Глюки Города: «Надо идти дальше — дальше и дальше с ума»

«Визии», выпуск третий.

Еще несколько работ Глюков можно найти в этом тексте Волената, также она оформляла афишу нашего майского фестиваля, обложку «Rit­u­al» MRKB и некоторые другие релизы.

Глюки есть в ЖЖ.

— А.Т.

Здравствуй, Глюки. На большинстве твоих рисунков присутствует некий безымянный Город, а на тех, на которых его de fac­to не видно, определенно ощущается присутствие невидимой гигантской тени, своими стенами, домами и странным небом-надстройкой будто служащей рамкой…даже стеной для всей картины. Насколько я понимаю, твой творческий псевдоним также связан с этим Городом – можешь рассказать, что это такое, и что для тебя значит?

Это, на самом деле, очень сложный вопрос — то есть я сама еще не до конца осознала, что же это такое и почему мои жизнь и творчество так тесно с ним связаны. На данный момент картина примерно такая: есть три уровня/слоя/аспекта восприятия этого явления:

1) Поверхность

Самый явный, фактический уровень. Город — как комплекс архитектурных объектов со своей историей, судьбой, с населяющим его огромным количеством людей, создающих эмоциональное/энергетическое поле, со своим климатом, набором городских легенд, с «хорошими» и «плохими» местами, красивыми фасадами и уютными пыльными дворами. Это место, где я родилась, к которому привыкла, и которое очень люблю (если выкинуть меня с палаткой в дикую природу — я не протяну там и недели).

2) Изнанка

Это мой любимый уровень, привычное, родное видение. Чаще всего под Городом-с-большой-буквы я подразумеваю именно это — живое, одушевленное существо, единый организм с отлаженными системами кровообращения (дороги), дыхания (скверы и парки), опорно-двигательным аппаратом (собственно, архитектура), нервной системой (сети электропитания). Многоглазый, глядящий миллионами окон-глазниц, многоликий (такой разный ночью, на рассвете или в разгар дня) — он мой друг и защитник, навсегда поселившийся у меня в душе, привязавший тем самым к себе.

Город, помимо людей, населен множеством существ — его Свободных Порождений, «городских нимф». Тут можно выстроить целую иерархию духов, целый пантеон местных божеств и демонов. Духи домов (как правило, предстают перед взором обычных людей в виде сидящей возле подъезда бабушки), души фонарей (часто пытаются высказаться с помощью обрывков когда-то навешанных на них объявлений, складывающихся в осмысленный текст), жители крыш и подземелий, чердаков и подвалов, хранители лифтовых шахт и самых глубоких дворов-колодцев, те, кто глядит из вентиляционных отверстий и завывает в водопроводных трубах.. Перечислять можно бесконечно.

Есть и совсем бестелесные субстанции, проявляющие себя как звуки — вроде призраков несуществующих поездов, стучащих колесами в самых неподходящих для этого местах, или Шума (суть – Скорости) Дорог. Это не говоря уже о самых, наверное, низших существах, проступающих на стенах Города в узорах трещин, подтеках и пятнах краски, воплощающихся только тогда, когда на них падает взгляд, обращается внимание (их я, кстати, очень люблю «вытаскивать» из стен при помощи фотоаппарата).

Все это — именно что изнанка привычной нам городской реальности, место, где хорошо видны узлы, пересечения нитей и скрытые стежки — энергетические потоки, места силы. Как и человек, отдельный дом, а то и район Города приобретает свой характер с возрастом, поэтому проще всего заглянуть, а то и проникнуть в этот мир, стартуя в старых районах Города, где реальность истончается под гнетом истории. А иногда — достаточно просто всмотреться.

3) Ядро

Третий — самый загадочный, самый непонятный, одновременно пугающий до дрожи и неумолимо манящий уровень. Это — Чумной Город (Сновиденный Город, Серый Город, Город Псов). Он буквально пропитан Чумой (в самом страшном смысле этого слова, попробуйте представить), она сочится из стен, глядит из проемов дверей и окон, пеплом падает с неба.

Улицы чаще всего пусты, но иногда на них можно встретить странных существ, больше всего напоминающих дымящихся черным призраков-прокаженных. Там почти нет цветов, только гнойно-красное небо, точнее, дымка, нависающая над изъеденными болезнью домами — исключение из всеобщего монохрома.

У Города своя география — наиболее продвинутые сновидцы помнят, где расположены отдельные районы и локации, выделяют их особенности и характерные принципы, общие для всех (индивидуальны лишь текстуры, которыми покрывается каркас).  Самое, наверное, запоминающееся место — это Главное Здание, возвышающееся в самом центре Города, что-то вроде большого отеля со сложной системой лестниц и лифтов, которые не всегда ездят вертикально.

Чумной Город периодически прорывается в нашу «явную» реальность, не говоря уже об «изнанке»,  где места прорывов видны издалека, буквально светятся черным, притягивают к себе изнаночных существ.. и меня.

На самом деле, в этом аспекте больше вопросов, нежели какой-то внятной информации, только догадки и доводы. Существует ли это место объективно (учитывая, что сведения о нем доходят порой от незнакомых между собой людей)? Был ли этот Город всегда поражен Чумой? Почему и зачем мы попадаем туда во сне? Что это вообще такое?..  Найти ответы на эти вопросы, если это вообще возможно, я смогу, только развив свои сновидческие способности, повысив уровень осознанности до максимума, а до этого еще далеко.

Я знаю точно — я бывала там не раз, меня тянет туда, и, не смотря на то, что там, по ощущениям, творится недоброе, мне там даже нравится. И еще — я уверена, что это действительно имеет большое значение.

Редакции перед интервью стало известно, что ты не человек, а Сава. Скажи, зачем Сава-то — и вдруг рисует? Разве ты не должна вместо всего этого охотиться на мышей и прятаться от людей в дуплах?

Ну да — Сава. Да — рисует. А почему бы и нет? Давно ли человечество ввело монополию на творчество?

Вообще, чтобы спрятаться от людей, не обязательно сидеть в дупле — достаточно просто выстроить свой график так, чтобы встречаться с ними как можно реже, например, выходить на улицу ночью, а днем смотреть сны.  Чем меньше вокруг людей, тем больше шанс поймать «мышь» — ухватить за хвост момент, состояние, едва уловимый звук или запах, который потом унести в гнездо, сохранить в памяти.

Откуда к тебе приходит твое вдохновение и твое творчество? Приходится ли за ними ходить или они сами залезают в твою голову? Охотишься ли ты за ними и как?

Вдохновение — это Поток. Чаще всего, когда пытаешься просто сесть и специально что-то нарисовать, бросаешь на пятой минуте и уходишь курить. Потому что нет Потока.  Настигнуть он может в самый неожиданный момент: в метро, в гостях на старой питерской кухне, на работе. Может разбудить среди ночи и заставить тебя брать карандаш и не разгибать спину до утра.

Когда «сквозит» — Поток, проходя через тебя, захватывает по пути припасенные образы и изливается на бумагу — чувствуешь себя не более чем инструментом (нередко, глядя на готовую работу, задаешься вопросом: «неужели это я нарисовал?»). Обычно, самый пик вдохновения приходится на эскиз — потом Поток ослабевает, оставляя за тобой право завершить рисунок, довести его до ума технически и дополнить деталями.

Источник этого Потока, по ощущениям, кроется где-то в переулках Сновиденного Города, ближе к центру, неподалеку от сердца.

Призвать его, приблизить приступ вдохновения можно посредством прогулок – во сне и наяву. Подобно тому, как, гуляя по Москве, я нахожу и кладу в карман ключи, монетки, пуговицы, кусочки стекла и прочие артефакты, так же я собираю образы и идеи для рисунков. Это, скорее, коллекционирование, нежели охота. Чем больше их лежит в жестяных коробочках у меня в голове, готовых быть нанизанными на стержень Потока — тем больше шанс его поймать.

Конечно, иногда я, устав внимательно смотреть под ноги в поисках очередного сокровища, «езжу на барахолку», пополняя коллекцию образами, навеянными музыкой, фильмами, книгами — по сути, чужим творчеством. Так ведь и идет по цепочке — кто-то, вдохновившись чужой музыкой, пишет картину, которая, в свою очередь, становится толчком для написания чьего-то рассказа, и так далее, до бесконечности.

С чего у Савы все началось? Всегда ли Сава работала с теми же темами, что сейчас, всегда ли рисовала?

Началось все того, что однажды, в раннем детстве, маленький Савенок взял в лапку карандаш и нарисовал на стене каляку. Родители, заметив это, спешно выдали ему альбом для рисования и оставили их наедине. Все детство Савенок рисовал чудовищ разной степени кровожадности, зубастости и хвостатости, неизменно поражавших своими масштабами (рядом, для сравнения, всегда были нарисованы крошечные, разбегающиеся в ужасе человечки).

Через несколько лет родители вытащили Савенка из кучи изрисованной бумаги и отвели в ИЗО кружок, где он (уже в красках) стал рисовать все, о чем ему там рассказывали — от греческих богов и египетских пирамид до мухоморов и чукотских ездовых собак.

Шли годы, Савенок рос и постепенно превратился в Саву.

Все поменялось в 2005‑м. Он, безусловно, стал годом глобальных перемен в моей жизни и творчестве. На голову разом свалилось огромное количество новых ощущений, переживаний и открытий, подскочил порог осознания. Я познакомилась с Городом и впервые поймала исходящий оттуда Поток. Вот тогда все началось по-настоящему.

Именно в это время начал формироваться тот стиль, которого я придерживаюсь до сих пор — преимущественно, графика, три основных цвета: белый-красный-черный (соль-сера-ртуть/побелка-кровь-сажа). Появились основные «персонажи» (сам Город, девочка в красном, зоркие сгустки живой тьмы) и символы (птицы, глаза, ключи и т.д.).

Естественно, со временем оттачивалась техника, обрастали новыми смыслами образы, расширялась тематика. Это развитие продолжается до сих пор, и останавливаться на достигнутом нельзя, надо идти дальше — дальше и дальше с ума.

Как твое искусство отражается на тебе? Невооруженным (а уж вооруженным! — А.Т.) глазом видно, что твои работы очень насыщенны эмоционально, не боишься ли ты сойти благодаря им с ума, заблудившись в каком-нибудь из рисунков?

Чаще всего оно отражается в виде синяков под глазами и боли в спине после бессонных ночей. Было бы правильнее сказать, что это я отражаюсь в нем. Все мои рисунки насквозь пропитаны моими эмоциями, переживаниями и страхами (а разве бывает иначе в отношениях между художником и его работами?).

Те чувства, которые я не умею упаковывать в слова, я выражаю в рисунке. Так честнее, правда, не всегда доступнее для окружающих.

Заблудиться? Нет, не боюсь. Они ведь прожиты мной вдоль и поперек — во время создания и после, во сне и наяву. Роднее мест, наверное, не найти, хотя и они, порой, преподносят мне сюрпризы, не перестают удивлять. Насчет сумасшествия — отдельная тема. Свое путешествие прочь от ума я начала лет шесть назад, и пока что конца-края этому пути не видно.

На многих твоих рисунках присутствует длинноволосая девочка в красном, которая, чаще всего, выступает будто в качестве наблюдателя — репрезентует ли она тебя саму, и если да, то в каком смысле?

Девочка в красном, на самом деле, непростой персонаж. Одновременно наблюдатель и главный герой, она — душа Города и в то же время его порождение, жертва зрячей пустоты и единственное существо, которое та не может поймать и поглотить. Она — воплощение Свободы, и, тем не менее, всегда ищет выход из своего мира куда-то дальше, туда, куда улетают со стен мотыльки — к еще большей, абсолютной Свободе.

Но она привязана к Городу, она, в каком-то смысле, его узница, поэтому шансов на освобождение у нее нет, и все, что ей остается — наблюдать. Ни на одном рисунке не видно ее лица, в ее мире всегда дует ветер, он прячет ее взгляд в волосах. Городские легенды гласят, что когда стихнет ветер и она наконец-то покажет лицо, случится что-то, что навсегда изменит Город (возможно, это будет последний мой рисунок — кто знает). Что до наших с ней отношений — тут все предельно ясно.

Девочка в красном — моя анима. Дело в том, что у меня до недавнего времени были проблемы с самоидентификацией — расплодившиеся субличности (как мужские, так и женские), вели ожесточенную войну за лидерство у меня в голове. На момент, когда появилась героиня, верх взяли мужские субличности, поэтому лирическим героем стала девочка — анима, а не мальчик — анимус. Сейчас ситуация на мозговых фронтах изменилась, но персонаж остался прежним — мы так привыкли друг к другу, что менять я ничего не стала.

Двадцатый и двадцать первый века стали для искусства веками перфомансов, хэппенингов и гигантских скульптур из неприспособленных для этого материалов. Меняет ли или не собирается ли и Сава менять мир (тот или не тот, который в головах)?

Любое, даже самое незначительное действие каждого человека (и не только), меняет мир, ведет к очередной вероятностной развилке. «Взмах крыла бабочки», угу. Творческие люди в этом плане могут раскачать реальность чуть сильнее, ведь создание музыки, текста, рисунка — акт творения в миниатюре, а это уже не мелочь. С миром в головах — сложнее. Бывают такие головы — не пробьешь, не достучишься.

Тут и выявляются «свои» — те, кого и впрямь цепляет, кто смотрит глубже и за «мрачной» оболочкой видит суть, Поток (пусть даже не видит, главное, чувствует в себе отклик). Мое творчество как раз и нацелено на таких людей.

Если кто-нибудь, взглянув на мои рисунки, вдруг вспомнит что-то важное, поймает свое вдохновение или порадуется, что не он один такой двинутый на этой планете, или просто почувствует какое-то шевеление в глубине души, смутную тревогу или желание что-то изменить — значит, то, чем я занимаюсь, как минимум не зря.

Учитывая то, что мы о тебе узнали, да и субъективные ощущения от твоих работ, необходимо спросить: признаешь ли ты существование некоего незримого мира, который оказывает на нас непосредственное влияние, и живет по собственным законам, зная которые, с ним можно взаимодействовать? Если более прямо, то что для тебя магия, (если она есть)?

Если под «незримым миром» подразумевать то, что нельзя увидеть невооруженным глазом (и, чаще всего, объяснить/доказать с научной точки зрения), но можно представить — то таких миров — несметные количества, и все они в какой-то степени реальны: от мира, который видит один-единственный шизофреник, до таких напитанных верой мест, как христианские Рай и Ад.

На мой взгляд, для человека несвойственно жить в голом, не приправленном чудесами «зримом» мире — без сверхъестественного, в отсутствии «высших сил», он являет собой крайне унылое место. Даже самый закоренелый материалист, сам того не осознавая, выстраивает свой пантеон из современных богов богатства, телевидения, интернета, создает культ. Каждый украшает «зримое» так, как ему по душе. Можно взять за основу личного мировоззрения уже готовый шаблон одной из мировых религий, можно обвить его суевериями (опять же, уже готовыми).

Лично мне по душе иной метод. Моя картинка мира больше всего похожа на узор из разноцветных стеклышек в старом калейдоскопе. Стеклышки эти частично откуда-то изъяты (вот маленький желтый осколок буддизма, вот прозрачное стеклышко, обкатанное ручьями славянского язычества, вот обсидианово-черный кусочек Хаоса), частично сгенерированы в недрах черепной коробки. Их количество неограниченно, узор постоянно меняется, разрастается во все 11 измерений сразу. Размер стеклышек тоже разнится — самые большие составляют основу узора, служат узлами. Такая картинка никогда не будет завершенной, а значит, предела нет.

Есть среди этого разнообразия и чисто магические стеклышки. Недавно у меня в голове выкристаллизовалось очень простое определение: Магия — это набор инструментов для связи с незримыми мирами и существами, их населяющими (дальнейшее — уже детали, черной или белой магией пользоваться, к темным или светлым мирам взывать). Главное тут — точно знать свои цели и трезво оценивать собственные силы, чтобы ненароком не привлечь к себе лишнее внимание с той стороны.

Как по-твоему, может ли рисунок быть частью Пути в самом, пожалуй, возвышенном из смыслов этой фразы? Может ли он на Пути помочь или помешать?

Несмотря на то, что серьезно рисую я уже больше пяти лет, завершенных работ у меня не так много — чуть больше полусотни (я не беру в расчет ворохи эскизов, залежи задумок и идей, до которых не дошли руки). Каждый рисунок (даже для меня, его создателя) — головоломка, решение которой — ответ на какой-то важный вопрос, который помогает мне двигаться дальше, следовать Пути. Причем, решать эти головоломки не обязательно, а иногда и не нужно сразу, к некоторым из них я возвращаюсь годами позже, как к своеобразным посланиям к «себе-будущему».

А если учитывать, что готовый рисунок — это результат взаимодействия источника (Потока) с инструментом (художником), то их можно рассматривать не только как приветы из прошлого в настоящее, но и как артефакты-подсказки из других миров, или даже зашифрованные руководства к действию.

Сказать, каким именно образом они помогли мне на Пути, я смогу только тогда, когда пройду значимый его отрезок и обернусь назад с целью проанализировать и разобраться в том, что же со мной происходило. Беда вот в чем — зная себя, не факт, что я хоть раз обернусь — слишком уж меня увлекает движение вперед.

Ждешь ли ты чего-нибудь от того, что делаешь?

Если речь о славе или (тем более) деньгах — нет. То есть, здорово было бы, например, побывать на собственной выставке где-нибудь в Европе или заполучить несколько сотен со_чувствующих моему творчеству по всему миру, но это далеко не самоцель, иначе я рисовала бы по-другому.

Если отбросить материальный фактор, все равно, не сказала бы, что я чего-то жду. Мое дело — следовать Потоку, не прекращать рисовать, а то, что подытожит мое творчество (или очередной его этап) так или иначе случится, когда придет время.

Как я уже говорила ранее, я коллекционирую ключи. Иногда они приходят сами, иногда приходится приложить усилия, чтобы найти нужный ключ (методики правильного поиска ключей мне как-то раз продиктовали во сне).

Папка с моими рисунками — та же связка ключей, лежащая до поры до времени в комоде.

Я думаю, наступит момент, и для каждого из этих ключей найдется своя замочная скважина, своя Дверь, а за ней еще одна, а за ней..

Неспроста же когда-то давно маленький Савенок взял карандашик и нарисовал на стене каляку?