Человек как собственность государства

I

 К  постановке  вопроса

Прежде  чем  приступить  к  рассмотрению  нашего  вопроса,  сразу  оговоримся – мы  станем  рассматривать  здесь  человека  как  собственность  государства  скорее  с  позиции  философско–правовой,  нежели  только  с  точки  зрения  юриспруденции.  Подобное  разграничение  представляется  нам  наиболее  верным,  так  как  право  собственности  на  людей  в  современном  мире  не  признается  ни  за  одним  субъектом  правоотношений.  Всякое  государство – вне  зависимости  от  политического  устройства – декларирует  свободу личности.  Однако  патетическое  восклицание  Руссо  о  том,  что  «человек  рожден  свободным,  а  между  тем  он  везде  в  оковах»,  остается  чрезвычайно  актуальным  и  по  сей  день.

Что  мы  понимаем,  когда  говорим  о  свободе  личности?  Свобода  личности – это «способность человека действовать в соответствии со своими интересами и целями, осуществлять выбор» – говорит  нам  любой  энциклопедический  словарь,  и  мы  станем  придерживаться  этого  определения.  Но  как  разрешить  противоречие,  если  интересы  и  цели  индивида  не  совпадают  с  интересами  и  целями  государства,  а  осуществлять  выбор  он  может  только  исходя  из  вариантов,  предложенных  самим  государством,  или  же  лишен  выбора  вообще?!

Истоки  данного  противоречия,  на  наш  взгляд,  следует  искать  в  сознании самого  индивида.  Существуя  в  обществе,  он,  таким  образом,  воспринимает  мораль,  установленную  государством,  как  нечто  само  собой  разумеющееся.  Государство  через  социальные  институты  формирует  сознание  индивида,  наделяя  своим  смыслом  такие  категории,  как  «свобода»,  «право»,  «долг»,  «обязанность»,  и  оперирует  ими,  исходя  из  собственной  морали  при  создании  нормативно – правовых  актов.  И  потому  необходимо  особо  отметить  то  обстоятельство,  что  «человек  как  собственность  государства»  начинается  именно  в  сознании  самого  субъекта.

Также  возникает  легитимность  государственной  власти,  и  представая  в  сознании  индивида  как  единственно  справедливая  и  правомерная.

Мы  попытаемся  рассмотреть  наш  главный  тезис  с  позиции  права – как  гаранта  человеческой  свободы.  Право  должно  выступать  именно  в  таком  качестве,  а  не  как  законодательно  закрепленное  оправдание  государственного  принуждения.  Три  аспекта,  в  которых  станем  рассматривать  эту  проблему – внешняя  политика,  армия,  налоги – зачастую  иллюстрируют  противоположное  явление:  государственное  принуждение  действует  вопреки  и  не  взирая  на  гражданские  свободы,  установленные  самим  государством.

Все  нижеизложенные  заметки  по  данному  вопросу  представляют  собой  стремлениев  общих  чертах  обозначить положение  личности  в  современном  государстве.  Основываясь  на  обобщающих  абстракциях  и  не  претендуя  на  полноту  и  объективность  в  освещении  вопроса,  мы  видим  нашу  задачу,  в  первую  очередь,  в  попытке  обосновать тезис,  вынесенный  в  заглавие  этой  работы,  и  наметить,  по  мере  сил,  возможные  варианты  решения  проистекающих  из  него  проблем.

 II

Внешняя  политика

Чем  руководствуется  государство,  определяя  свой  курс  внешней  политики?

Вполне  логичным  было  бы  ответить,  что  современное  государство  руководствуется  своими  внешними  функциями,  главными  из  которых  являются  оборона  страны,  интеграция  в  мировую  экономику  и  сотрудничество  с  другими  странами  в  решении  глобальных  проблем.  Внешняя  сторона  ответа  на  этот  вопрос  выглядит  достаточно  ясно  и  убедительно,  но  есть,  по  своей  сути,  только  фасад  и  не  раскрывает  всей  глубины  проблем,  за  ним  скрывающихся.

Одной  из  первостепенных  проблем  здесь  являются  амбиции  правительства.  Чем  больше  и  влиятельнее  государство,  тем  больше  и  амбиции.  Манипулируя  такими  понятиями,  как  «национальные  интересы»,  «национальная  безопасность»,  руководство  страны  зачастую  реализует  именно  собственные  амбиции,  заставляя  граждан  поверить,  что  государственные  интересы  преобладают  над  общечеловеческими.

Мировая  история  изобилует  примерами  подобных  амбиций:  Вторая  мировая  война,  агрессивная  внешняя  политика  СССР  под  лозунгом  «борьбы  за  мир»  или  современная  политика  «борьбы  за  демократию»  США  определялись  и   определяются  в  первую  очередь  личными  амбициями  фюрера,  генеральных  секретарей  или  президентов.

Но  возникает  вопрос:  разве  всеобщая  разруха,  миллионы  человеческих  жертв,  экономические  кризисы,  следующие  за  войнами,  и  есть  национальные  интересы  или  способствуют  национальной  безопасности?

С  такой  позиции  мы  и  должны  смотреть,  когда  беремся  утверждать  о  человеке  как  о  собственности  государства.  Человеческие  ценности  вытесняются  из  сознания  гражданина,  политическая  или  идеологическая  пропаганда  формирует  в  сознании  широких  масс  выгодные  для  государства  взгляды.  Именно  так  человек  становится  собственностью – то  есть  вещью,  принадлежащей  государству,  и  прекращает  быть личностью  с индивидуальными  потребностями  и  интересами.

Право  на  владение,  пользование  и  распоряжение  человеческими  жизнями,  имуществом,  интересами,  реализуется  государством  в  отношении  граждан.

Но  чаще  всего  индивид  этого  просто  не  замечает.  Его  разум  затмил  клич  о  «национальных  интересах»,  уши  заполонил  призыв  боевого  рожка,  а  сердце  сжалось,  когда  ему  напомнили  о  священном  долге  перед  Родиной  (здесь  нам  вспоминается  остроумное  замечание  Августа  Стриндберга,  однажды  написавшего,  что  «когда  государство  начинает  убивать,  оно  всегда  называет  себя  Родиной»).  В  самом  деле,  а  чем  же  еще  является  гражданин  в  таком  состоянии,  как  не  вещью?  И  государство,  в  лице  амбициозных  политиков,  этим  умело  и  без  смущения  пользуется.

Нельзя  не  коснуться  и  экономической  стороны  данной  проблемы,  приведя  для  примера  современные  отношения  между  Грузией  и  Россией.  Одна  из  основных  причин  противоречий  здесь   – именно  в  амбициях  государственного  руководства  как  с  одной  стороны,  так  и  с  другой.  Но  затянувшийся  российско-грузинский  кризис  отразился,  в  первую  очередь,  на  рядовых  гражданах  обоих  государств:  ограничение финансовых операций, блокада транспортного сообщения, депортации граждан Грузии  с  территории  Российской  Федерации,  запрет  на  выдачу  российских виз  для  граждан  Грузии  и  ввоз  грузинского  вина – с  российской  стороны,  и  антироссийская  пропаганда  со  стороны  Грузии – вот  основные  инструменты  внешнеполитической  борьбы  государств,  обернувшиеся  неблагоприятными  последствиями  для  тысяч,  чуждых  амбициозным  стремлениям  политиков,  граждан,  заинтересованных,  надо  полагать,  больше  в  собственном  благополучии  и  благополучии  соседа  и  торгового  партнера,  нежели  в  разрушающей  социальные  и  экономические  связи  конфронтации  сторон.

Отдельно  взятый  индивид  никогда  не  сможет  противостоять  воле  своего  государства. Свобода  личности  с  ее  правом  действовать  в  соответствии  с  собственными  интересами  ничего  не  значит  для  государства,  преследующего  свои  цели,  нисколько  не  обращая  внимания  на  противоречие  с  изначальными  целями  своей  организации – охране  прав,  свобод  и  интересов  граждан.

Государство  лоббирует  интересы  стоящих  во  главе  руководства  политиков  и  чиновников,  обращая  народ  в  безвольные  массы,  то  есть  практически  в  такую  же  собственность  как,  к  примеру,  кофемолка: задача  кофемолки – перемалывать  зерна  и  исправно  работать,  выдавая  владельцу  результат  своей  работы  всякий  раз,  как  он  соизволит  нажать  на  кнопку.  При  этом  владелец  вряд  ли  поинтересуется  у  кофемолки,  в  ее  ли  интересах  молоть  кофе,  или  ей  хотелось  бы  вместо  этого  сегодня  перемолоть  крупу – он  сам  осуществляет  выбор,  оставляя  право  на  распоряжение  своим  имуществом  за  собой,  логично  обрекая  оное  на  участь  безмолвного  бытового  прибора.

Утрируя  изначальный  смысл  нашего  утверждения,  мы,  в общем-то,  не  так  уж  далеко  отступаем  от  истины:  стоит  только  заменить  кофемолку  и  ее  владельца  на  личность  и  государство,  как  перед  нами  предстанет  истинное  значение  взаимоотношений  между  этими  субъектами  (один  из  которых  здесь – бесспорный  объект).

Когда  мы  говорим  о  государстве – мы  не  подразумеваем  какую-то  определенную  страну,  которую  однажды  можно  будет  покинуть  ради  той,  где  естественные  права  личности – высшая  ценность,  и  где  не  человек  служит  государству,  но  государство  выступает  действительным  гарантом и  охраной  интересов  и  прав  личности.

Сегодня  такой  страны  не  существует,  и  даже  меняя  гражданство  одного  государства,  предстающего  в  сознании  индивида  менее  демократичным  и  либеральным,  чем  то,  в  пользу  которого  выбор  сделан,  в  сущности,  он  меняет  только  собственника – и  не  более.

Но  если  идеального  правового  государства  пока  не  существует,  то  стремление  к  его  созданию  должно  присутствовать  всегда. Осуществление  подобных  устремлений  возможно  только  в  том  случае,  если  общество  осознает  тот  факт,  что  государство  имеет  право  на  существование  лишь  в  том  объеме,  в  котором  оно  охраняет  права  отдельной  личности.

Свобода  отдельной  личности  есть  благо для  всего  общества. Внешняя  политика  государства  должна  строиться  с  учетом  именно  этого  критерия.  Конечно,  всем  сразу  никогда  не  угодишь,  но,  следуя  за  внешнеполитическими  функциями  государства,  право  на  безопасность  и  суверенитет,  свободная  торговля  и  международное  взаимное  сотрудничество  в  решении  глобальных  проблем,  не  ограниченные  интересами  только  наделенный  властью  элиты,  и  есть  общее  благо,  из  которого  следует  исходить  государству  в  планировании  и  реализации  своей  внешней  политики.

III

Армия

В  1981  году  Мавритания  стала  последним  государством,  официально  запретившим  владение рабами и использование рабского труда.  К  настоящему  времени  исчезло  само  юридическое  понятие  рабовладения,  однако  рабство  как  таковое, отнюдь  не  стало  исторической  вехой  в  развитии  человечества,  но  продолжает  существовать  и  по  сей  день  в  устрашающих  масштабах.  Просто  для определения рабского положения человека  теперь  используются  другие  критерии.

Сегодня  считается,  что человек находится на положении раба, если в его отношении выполняются три условия:

1) его деятельность контролируется иными лицами с помощью насилия или угрозы его применения;

2) он находится в данном месте и занимается данным видом деятельности не по своей воле и лишён физической возможности изменить ситуацию по собственному желанию;

3) за свою работу он либо не получает оплаты вообще, либо получает минимальную оплату.

Говоря  о  российской  (да  и  любой  другой,  практикующей  военную  службу  по  призыву)  армии,  в  аспекте  нашей  темы  и  исходя  из  вышеуказанных  критериев,  мы  можем  именовать  государство  как  наиболее  крупного  рабовладельца  нашего  времени.

Когда-то  в  римском  частном  праве  институт рабства находил себе в глазах римских юристов законное обоснование в войне; если законно убийство военного противника, то тем более законно овладение им, установление права собственности на его личность. Так, война, которая в течение долгого времени являлась способом приобретения рабов, служила для римских юристов и этико-юридическим  оправданием рабства.  Современное  государство,  как  и  римские  юристы  две  тысячи  лет  назад,  также  находит  законное  обоснование  возникновения  права  собственности  в  войне,  однако  распространяет  его  на  собственных  граждан,  проходящих  воинскую  службу  по  призыву.

Чем  как  не  собственностью  является  человек,  не  по  своей  воле  облаченный  в  воинское  обмундирование  и  принуждаемый  к  насилию  под  угрозой  насилия  (уголовной  ответственности)?!

Радикально  настроенный  патриот  может,  конечно,  возразить  нашей  точке  зрения,  негодующе  напомнив  о  долге  перед  Родиной,  об  обязанности  Родину  свою  охранять  и  защищать.  Но  чью  Родину  защищали  американские  солдаты  во  Вьетнаме  или  советские  солдаты  в  Афганистане?  Здесь  мы  снова  должны  вернуться  к  вопросу  о  внешнеполитических  функциях  государства,  в  частности  к  функции  обороны.  Еще  в  ХVII  веке  Гуго  Гроций  в  трактате  «О  праве  войны  и  мира»  изложил  теорию  справедливой  войны  как  средство  исключительно  самозащиты.  Вторя  Платону,  мы,  к  сожалению,  должны  признать,  что  войны  закончатся  только  тогда,  когда  не  останется  никого  в  живых,  но  даже  принимая  столь  пессимистическую  точку  зрения,  необходимо  особо  отметить,  что  только  в  целях  самозащиты  и  только  в  случае  крайней  необходимости  государство  может  проводить  всеобщую  мобилизацию.

Только  в  этом  случае  мы  можем  говорить  о  долге  перед  Родиной,  и  здесь  в  сознании  индивида  будет  уже  срабатывать  не  пропагандистский  слоган,  но  естественное  чувство  борьбы  за  собственную  свободу  и  за  свободу,  благополучие  и  безопасность  своих  близких,  куда  больше  олицетворяющих  в  данном  случае  Родину,  нежели  агитационный  плакат  Тоидзе  «Родина-мать  зовет!».

Не  можем  мы  не  упомянуть  и  о  так  называемой  «альтернативной  гражданской  службе»,  которая,  откровенно  говоря,  напоминает  скорее  насмешку  над  правом  личности  на отказ от военной службы  по  моральным, этическим, политическим  или  религиозным убеждениям,  нежели  реальный  вариант  решения  проблемы.  Если  человек  с  автоматом  (пусть  и  под  угрозой  насилия  ему  вверенным)  еще  каким-то  образом  может  оправдать  собственное  положение,  то  человек  с  насильственно  вверенной  ему  метлой  или  лопатой  оправдывает  только  свое  положение  раба.  Давая  право  отказаться  от  военной службы,  государство  не  освобождает  призывника  от  необходимости  длительное  время  работать  на  него  за  минимальную  оплату  без  возможности  выбора  места  работы и  характера  деятельности.

Так  может  ли  государство  существовать  без  армии?  Может,  но  только  в  том  случае,  если  ему  в  принципе  нечего  делить  и  нечего  защищать.  Исландия,  у  которой,  помимо  береговой  охраны,  других  вооруженных  сил  не  существует  вообще – есть  образец  именно  такого  государства.  Но  Исландия – остров  на  краю  света,  и  его  исключение  из  правил  основывается  на  естественной  изоляции  от  всего  мира.

Любое  крупное,  многонациональное,  обладающее  значительными  природными  и  финансовыми  ресурсами  государство  нуждается  в  их  защите,  а  следовательно,  и  в  собственной  армии.  Здесь  перед  нами  встает  второй  вопрос:  какой  должна  быть  эта  армия,  то  есть  на  основе  каких  принципов  она  должна  формироваться?

Остановимся  на  наиболее  важных:

1) Добровольность.  Гражданин  должен  сам  решать  для  себя – служить  ему  отчизне  или  нет.  Но  если  армия  станет  продолжать  существовать  в  той  же  форме,  что  и  сейчас,  добровольцев  по-прежнему  останется  не  так  уж  много.  И  потому  добровольность  не  возможна  без  наличия  необходимых  условий  содержания  и  оплаты  труда  (военная  служба – тоже  труд!),  для  того,  чтобы  эту  добровольность  достойно  компенсировать.

2)  Оборона. Военная  политика  государства  должна  быть  сосредоточена  исключительно  на  функции  обороны  государства.  Гражданин,  взявший  в  руки  оружие,  должен  этим  оружием  стоять  на  охране  безопасности  своего  государства,  а  не  принимать  участие  в  сомнительных  военных  компаниях,  становясь  заложником  вышеупомянутых  внешнеполитических  амбиций  правительства.

Можно  оправдать  войну  за  свободу  и  независимость  своего  народа  и  своего  государства,  но  война  с  любыми  иными  целями  (часто  маскируемыми  государством  под  демократическими  и  единственно  возможными)  не  выдерживает  никаких  оправданий.

Альбер  Камю в «Бунтующем человеке»  писал  о  том,  что  «умирать  имеет  смысл  только  за  свободу,  ибо  лишь  тогда  человек  уверен,  что  он  умирает  не  целиком»,  и  в  этих  словах  нам  видится  главное  и  единственное  оправдание  войны.  Только  охраняя  свободу  и  сражаясь  за  свободу,  человек  остается  свободным,  и  является  уже  не  собственностью  государства,  но  сам  становится  собственником  свои  судьбы  и  своего  государства,  ибо  только  от  его  выбора  и  интереса  зависит,  будет  ли  оно  существовать.

IV

Налоги

В  большинстве  современных  государств,  налоги  являются  единственной  формой  отчуждения  собственности  на  началах  обязательности,  индивидуальной  безвозмездности,  безвозвратности,  не  носящей  характер  наказания  или  контрибуции,  а  целью  обеспечения  платежеспособности  субъектов  публичной  власти.  Заметим  также,  что  сбор  налогов  является  мерой,  установленной  законом,  (а,  следовательно – законной  мерой)  и  обеспечивается  государственным  принуждением.

Считается  общепринятым,  что  право  парламента  утверждать  налог  есть  выражение  права  народа  соглашаться  на  уплату  налога.  Взимание  налога  согласовывается  с  парламентом  как  с  представителем  народа,  но  не  согласовывается  с  каждым  членом  общества.  Более  того,  в  ряде  стран  существуют  конституционные  запреты  на  решение  вопросов  о  налогообложении  путем  референдума.

Парламент – государственный  орган. Однако  для законодателя  он выступает  неким общественным конденсатом.  Что  для  рядового  гражданина  может  показаться  абсурдным,  то  для  государства  в  порядке  вещей.

Далее  приведем  для  примера  статью  209  Гражданского  Кодекса  Российской  Федерации,  которая  называется  «Содержание  права  собственности».  В  пункте  2  данной  статьи  законодатель  приводит  перечень  действий,  которые  собственник  вправе  совершать  в  отношении  принадлежащего  ему  имущества,  а  в  сущности  обременять его  любыми  способами,  не  противоречащими  закону  (т.е. нормативно – правовому  выражению  государственной  воли).

Исходя  из  нашего  тезиса  государства  как  собственника  человека,  и  на  основании  этой  нормы,  мы  можем  предположить,  что  обременение  гражданина  налогом  есть  право  государства  как  собственника.  У  гражданина  же  есть  только  право  согласиться,  но  нет  права  отказаться – так  за  него  решило  государство.

Сущность  налогообложения  заключается,  прежде  всего,  в  его  принудительном  характере.  Принуждение – всегда  насилие.  Подкрепленное  угрозой  уголовной  ответственности  (как  репрессивной  мерой  в  отношении  лица,  уклоняющегося  от  уплаты  налогов),  и  внедренной  в  сознание  индивида  мыслью  о  том,  что  без  налогообложения  не  может  существовать  и  само  государство,  (а,  следовательно – выполнять  и  свои  охранительные  функции  в  отношении  гражданина),  осознание  этого  факта  оставляет  индивида  в  состоянии  растерянности  и  беспомощности,  но – покорности.

Действует  ли  таким  образом  государство  в  интересах  личности?  Разумеется,  нет,  так  как  любой  здравомыслящий  человек  вряд  ли  пожелает  расстаться  с  частью  собственных  доходов,  не  видя  в  этом  никакой  практической  выгоды  для  себя,  но  воспринимает  налогообложение  как  неизбежное  зло,  ибо  не  видит  альтернатив.

У  него  нет  выбора.  И  здесь  в  очередной  раз  государство  вступает  в  противоречие  с  собственными  целями,  главная  из  которых – защита  свободы  и  интересов  личности.  В  данной  случае  оно  выступает  именно  как  собственник,  обременяющий  свое  имущество  в  личных  интересах,  но,  отнюдь,  не  в  интересах  своего  имущества,  ибо  полагает,  что  у  имущества  интересов  быть  просто  не  должно.

Мы  не  станем  касаться  вопроса  о  том,  может  ли  государство  существовать  без  налогообложения,  но  попытаемся  определить  иное – возможно  ли  в  принципе  налогообложение  как  добровольный  акт  сотрудничества  между  личностью  и  государством  с  равными  правами  и  обязанностями  обоих  субъектов?

За  основу  возьмем  точку  зрения  Джона  Локка,  полагавшего,  что  расходы  правительства  должны  нести  граждане,  но  лишь  с  их  согласия,  то  есть  с  согласия  большинства.  Сразу  же  возникает  вопрос:  для  чего  плательщику  соглашаться  на  налог,  если  это  согласие  не  будет  иметь  отношения  к  его  специальной  выгоде?

Жан Симонд де Сисмонди  в  начале  XIX века  создал  «теорию  наслаждений»,  где  обосновывал  взимание  налогов  как  «цену,  уплачиваемую  гражданином за полученные им наслаждения от общественного порядка, справедливости правосудия, обеспечения свободы личности и права собственности. При помощи налогов покрываются ежегодные расходы государства, и каждый плательщик налогов участвует, таким образом, в общих расходах, совершаемых ради него и ради его сограждан».

Мы  смогли  бы  принять  эту  точку  зрения  только  в  том  случае,  если  бы  общественный  порядок,  справедливость  правосудия  и  обеспечение  свободы  личности  и  права  собственности  существовали  повсеместно,  однако  теория  эта  является  в  большей  степени  утопической,  нежели  применимой  к  современной  действительности.  И  вместе  с  тем  она  достаточно  убедительно  говорит  о  том,  в  каком  случае  возможно  добровольное  отчуждение  денежных  средств  самим  гражданином  в  пользу  государства.

Только  когда  гражданин  знает  и  видит,  на  что  расходуются  его  налоговые  взносы,  уплата  налогов  может  стать  добровольным  актом.  Наблюдая  практическую  пользу  в  виде  отремонтированных  дорог,  по  которым  он  ходит  или  ездит,  развитой  инфраструктуры  или  действительных  гарантий  прав  и  свобод  личности,  гражданин  может  заплатить  ту  «цену»,  о  которой  говорит  Симонд де Сисмонди.

Говоря  о  государстве,  мы  должны  в  первую  очередь  понимать,  что  подразумеваем  под  этим  словом  не  абстрактный  механизм,  некий  общественный  регулятор  без  имени  и  лица,  но  вполне  конкретных  людей,  как  раз  и  олицетворяющих  собой  само  слово  «государство».  И  потому  вполне  резонным  будет  полагать,  что  те  денежные  средства,  уплачиваемые  гражданами,  в  том  числе  и  на  содержание  этих  лиц,  должны  стимулировать  их  на  выполнение  своих  обязанностей  по  договору,  заключенному  между  ними  и  народом.  Однако  законодательно  закрепленное  положение  о  том,  что  налогообложение  находится в рамках публичного  (налогового),  а не гражданского права,  такого  договора  не  подразумевает,  а,  следовательно,  и  не  ограничивает  правительство  в  пренебрежении  своими  прямыми  обязанностями.

Налогообложение  было  и  остается  мерой  государственной  принуждения.  Но  для  того,  чтобы  заработала  система  налога  как  добровольного  пожертвования  в  пользу  государства,  необходимо  не  только  ограничение  государственной  власти,  но  и  высокий  уровень  правосознания  как  всего  общества  в  целом,  так  и  любого  отдельно  взятого  гражданина.

Только  таким  образом  возможно  формирование  полноценного  гражданского  общества,  в  котором  личность  осознает  необходимость  следования  общественным  интересам  наряду  с  индивидуальными  выгодами.  Так  формируется  взаимосвязь  между  государством,  обществом  и  личностью,  где  личность  следует  общественным  интересам,  общество  контролирует  деятельность  государства,  а  государство  обеспечивает  права  и  интересы  личности.  Только  так  возможно  опровергнуть  тезис  о  человеке  как  собственности  государства,  обозначив  для  каждого  субъекта  необходимый  круг  не  только  прав,  но  и  обязанностей.  Свобода  никогда  не  может  быть  безграничной,  ей  всегда  противостоит  необходимость. В  нашем  случае – это  необходимость  действовать  во  благо  общества  и  личности.

Существование  в  обществе  можно  сравнить  с  любой  командной  игрой,  где  на первое место выдвигается взаимопонимание игроков  и  умение вести грамотные совместные действия.

И  потому  естественное  человеческое  желание  быть  свободным  невозможно  без  грамотных  совместных  действий  в  команде  с  обществом  и  государством,  где  каждый  игрок,  должен  сознательно,  без  какого-либо  внешнего  принуждения,  ограничить  самого  себя  ради  достижения  общего  положительного  результата.

 Павел Бельдюгов, 2008