположностями выглядит как борьба между принятием неизбежности всех мучительных трансформаций, которые претерпевает она и окружающие ее существа как смысла бытия и возможностью для «перемены участи», борьбы с этой жутковатой заданностью. Только вместо Пряности триггером для озарений в сценарии выступают сами свойства земной атмосферы из-за которых пришельцы – и так изначально чуждые миру людей – медленно умирают, меняясь как внешне, так и внутренне.

С одной стороны, фреймы городской среды мегаполиса как не в одном другом месте сильно определяют действия его обитателей, их гормональный фон, а через него и содержание их сознаний. С другой – именно Мегаполис выступает сосредоточением информации и энергий, причастность к которым позволяет на физическом плане реализовать это сознание наиболее полно.

Наверное, нет особого смысла описывать ту цепочку событий, в силу которых «The Tourist» так никогда и не был снят, а права на него до сих пор лежат где-то в тайных подвалах «Uni­ver­sal». Подробно эта история, равно как и основные сюжетные перипетии сценария, подробно описаны в статье на http://www.hrgiger.com/tourist.htm

Сам сценарий мы любезно выложили для ваших пытливых умов тут

Следует, наверное, сказать лишь то, что одной из главных причин произошедшего было не отсутствие интереса киноиндустрии к скрипту, а, напротив, жадность до яркой идеи, отягощенная полным непониманием того, с какой стороны нужно подходить к ее реализации. Фрагментарность, ризоматичность повествования, отсутствие классической композиции из трех актов, по-настоящему странные персонажи с причудливыми отношениями, описания которых в скрипте часто обрывались на полуслове – текст Noto с одной стороны опережал свое время на десятилетия, а с другой – появился на самом излете эпохи «Нового Голивуда», после которой продюсеры не рисковали больше вкладывать большие средства в проекты подобного плана.

В итоге многие идеи Clair Noto как споры разлетелись по умам разной степени яркости; некоторые проросли в сотнях других лент от тех, что сегодня принято называть собирательным понятием «арт-хаус» до мейнстрима типа «Men in Black» (инопланетные иммигранты, тайно обитающие среди нас под видом людей…). Не так уж и плохо, если подумать, о появлении в последнем персонажа Гриффина в исполнении Майкла Сталберга, который искупает многое.

Insect-Bud­dha

Иллюстрации – Ганс Руди Гигер