Exitenzialism

Смотри внимательно, это очень важные страницы. Вероятно, самые важные: я даю тебе ключ. Это так важно, что не только я напишу об этом, но и ты тоже сейчас же, как выслушаешь меня, пойдешь и запишешь всё, что увидел и услышал. Начиная с того момента, как первый раз затянулся внизу.

Привести Иксти к этой стене накуренным было частью моего плана, такого сырого и необдуманного, ничего лучше просто не пришло в голову. Надо было одновременно спешить и вести себя неподозрительно. Я рассудила так: когда он – так же как и я – заметит несоответствие между своими воспоминаниями, своим восприятием действительности и тем, что ему навязывается этой самой действительностью, тогда Иксти логичным образом должен при очередном выполнении «категоризации», в первую очередь, обратить внимание на всё то, что было отмечено «нереальным», будь то сны, опьянение, чужие мысли или вымысел. Так, заставив его нетрезвым созерцать специально созданную для этого инсталляцию, да ещё заставив это потом записать, да ещё заставив об этом прочитать написанное мной – я очень хорошо повышаю вероятность того, что он заметит эту информацию потом. Что он получит ключ, что он сможет выйти.

– Ключ от чего? – спрашивает Иксти.

– Не от чего, а для чего, – отвечаю. – Чтобы понять, ты должен ответить на несколько вопросов.

– Сейчас? – восклицает он. – Я не уверен, что…

– Это один из вопросов. Подумай хорошенько, а я пока перечислю остальные.

Иксти медлит, но в итоге всё-таки кивает.

– Ты помнишь, как тебя зовут?

Иксти уверенно открывает рот, но я дёргаю его за рукав и продолжаю:

– Не пытайся их запомнить, эти вопросы. Я их тебе в точности напишу. Запоминай свои ощущения и мысли. Сколько имён ты помнишь? Происхождение скольких из них тебе известно? Ты актроид или человек? За последние три месяца сколько тебе снилось снов с относительно стройным сюжетом? Можешь ли ты назвать какие-то повторяющиеся детали? Принимал ли ты наркотики хоть раз до того, как застрял здесь? Что с тобой происходило? Что ты знаешь о бесплотных путешествиях? Смог бы ты объяснить человеку с улицы, что это такое? Бывал ли ты где-нибудь в качестве бесплотного пилота? Что ты помнишь об этом? Что ты знаешь о смерти? Умирал ли ты когда-нибудь? Что означают сиреневые страницы? Читал ли ты когда-нибудь текст на сиреневых страницах? Если читал, о чем был текст?

Иксти смотрит на меня с ужасом. Сейчас для него это слишком большая лавина вопросов, хотя, будь он трезв, он бы уже наверняка что-нибудь отчеканил и смотрел на меня невозмутимо. Но мне не нужны его ответы. Не нужны сейчас.

– Стой, не отвечай, это не всё. «Заводной апельсин» – это фильм или книга? Анна Каренина существовала или нет? Сколько было мировых войн? Сколькими планетами для тебя исчисляется мир? Квантовая физика устарела? Оледич – это блюдо какой национальной кухни? Что стало с Чехией в 2036 году? Чем тебя раздражает английский язык? Какого цвета постпанк?

Я делаю паузу, Иксти произносит: Ф‑У-Х. Он кладет ладони на глаза и глубоко дышит.

Но и это ещё не всё. Теперь нужно похожим образом загрузить ему зрительный анализатор. Я кладу руки ему на плечи.

– Райан, – умышленно обращаюсь к нему другим именем, – Райан, послушай меня еще более внимательно. Ты не сможешь сейчас ответить на все эти вопросы. Не потому что ты накурен – это-то как раз повышает твои шансы. Ты не знаешь всех ответов. Даже на те, где ты уверен, твой мозг обманывает тебя, Райан. Эти вопросы даже обращены не к тебе. Они адресованы человеку, который станет Иксти. И станет, если попытается ответить.

– Стой, – резко убирает свои ладони с лица Иксти, – если я сейчас попытаюсь ответить, если я сейчас отвечу, – я стану Иксти?

Чёрт, я плохо рассчитала, он слишком умён, чтобы это далось так легко. До чего же хорошо приходится идиотам, удачно угодившим в руки тем, кто знает «как всё на самом деле», они просто верят, просто позволяют внушить себе что угодно и внезапно оказываются уровнем выше тех, кому непременно нужно самим разобраться. С другой стороны, у этих идиотов нет шансов опередить своих «гуру» ни на грамм.

– Возможно, возможно, я не знаю, – отвечаю почти честно, – но сейчас важно не это. Если даже сейчас ты станешь Иксти, или Райаном, или мной, или мадагаскарским лемуром, – ты станешь таким ненадолго.

– Пока не отпустит? – усмехается Иксти.

– Нет. Марихуана отпустит тебя через 20 минут, а твоё сознание не отпустит еще год, может, два, может, никогда не отпустит.

Иксти снова хочет что-то сказать, я перебиваю:

– Поэтому не погружайся сейчас ни в себя, ни в кого! Смотри на стену. Видишь, картинки? Расскажи мне про них.

– Сейчас?

– Сейчас.

– Х‑хорошо. Я вижу светлую стену. Стену с большими буквами EXISTENZIALISM. На ней развешены фотографии. И рисунки. Фотографии и рисунки. У них есть что-то общее. Да. На них на всех знаки ммм невыхода. Красные и жёлтые. No exit. No exit. No exit. No hay sal­i­da. No exit.

«Умничка, умничка,» – твержу я про себя.

– На некоторых они на фоне чудесной зелени, на некоторых просто надпись, на некоторых есть и другие знаки. – И словно в подтверждение зачитывает:

– Unas­sumed road. Use at own risk.

Он скользит взглядом по надписи в центре и наконец замечает:– О, так здесь написано не экзистенциализм, а экзитенциализм. EXITENZIALIZM! Остроумно. Только здесь же везде совсем не выход?

– Смотри дальше.

Иксти переходит к правой части стены и продолжает озвучивать:

– Так, здесь обложки книг, это обложки книг. Сартр. No exit. Кстати да, я сразу об этом подумал. Как там у него? L’en­fer, c’est les autres! Ха-ха, – слова со следующей картинки он зачитывает на английском, но с нарочитым французским акцентом:

– No exit and three oth­er plays.

И глядя мне прямо в глаза тяжёлым, испытывающим взглядом, добавляет томно:

– Mon cœur.

Я улыбаюсь, мысленно я просто ликую, каков молодец. Больше ассоциаций, полнее восприятие, глубже запоминание, давай-давай! Но одёргиваю его с серьёзной миной: не отвлекайся, продолжай! От следующей картинки Иксти и вовсе начинает заливисто смеяться. Я напоминаю:

– Говори, что видишь.

– Надпись вижу. No seri­ous­ly NO EXIT dumb fuck­ers.

Внезапно он немного серьёзнеет:

– Меня бесит английская пунктуация, вот что. Она там вовсе, кажется, отсутствует. Во всём долбанном английском языке. Нет, в самом деле… Ладно, ммм, дальше. Это фотография напуганного человека и подпись DO IT, FAGGOT. I DID. Ааа, так это Йен Кертис.

Иксти легонько толкает меня и напевает:

Ян Кёртис умер у тебя на глазах,

Джим Моррисон умер у тебя на глазах,

А ты остался таким же как и был…

Про песню это он хорошо сообразил, якорем больше, я и не подумала, что он может её знать.

Иксти становится совсем печальным:

– Я с ним смотрел фильм, а потом он повесился. Он просто не видел выхода. Я и до тех пор сомневался, а уж после. Выхода ведь нет, да? Всё здесь об этом, да?

– Нет. Нет. И это ключ. Ключ к выходу. Когда ты снова будешь думать о том, что выхода нет, – а мысли об этом неизбежны, ты ведь умный мальчик, – когда будешь думать об этом…

Иксти сжимает мою руку:

– Суицид – это вообще выход?

Я теряюсь, я не так хотела сказать, не это. Я не знаю, в моём случае именно это и был путь к выходу, но так и сказать – невозможно, я могу очень навредить. Я сбиваюсь:

– Нет. Да. Возможно. Никаких гарантий.

Иксти снова подносит ладони к глазам, но я не даю ему закрыть их.

– Смотри! Здесь ещё одна картинка, это важно.

На висящем в стороне знаке немного другой текст: STOP Not an exit.

Иксти кривится:

– Это, должно быть, жизнеутверждающе? Это должно отвлечь меня от важных суицидальных мыслей?

– Нет. Это должно напомнить тебе, что выход есть.

– Где?

– Где угодно. Я не знаю, ты не знаешь. Помни, золотце, выход есть всегда. Поэтому мамочка и носит с собой эти таблетки.

– Это… это из какого-то фильма?

– Нет! Не знаю! Это просто дистрактор!

– Кого? Меня? От чего?

– От всего! Смотри на стену и слушай мой голос.

Иксти кивает. Я произношу с чудовищными паузами, дожидаясь его кивка после каждой порции слов:

– Фильм ли это, с тобой ли это происходит или с Хамфри Богартом – ты никогда не знаешь наверняка. Ты можешь перепутать все лейбочки во время «категоризации» и не заметить подвоха. Райан, дорогой, нас может вообще не быть как таковых. Только на бумаге. Понял? Теперь иди и опиши всё на бумаге. Это срочно.

– Бумаге какого цвета? – спрашивает Иксти буднично. И я понимаю, что он абсолютно трезв и что до него всё дошло.

© Сакха, 2012