Итак, мы в аду – дальше как?
«В самом воздухе было что-то пьянящее, что давало ощущение легкости, довольства и счастья. Все кругом блистало чистыми, чудесными, нежно светящимися красками. Очутившись в саду, испытываешь острую радость, какая бывает у человека только в редкие минуты, когда он молод, весел и счастлив в этом мире. Там все было прекрасно… Его тело нашли вчера рано утром в глубокой яме, близ Восточно-Кенсингтонского вокзала.
Это была одна из двух траншей, вырытых в связи с расширением железнодорожной линии на юг. Для безопасности проходящих по шоссе людей траншеи были обнесены сколоченным наспех забором, где был прорезан небольшой дверной проем, куда проходили рабочие. По недосмотру одного из десятников дверь осталась незапертой, и вот в нее-то и прошел Уоллес»
Герберт Уэллс, «Дверь в стене».
Ожидание чуда естественно для человека. В пору детства человеческого рода и в пору детства каждого из нас сомнения в этом просто не возникали: иллюзорные стены мира еще не были установлены, обыденность еще не была поймана в наши сети, а каждый день дарил открытия одно безумнее другого. Потом, впрочем, плоды таких открытий становились привычными и переставали быть чудом, но разве это отменяло их чудесную природу?
Когда-то человеческое тело, созданное потусторонними хтоническими силами где-то в живой глубине, странное сложнейшее образование, чуждое простым и четким формам ума, микс из сочной плоти, кипящей крови, костей и хрящей, грязной и чистой слизи, связок, мышц, нервов, было запечатано непреложной болевой границей божественного права карать болезнями и избавлять от них.
Священное безумие магического вмешательства в это тело было нарушением табу, добровольным выходом в мясной хаос каждого человека. Святое право совершать подобное принадлежало Асклепию, Апполону, Тоту, Дханвантари, их жрецам — официальным пособникам потустороннего, представителям чуда – сегодня же это «просто» медицина.
Однако заметим, что наука эта как ничего не лечила, так ничего и не лечит – все делают естественные механизмы организма, работает все тот же мясной хаос, и точный механизм того, откуда и почему вдруг возникают болезни, и почему затем они прекращаются, так и не изучен. Зато мы можем теперь просто не думать о нем, не бояться живущего в каждом из нас обломка непонятного чуда, то ли опасного, то ли полезного, то ли просто непонятного, неуправляемого и чуждого.
Космология была заменена топографическими и космическими исследованиями. Сегодня уже никто не скажет, будто бесконечная Богиня (неважно – Притхиви или Гея, или, может, неизвестно как затесавшийся среди них египтянин Геб) простерла свое тело от горизонта до горизонта, никто не решит, будто планеты – сознательные существа, управляющие реальностью, а в небе Ганга разлилась по Нут.
Сами вопросы древности – зачем все это вокруг нужно и что я здесь вообще делаю – заменены менее инфантильными, гораздо более практичными и по большому счету (если мы говорим о САМОМ большом счете) совершенно бессмысленными вопросами механики происходящего.
Чудо – это выход человека за границы завоеванной и обжитой территории, неважно, выходит ли дикарь из пещеры ночью, ученый за рамки современных теорий, шут за пределы очередной системы или маг из концепции человеческого. «Ты никогда не решишь проблему, если будешь думать так же, как те, кто ее создал», – говорил Эйнштейн, перевернувший для современников мир вверх дном и по иронии судьбы так и не сумевший выйти за пределы собственной теории.
Чудо – это универсальное решение проблем именно по такому рецепту. Чудо уничтожается привычкой и цинизмом, открывается – радостью и открытости ко всему новому и обновленному.
Закрытость любой системы, в том числе зашоренность человека – предвестие смерти, раз уж жизнь теперь не стремится ни к чему новому – не стремится развивать себя к чему-то действительно незнакомому. И с этой точки зрения чудо одинаково творит любой, кто смело идет по жизни, пересекая свои и чужие границы, будь он магом или художником.
И потому еще жестче становится уже современная проблема пересечения границ – когда форма геоида установлена, а клятва Гиппократа оскверняется систематически. Сегодня «мясному хаосу» пришлось бы принять совсем уж чудовищные формы для того, чтобы подслеповатый обыватель был выведен за пределы обычного восприятия болезни и здоровья, понял бы, что взгляд современной медицины смотрит отнюдь не туда, где находятся причины и основания, а лишь туда, где лежат инструменты и средства.
Ожидание чуда естественно для человека. Каждый из нас должен переходить границы, в этом залог нашего развития. Не совпадение, что залогом развития всех представителей рода человеческого всегда являлась религия, чьи служители утверждались официальными представителями чудесного и потустороннего, а также магия и искусство, изначально неотделимые от религии. Тогда лишь богам и героям слагали поэмы и гимны, а первым стихотворным произведением было заклинание-молитва.
В русских деревнях большинство заговоров до сих пор в стихотворной форме обращаются к святым, Деве Марии, Иисусу и Богу-Отцу, а древнейшие формы ведической и тантрической магии и жреческого ремесла – гимны-заклинания, – как были стихотворными поэмами-молитвами с вкраплениями целых с виду бессмысленных строчек – магии звука, – так и остались.
И именно традиция является главным препятствием чуду – а оригинальность и незаурядность всегда были залогом существования чудесного, а значит прекрасного (хотя иногда даже чтобы просто получить право на попытку быть оригинальным приходилось то от двадцати тысяч стихотворных строк в газелях начитывать, то просто писания строка в строку заучивать).
Последние лет пятьсот художник работает именно на оригинальность. Начиная с эпохи Возрождения, искусство никак не может оставаться на месте – иначе оно просто теряет свой статус. И, как мы можем понять даже просто из выражения «человек Возрождения», человек, переходящий границы, не может переходить их только в чем-то одном – ему всегда приходится ломать их все.
Достаточно вспомнить о Леонардо Да Винчи, художнике-изобретателе-конструкторе-скульпторе-архитекторе-анатоме-естествоиспытателе… или почти о любом ярком представителе Ренессанса, чтобы понять, что устремление творца неотделимо от неконтролируемого радостного прыжка навстречу миру, когда пересечение границ из необходимости становится точкой приложения таланта и страсти.
Возрождение возрождало, собственно, античную культуру; несмотря на такой посыл, античного отношения к искусству и культуре, прагматичного утилитаризма, в Ренессансе уже не возникло, и чем дальше шагала культура, тем дальше и дальше и искусство отдалялось от практического использования своего окончательного продукта.
Неизменным оставалось одно: тот, кто желал жить по-настоящему, стремился идти с искусством в ногу, т.к. искусство неизменно оставалось на гребне духовного развития человечества. В этом до сих пор сохраняется его сакральная роль, такая же, как и во времена, когда горизонтом человеческого прогресса был контакт с Богом, богами или предками.
Другими словами, по-настоящему живущий человек, например, Проторенессанса должен был не бояться церковного гнева и устремляться к новым открытиям, пусть даже они находились вне одобренных церковными канониками стандартов, а вот для живых времен сексуальной революции или возникновения движения хиппи этого было бы уже само собой мало – хотя мотив нарушения табу сохраняет свое ключевое для живой жизни значение до сих пор.
И что же можно почерпнуть для себя на этом вечно революционном поприще сегодня?
Как и сотни лет назад, сегодня искусство стремится качественно преобразить человека, но делать это старается с характерным современности абсолютизмом – если уж менять, так уж менять на корню, если уж нырять, так нырять до самого дна и еще его раскапывать, если уж ломать границы, так до такой степени, чтобы после слома не было понятно, где они раньше находились.
А с начала прошлого века искусство также обрело новое поле для реализации: с развитием импрессионизма, экспрессионизма, абстракционизма, сюрреализма искусство перестало работать с формами мира и стало работать с формами сознания. А это уже значит, что какая-нибудь очередная граница, которую пересечет человек для того чтобы слиться с тем, что за ней находится, может стать последней для того человечества, которое мы знаем.
На самом деле нам неизвестны рамки человеческого. Разве дикарь, привыкший одеваться в шкуры и еще не знающий колеса, попав в древний Вавилон не решит, что оказался в сверхъестественном пространстве? Разве человек из средневековья, попав в современный мегаполис, не решит, что оказался в стране фей? Разве древнегреческий ученый, оказавшись в суперсовременной лаборатории и хотя бы поверхностно познакомившись со всем, что там им может быть найдено, не сойдет с ума?
Мы по крайней мере несколько раз уже пересекали границу человеческого и пока относительно живы. Искусство же лишь рисует нам те возможности, которые мы реализуем своей судьбой в ближайшие века. И, поскольку современный прогресс по меркам истории стал уж совсем непомерным и только развивается, то люди сегодняшние людей завтрашних могут уже попросту не узнать.
Несколько лет назад уже было сообщение на КРИ, в котором для создания новых игр предлагалось применять и античные инициативные технологии, чтобы человек, проходящий игру, инициировался и реально менялся, и при этом же первом заявлении из зала было замечено, что контроль над изменениями может быть потерян и такая игра может стать опасной для здоровья.
Пересечение границ должно считаться несомненным благом. Человечество вот уже сотню лет, со времен, наверное, Мережковского и компании стоит на пороге прорыва. Осталось лишь понять, куда мы направим наш прорыв.
© Chmnoy, 2011