Я выныриваю

Я сижу в баке автомобиля, рядом со мной перекатывается трупик майского жука, первоапрельского атлета, погибшего до первого солнцестояния.

Змеи закрывают мои глаза своими жирными, лоснящимися, цвета только что выдавленного гноя, телами.Я качусь по спирали, на меня падают огрызки яблок – я откусываю от одного и горький вкус, вкупе со вкусом бумаги, всасываются рецепторами, зависшими где-то над оранжевыми песками австралийских пустынь и лицами существ, сидящих на вершине огромной башни, посреди снежной равнины, нарывающей редкими салютами ярко-зелёных листьев, на листьях образуются слова, я хватаю один за другим – и приклеиваю зубной пастой к снеговику, ведь яблоко для мозга.

Слова срываются, я размешиваю сгущённое молоко в своей ладони, вокруг меня вырастает лес, с одной единственной тропой…волки рвут мои руки, и уносятся с ними за розоватые облака, я проваливаюсь сквозь творожную массу земли, сосу грудь в лисьей норе, расту, мой рог пробивается через почву, обездвиживая меня, затылок начинает потрескивать как яичница на сковородке в одно из этих немного пасмурных воскресных утренних часов…ну вы знаете. один из пузырей лопается, в него врывается земля и несётся сквозь мою голову, деревья правители, звёзды…

Я внутри семени одуванчика.

Поле, лёгкая морось, небо зеленовато-серое, я иду по плотному ковру из опавших листьев, впереди меня скользит туман, возможно где-то рядом гусеница. Пахнет перегноем и мокрой землёй. Убил ли я только что Землю ещё раз или не Землю? Я виноват в том что проснулся – более всего перед собой, ведь я не смог как истинный творец сдержать себя, ограничить от пробуждения – не смог спать шесть дней подряд ради своего мира, многострадального и разрушаемого с каждым пробуждением. Но возможно я лишь непокорное божество пытающееся материализовать столь совершенную реальность как Сон? А мир Сна лишь урезонивает своё непокорное дитя пробуждением?

Я иду по аллее, с неба на меня воззрилось предзакатное солнце, подглядывающее за мной из-за мелькающих кругом силуэтов деревьев на аллее и машин проносящихся по змеиной коже дороги, распластавшейся вблизи.
Я куда-то тороплюсь, впереди вырастает аркада, моя тень бьётся в титанических корчах из-за ухода своего любовника – солнечного луча.
Темнота сгущается и я оказываюсь посреди просторного зала, напоминающего ресторан, всюду мебель из чёрного дерева, появляется ощущение, что я в обсидиановой шахте.
У посетителей звериные головы, две свиные головы сплелись в страстном поцелуе за соседним столом. Ощущение духоты усиливается, руки слипаются. Каждый шаг подбрасывает меня всё выше и выше.

Посетители начинают оборачиваться ко мне. НО вот дверь, я хватаюсь за дверь, и чувствуя как рука покрывается волдырями дёргаю её и вваливаюсь в соседнее помещение. Подняв глаза я вижу фреску – «Крещение Христа», он темна и покрыта копотью, но это только сильнее выделяет её свечение. С каждой секундой пока я на неё смотрю – мои лёгкие наполняются газом. Я не могу дышать, мир вокруг синеет.
Я стою перед огромной гравиевой площадкой, позади меня – шагах в пятидесяти – многоэтажки, детская площадка – а впереди огромный кирпичный замок, с признаками викторианской эпохи, потёкшими стёклами и высоким крыльцом.
Вокруг него деловито вышагивают грачи. Я подхожу ближе, ставлю ногу на ступени, но ощутив чьё-то присутствие оборачиваюсь – рядом стоит девочка, лет четырнадцати, бледное лицо,глубокие глазницы, глаза чуть на выкате, по её телу иногда проходит едва заметная дрожь. В руках у неё цветы – чахлые ирисы, покрытые пылью и паутиной, словно и их хозяйка.

Она произносит: «Буря»…я делаю шаг от дома к ней, она осыпается, вместо костей у меня обнаруживаются растущие колючие проволоки, деревья сияют, неистовый ветер раскачивает на них черепа, из глазниц которых сыплются мандариновые шкурки,они втыкаются в колышущиеся груди под деревом и земля заходится криком и её змеиный хвост делится надвое, образуя рапсовое поле под ярким безоблачным небом цвета индиго, на которое выкатывается крошечный человек в плаценте кричащий на языках давно наступающих дней, взрывая кактусы посреди пустыни, и образуя на их месте лужи молока,

средь которых дети купаю  бронзу прославляя тех кто строил пирамиды внутри их матерей, зелёные фейерверки, над обломками железного каркаса корабля с зелёными парусами, с которых сходят древние цари и боги и направляются к кроличьей долине,из свой норы безумного повторения и нарезания истины и невозможности ответственности доступной    лишь творцу, правящему колесницей с впряжёнными в неё бесчисленными снами,

и вот ноги начинают сводится судорогами, пальцы заполняют клавиши рояля и над пустыней возвышается титаническое и неземное существо, и стекая в пустыню единственной каплей, оно, словно раковина мудрого моллюска, с увеличивающейся скоростью начинает вращаться разрывая эфир галактики.

И вот продолжает моросить, капли дождя смывают с меня перегной на млечный путь из листьев под моими ногами, передо мной из тумана появляется дом, по его доскам полз плющ, но теперь это лишь сеть мёртвых веток, он выглядит как старинный кукольный домик, простоявший несколько лет на чердаке, из-за двери слышится пение…

меня бросает на одного из пассажиров – я извиняюсь, а тот похоже меня игнорирует, дети, вокруг их много, они толкаясь выходят из вагона на остановке, я иду с ними…на улице прохладно мы посередине заснеженного посёлка, скрип снега сопровождает меня к маленькому полузамерзшему пруду на окраине, я ложусь на землю, свитер вплотную прижимается к телу и чуть покалывает.

Передо мной приборы, микроскопы – я плохо соображаю, и хватая лупу – одно из немногих знакомых приспособлений вглядываюсь в мёртвую почву – и вижу крошечных устриц, покрытых изморозью, я беру одну, открываю раковину и выпиваю содержимое и захожу внутрь опустевшей раковины,

я чувствую что я лежу и подо мной движется земля, и перевернувшись обнаруживаю что подо мною множество черепах, я встаю и пытаясь удержать равновесие шагаю по их панцирям.И снова я посреди леса, небо розоватое, ветер слегка покачивает ветви сосен и исчезает у меня за спиной,

я осторожно шагаю по утоптанной дороге посреди леса, по земле ползают жуки, ящерицы греются под пробившимися сквозь листву лучами солнца – предо мной небольшой холм на котором располагается деревенька,

приблизившись я замечаю что там одни женщины, сгорбленные и занятые какими-то делами, я подхожу к домам, открываю двери, но в каждом доме обнаруживаю хлев.

Бассейн, я погружаюсь под воду

смотрю на пузырьки слева и справа, сверху подрагивает свет ламп,

я выныриваю.

© Виктор Сафрошински, 2012