Апокалипсис Даниила Хармса

Откровение Чудотворца высокого роста, которое дал Ему Даниил Хармс, чтобы показать рабам Своим, чему надлежит быть вскоре. И Он показал, послав оное через Старуху рабу Своему Грипапе Мудрому, который свидетельствовал слово Хармсово и свидетельство Чудотворца и что он видел. Блажен едящий полтавскую колбасу и слушающий слова пророчества сего, и соблюдающий написанное в нем; ибо время близко.

Я был на Мальцевском рынке в день воскресный, и услышал позади себя громкий голос, как бы трубный, который говорил: «Баба-Яга. Сломанная лилия. Дррянь! Ни слова о Багдадском Воре. Ша. То, что видишь, напиши в книгу и пошли Калугину, Алексею Алексеевичу, Петракову, Гоголю, столяру Кушакову и Семену Семеновичу». Я обратился, чтобы увидеть, чей это голос, говоривший со мною; и обратившись, увидел семь горящих огурцов и двадцать четыре куста, за которыми сидели милиционеры, а мимо них снова и снова проезжал Сидящий на Старухе, которая стояла на чем-то, напоминающем эскалатор в форме ленты Мебиуса, так что движение его было цикличным. Глава Его была лысой, как яйцо, и очи Его, как пламень огненный; ноги Его подобны огурцам, и голос Его, как шум котов и комаров многих. Он держал в деснице Своей Чака Норриса, и из уст Его выходил большой, острый с обеих сторон огурец — купленный, по всей видимости, на том же самом рынке и все еще довольно свежий.

И когда я увидел Его, то пал к ногам Его, как мертвый. И Он положил на меня десницу Свою и сказал мне: не бойся; Я есмь Хармс, хармс, Хаармсъ, Дандан, Чармс, Карл Иванович Шустерлинг;
был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада, безумия и смерти. Итак напиши, что ты видел, и что есть, и что будет после сего.

Калугину напиши: так говорит Сидящий на Старухе: Знаю дела твои, и труд твой, и терпение твое, когда сидел ты за кустами, а мимо кустов проходил милиционер. Ты многое испытал в этом сне, особенно когда сидел за милиционером, а мимо проходили кусты. Но имею против тебя то, что ты оставил сон, который я послал тебе, да еще и закричал, поэтому нахожу тебя тощим и негодным, и приказываю жакту выкинуть тебя вместе с сором.

И Алексею Алексеевичу напиши: так говорит Сидящий в окружении двадцати четырех кустов, Который был мертв, и се, жив: Знаю твои дела, и скорбь, и побои, которые пришлось тебе претерпеть от Андрея Карловича, но ты сам в этом виноват, ибо нападая на Андрея Карловича, должен был учесть возможное сопротивление с его стороны, а особенно — вставную челюсть, которой он тебе лицо искалечил, поэтому имеющий ухо да услышит: беги теперь от Андрея Карловича изо всех сил, дабы не отыскал он тебя и не искалечил вновь.

И Петракову напиши: так говорит Познавший большие огурцы, которые продают теперь в магазинах: Знаю дела твои и неспособность уснуть. Но зачем ты лег мимо кровати, которую я послал тебе? А раз ты не возжелал подняться и на посланную тебе кровать лечь, то не будет тебе более сна, отныне и до века.

И Гоголю напиши: так говорит держащий Чака Норриса в деснице своей: знаю твои дела и любовь, и служение, и веру, и терпение твое, и то, что последние дела твои больше первых. Но зачем споткнулся об Пушкина ты и назвал его мерзопакостью? Покайся; а если не так, скоро приду к тебе и сражу тебя обоюдоострым огурцом уст Моих.

И столяру Кушакову напиши: так говорит тебе Тот, кто некогда страдал от советской власти, а ныне возвысился надо всем что было, есть и будет, а также над тем, чего не было, нет и быть ни при каких обстоятельствах не могло: Знаю, что ты имеешь грех предо мной, не послушавшись аптекаря, которого я послал тебе, дабы ты купил достаточно пластырей и более не расшибался. Поэтому не пустят тебя больше ни в одну квартиру и все двери будут перед тобой закрыты. Но не бойся ничего, что тебе надобно будет претерпеть, ибо ради Меня будут все страдания твои.

И Семену Семеновичу напиши: так говорит Тот, кто имеет кулак, все иные кулаки превосходящий, причем как в отдельности, так и в совокупности: Имею против тебя то, что не поверил ты посланцу моему и счел его оптическим обманом. Я дал тебе время покаяться в поступке твоем, но ты не покаялся, поэтому лишу я тебя очков твоих. А кто побеждает и соблюдает дела Мои до конца, тому дам власть над детьми твоими. И растопчет он в пыль их, как сосуды глиняные и раздавит, словно переспелые огурцы.

После сего я взглянул, и вот, дверь отверста на небе, и прежний голос Старухи, который я слышал, как бы звук трубы, говоривший со мною, сказал: взойди сюда, и покажу тебе, чему надлежит быть после сего. И тотчас я был в духе; и вот, стенные часы стояли на небе, но не было у них стрелок. И эти часы видом были подобны камню яспису и сардису; и радуга вокруг них, видом подобная смарагду. И голос Старухи произнес: «Без четверти три». И вокруг часов были двадцать четыре больших куста, а за каждым из них сидел милиционер. И от милиционеров исходили молнии и громы и гласы, и семь огурцов огненных горели перед часами, которые суть семь духов Хармсовых; и перед часами — Мальцевский рынок, подобный кристаллу; а в нем — четверо слепых, покрытых вязаной шалью спереди и сзади. И первый слепой был подобен читателю, и второй слепой подобен рабочему, и третий слепой имел лицо, как Ваня Рублев, и четвертый слепой выглядел как химик. И каждый из этих четырех граждан имел по шести вставных челюстей вокруг, а внутри они были исполнены огурцов; и ни днем, ни ночью не имеют покоя, взывая: «А по-моему,ты говно! А по-моему,ты говно!» И когда четверо слепых воздают славу и честь и благодарение Сидящему на Старухе, тогда двадцать четыре милиционера падают пред кустами, а математик вынимает шар из головы. Не нравится это Андрею Семеновичу и кричит он подобно грому: «Положь его обратно. Положь его обратно. Положь его обратно. Положь его обратно.» А двадцать четыре милиционера восстают с колен своих и провозглашают: «достоин Ты, Даниил Хармс, приять славу, и честь и силу, ибо нет во вселенной ничего сильнее абсурда и так было, есть и будет».

И видел я в деснице у Сидящего на Старухе перезрелый огурец, желтоватого цвета, запечатанный семью печатями. И видел я Чака Норриса, провозглашающего громким голосом: кто достоин взять сей огурец и снять печати его? И никто не мог, ни на небе, ни на земле, ни под землею, взять сей огурец и снять печати его. И я много плакал о том, что никого не нашлось достойного взять сей огурец и снять семь печатей его. И один из милиционеров сказал мне: не плачь; вот, Чудотворец высокого роста, он может взять в руки сей огурец и снять семь печатей его. И я взглянул, и вот, посреди Мальцевского рынка и четырех слепых, кустов и милиционеров, стоял Чудотворец высокого роста. И Он пришел и взял перезрелый огурец из десницы Сидящего на Старухе.

И когда он взял огурец, тогда читатель, рабочий, Ваня Рублев, химик и двадцать четыре милиционера пали пред Чудотворцем, имея каждый в руках полтавскую колбасу и золотые чаши, полные кефира. И поют новую песнь, говоря: «достоин Ты взять огурец перезрелый и снять с него печати, ибо ты был принесен в жертву абсурду и соделал нас царями и священниками Хармсу нашему; и мы будем царствовать на земле.»

И я видел, и слышал голос многих комаров и котов вокруг настенных часов, лишенных стрелок, и число их было тьмы тем и тысячи тысяч, которые говорили громким голосом: достоин сей Чудотворец принять силу и богатство, хлебный квас и кефир, и честь, и славу, и благословение. И всякое создание, находящееся на небе и на земле, и под землею, и на море, и все, что в них, слышал я, говорило: «Какой-то жесткий картон сгибается в тиме и теме, даже глюкерики назонят стрехи. Такамбы глувеются стинерий позвойные клюши. Гирейся сиверий старайный каранда, супинся сдвигоной минется шерсти. Глазофиоли здвойнись развротели зовись на секунду наивным чуродом. Гранись ззостенный пламенькой в нестенах огрошно и скушно орнаментно вдруг. Там плещут поленья головочным меном и миги мигают минет. Ростиньки оправны и вредны забульки кидаешь гостинец — разврат — писталет. Прорады плазнятся и стихится струнно, каберним веселкой в препляс полонез. Полюбются,голубо стенкой задвинулся, стиль — да дорай да дорай да дуды.»

И я видел, что Чудотворец снял первую из семи печатей, и я услышал одного из четырех слепых, говорящего как бы громовым голосом: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем Андрей Карлович, имеющий вставную челюсть, и дан был ему огурец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить.

И когда он снял вторую печать, я услышал рабочего, говорящего: иди и смотри. И вышел другой конь, рыжий; и сидящий на нем Орлов объелся толченым горохом и умер. А Крылов, узнав об этом, тоже умер. А Спиридонов умер сам собой. А жена Спиридонова упала с буфета и тоже умерла. А дети Спиридонова утонули в пруду. А бабушка Спиридонова спилась и пошла по дорогам. А Михайлов перестал причесываться и заболел паршой. А Круглов нарисовал даму с кнутом и сошел с ума. А Перехрестов получил телеграфом четыреста рублей и так заважничал, что его вытолкали со службы.

И когда Он снял третью печать, я услышал Ваню Рублева, говорящего: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий сундук в руке своей. И слышал я голос Чака Норриса, говорящий: Вот я задыхаюсь в сундуке, потому что у меня тонкая шея. Крышка сундука закрыта и не пускает ко мне воздуха. Я буду задыхаться, но крышку сундука все равно не открою. Постепенно я буду умирать. Я увижу борьбу жизни и смерти. Бой произойдет неестественный, при равных шансах, потому что естественно побеждает смерть, а жизнь, обреченная на смерть, только тщетно борется с врагом, до последней минуты не теряя напрасной надежды. В этой же борьбе, которая произойдет сейчас, жизнь будет знать способ своей победы: для этого жизни надо заставить мои руки открыть крышку сундука. Посмотрим:кто кого?»

И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос четвертого слепого, химика, говорящий: иди и смотри. И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем рыжий человек, у которого не было глаз и ушей. У него не было и волос, так что рыжим его называли условно.Говорить он не мог, так как у него не было рта. Носа тоже у него не было. У него не было даже рук и ног. И живота у него не было, и спины у него не было, и хребта у него не было, и никаких внутренностей у него не было. Ничего не было! Так что не понятно, о ком идет речь. Уж лучше мы о нем не будем больше говорить.

И когда Он снял пятую печать, удивительный случай случился со мной: я вдруг забыл, что идет раньше — 7 или 8. Тогда я увидел под сундуком души убиенных за слово обэриутное и спросил их, что они думают по этому поводу. Каково же было их и мое удивление, когда они вдруг обнаружили, что тоже не могут вспомнить порядок счета. 1,2,3,4,5 и 6 помнят, а дальше забыли. И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Даниил Хармс, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу? И даны были каждому из них вязаная шаль, кружка кефира и полтавская колбаса, и сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время, пока Андрей Андреевич купит на рынке фитиль и произойдут некоторые другие события.

И когда Он снял шестую печать, Андрей Андреевич Мясов купил на рынке фитиль и понес его домой. По дороге Андрей Андреевич потерял фитиль и заметил, что солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь. Тогда он зашел в магазин купить полтораста грамм полтавской колбасы. Потом Андрей Андреевич зашел в молокосоюз и купил бутылку кефира, потом выпил в ларьке маленькую кружечку хлебного кваса и встал в очередь за газетой. Очередь была довольно длинная и звезды небесные падали на землю, подобно тому как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои. Заметив это, Андрей Андреевич потоптался на месте и пошел домой, но небо скрылось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих, поэтому домой Андрей Андреевич пришел очень злой и сразу лег спать, но долго не мог заснуть, а когда заснул, то увидел сон: будто он потерял зубную щетку и говорит горам и камням: падите на нас и сокройте нас от лица Сидящего на Старухе и от гнева Чудотворца; ибо пришел великий день гнева Хармсова, и кто может устоять? И тогда цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякий раб, и всякий свободный, услышав его речь, высунулись из окон и упали, один за другим, но те из них, что разбились насмерть, были немедленно воскрешены Сидящим на Старухе, ибо мучения их только начинались. Впрочем, это был только сон Андрея Андреевича и на самом деле никто ниоткуда не выпадал.

© Nomto93, 2012